— Подождем их, — сказала она девочкам. Катя стояла в сторонке и неуверенно манила Нюру пальцем. От берега медленно поднимались учительница и директор, Нюра с досадой взглянула на подругу: «Приспичило звать именно сейчас!». В несколько прыжков подбежала к Кате, остановилась, нетерпеливо ожидая, что та скажет. — Посмотри-ка, возле забора сколько пера набилось, да и на загоне оно валяется. Я думаю, может, нам подушки для интерната сделать? У Нюры выпала из рук косынка. Катя поспешно подняла ее. Нюра ничего не говорила, только стояла с полуоткрытым ртом и смотрела на Катю странным взглядом. Наконец пришла в себя, облизнула сухие губы, через плечо быстро взглянула на девочек, к которым уже подходили старшие. Потом повернулась к Кате и сказала тихо, насмешливо: — Ну, чего же ты стоишь? Кричи на весь загон про свою затею. Пух, мол, перо давайте для подушечек собирать! Чего молчишь-то? Кричи давай! Катя ничего не могла понять. Почему так рассердилась Нюра? Что с ней? — Я ведь посоветовалась с тобой только… как с заведующей. Не хочешь — не будем. Я и говорить никому не стану. — «Не стану», «не стану»… — передразнила Нюра Катю и, круто повернувшись, сбежала к озеру. …Незаметно ушла она по берегу в густой черемушник: настроение было ужасное. Ох, ну как же нехорошо получилось с Катей! Чего бы не отдала сейчас Нюра, чтобы все было по-другому! Ведь можно было и так сделать: когда Катя сказала про подушки, Нюре-то и всплеснуть бы руками да и удивиться: «мол, надо же, и я об этом думала!» И вместе рассказали бы они обо всем Виктору Николаевичу и Светлане Ивановне. А теперь ведь не скажешь так-то. Кто поверит? «Еще заведующей пионерской фермой называюсь, — размышляла девочка, срывая с кустов черные спелые ягоды и складывая их в бумажный пакетик. Сергей-то Семенович вон как радуется, когда люди что-нибудь доброе подскажут. Да еще иной раз сам намекнет, а люди ухватятся и думают, что это они сообразили. А Сергей Семенович и слова не скажет, будто так и есть…» Нерадостные думы прервал горн. Нюра вздрогнула и растеряно повернула голову. Надо идти ужинать. А она не готова, не полностью очистилось ее Сердце от досады на Катю. «Побуду здесь, пока на стол накрывают. Ягод побольше наберу…» Она опустила ветку, с которой собирала ягоды, и та, будто обрадовавшись свободе, шелестя листьями, поднялась. Незаметно Нюра набрала полный кулек ягод, и это обрадовало ее. Сейчас она угостит всех. И Катю тоже… — Ню-ю-ра! — послышался голос Ольги. — Ужинать! Когда Нюра, не торопясь, подошла к вагончику, все уже рассаживались за большим столом на поляне. Только Катя возле будки гладила и гладила мохнатую голову Бобки. Ни на кого не глядя, Нюра пошла к Кате. Протянула пакет с ягодами. — Возьми, сла-а-дкие, — заглянула в глаза, настойчиво положила полную горсть черемухи на ладонь подруги. А за столом девочки приставали к Виктору Николаевичу. — Расскажи-и-те что-нибудь! — Ну что я вам расскажу? — разводил руками директор. — Про лысину деда Анисима, — подсказывала Люся. — Да ведь вы уже знаете, — отговаривался Шатров. — Еще раз, еще раз! — просили девочки. — Ладно, так и быть. Пока разливали суп по тарелкам, Шатров начал свой рассказ: — Ну, вот. Когда Сергей Семенович задумал осушить болото за Малайкой, он первым делом решил посоветоваться со стариками. Они народ опытный, землю хорошо знают. Запрягли мы с ним Алмаза и поехали в Малайку к дядюшке Прохору. Совсем забыли, что он в Сочи отдыхает. Ну, выходит, надо к Федору Карпычу ехать. Прибыли, а тот на рыбалку, говорят, отправился. Но ведь в запасе еще дед Анисим