Если будешь выпивать, Станет мама горевать! Николай стоял смущенный. Потом вдруг стукнул кулаком по силосорезке: — Вредная баба! Совсем не так сказывала! О чем-то задумавшись, накручивала челочку на палец Люся. — А давайте не будем про Колю петь. Пусть Лизавета не радуется, — не очень уверенно предложила она. Все посмотрели на Нюру, и Коля тоже. — А ты понял нашу критику? — немного подумав, строго обратилась к парню Нюра. Тот кивнул. — Ну ладно, не будем… Когда снова ушли в черемушник, Стружка отсчитала что-то на пальцах, покачала головой: — Уже три частушки вылетело! Глава двадцать седьмая Лодка медленно плыла по спокойному озеру. Было солнечно и тихо. — На берегу ни один кустик не шелохнется, — задумчиво говорила Катя, не вынимая руки из прохладной прозрачной воды. — Подольше бы такая погода стояла. Хлеба бы засухо убрали и с картошкой в срок управились. — А нам осталось два дня… — вздохнула Стружка. — Да ладно тебе! — прикрикнула Ольга. — Умираем мы, что ли? Ведь все равно сюда приходить будем, перо собирать. Алька и Люся работали веслами бесшумно, расслабленно. Решили сегодня вдоволь покататься на лодке: на обед — окрошка, для нее все приготовлено, незачем даже дежурной оставаться на берегу. На загонах никого не видно, утки накормлены. Только электрик с утра лазит по столбам, к концу-то надумал, видно, осветить утятник. Приятно плыть тихо-тихо по озеру и думать, думать, о чем хочешь… Катюша сидела на носу лодки вполоборота к подругам. Стружка приметила, что губы Кати шевелятся: — Чего это ты, Катя? Сама с собой разговариваешь! Катюша будто проснулась, взглянула с удивлением и отмахнулась: — Тише, Нина, я песню складываю… Алька и Люся опустили весла, словно боясь даже легкими всплесками помешать Кате. — Про что? Ты только скажи, про что? — не унималась любопытная Стружка. — А ты помолчи, — одернула ее Нюра, — потом узнаем… Но Кате, видимо, и самой хотелось поделиться с подругами. — Хочу сложить песню про озеро и уток. Да только пока две строчки сочинила. — Катя, Катя, — пристала Стружка. — Скажи, какие… Частушки-то ведь артелью складывали. Может, и сейчас вместе сочиним. Катюша тихонько произнесла: Ой ты, озеро широкое, Не плещи своей волной… — Вот и все, а дальше пока не могу. Девочки помолчали, обдумывая слова Катиной песни. — Красиво! — сказала Ольга. А Катюша, прикрыв глаза, повторила: Ой ты, озеро широкое, Не плещи своей волной, Наши утки белобокие… — Блестят на солнышке спиной! — неожиданно выпалила Алька и сама удивилась: выпустила из рук весла, растерянно посмотрела на подруг. Девочки тоже оторопели. Потом переглянулись. — Как складно! — сказала Ольга. Нюра с сомнением покачала головой. — Конечно, складно!. — Стружка сама ничего пока не придумала, так решила защищать Альку. — Складно-то складно, — проговорила Нюра, — а только неправильно. — Все тут правильно! — упорствовала Стружка. — «Блестят на солнышке спиной», — повторила Нюра, нажимая на первое и последнее слова. — Уток много, а спина у них, выходит, одна? Ольга загоготала на все озеро: — А ведь и правда! Эх, ты, — повернулась она к Альке, — а еще математик называешься! — Ну и что? — опять вступилась за Альку Стружка. — Зато у нее по русскому плохо. — Подождите, подождите, — взмахнула руками Катя. — А если вот так: Наши утки белобокие В путь отправились со мной… Этот вариант показался удачным. — Так и оставим, — решила Нюра. — А почему с тобой? — спросила Стружка.