в Липовке есть! Мы — к нему. Девочки заранее улыбались, зная, что сейчас начнется самое интересное. Стружка, так та сидеть спокойно не могла, вся искрутилась на скамейке. — Приезжаем, а дед Анисим сидит на крыльце, цыплятам зерно раскидывает. Лысина у него во всю голову, как медная кастрюлька, на солнце сияет. Так, мол, и так, дед Анисим. До тебя дело есть. Выслушал он нас внимательно и сказал: «С маху вам ничего не присоветую. Поглядеть надо». «Пожалуйста, — говорим, — вон и Алмаз у ворот землю копытом бьет». Сели, поехали. Приезжаем на болото. Дед Анисим у нас козырем из ходка выскочил. Огляделся, нагнулся, взял в горсть мокрой земли, плюнул на нее, растирает. А потом ко рту поднес. Мы думаем, уж не лизнуть ли хочет? Нет, понюхал только. Девочки громко рассмеялись. — И вдруг склонился наш дед перед Сергеем Семеновичем, сдернул картуз, звонко шлепнул по своей лысине ладошкой и заявил авторитетно: «Как на этой целине ничего не вырастет, так и на болоте урожаю не бывать!» Все расхохотались, а Стружка не выдержала, вскочила со скамейки и, торопясь, досказала смешную историю про своего деда. — А когда овсы на болоте поднялись, мамка чуть не каждое утро над ним посмеивалась. Подойдет, погладит по лысине, посмотрит на нее да и скажет: «Ой, дед, знать-то, и на твоей целине что-то прорастает!» Он сердится, отмахивается, а потом сам хохочет. «Вот сейчас, сейчас и скажу», — решила Нюра, когда за столом, наконец, успокоились и принялись доедать почти остывший обед. — А Катя предлагает подушечки для новых яслей сделать, — сказала она спокойно. — Перо-то на утятнике зря пропадает, ветром его разносит, дождем прибивает. И, подгоняемая новым, переполнившим ее чувством, продолжала торопливо, будто боялась, что не поймут, не оценят Катино предложение: — Я думаю, Катя очень хорошо придумала. Если каждая из нас по две подушечки сделает, и то десять… нет, двенадцать будет. А мы ведь не две успеем сделать. Утки-то долго еще перо менять станут. Виктор Николаевич отложил ложку, внимательно посмотрел на Катю и шлепнул себя ладошкой по лбу. — А мне и в голову это не пришло! Ай да Катя! — И я бы во веки веков не додумалась! — всплеснула руками Светлана Ивановна. — Молодец какая, Катюша! «Катя про интернат придумала, а про ясли-то я подсказала», — промелькнуло у Нюры, но тут же она отогнала дальше непрошеную мысль. Глава двадцать четвертая После двухдневного отдыха приехал с кормами Коля. Девочки с шумом окружили его, а Стружка повисла у парня на руке. — Ой, Коля, соскучилась я по тебе до смерти! Коля, как всегда, улыбался тихо и ласково. Из набухших карманов горстями доставал стручки бобов и наделял ими девочек. А те наперебой рассказывали ему о грозе, о прогулке по озеру, о скорой поездке в Свердловск. Николай поворачивал голову то туда, то сюда, не зная, кого слушать. — И подушечки для яслей будем делать! — выкрикнула Стружка. Ольга дернула ее за уголок косынки. — Договорились ведь не болтать раньше срока! — Коле можно, Коле можно, — упрямо твердила Стружка. — Он никому не скажет. Нюра уже осматривала, что привез Коля. Тут были комбикорм, зерно. Хорошо! За эти дни почти все подчистили. — Зерна на три дня хватит, — прикинул Николай. — Крапивы надо намолоть побольше, — распорядилась Нюра. В этот день возчик долго искал случая поговорить с Катей. Но девочка все время была занята: Ласкала воду, мыла корытца и только когда во время кормления уток прибежала в сарай за крапивой, Коля спросил шепотом: — Ну как? Катя выглянула за двери — нет ли кого — и тоже шепотом ответила: — Ничего… — Приняли?