— Нюрочка где? — спросила она, спокойно оглядывая избу. — Бизяя, — ответил Ванятка, поняв, что вопрос мог относиться только к нему. — Куда? Но Ванятка, решив, что уже сказал самое главное, снова стал старательно черкать по бумажке карандашом, крепко зажатым в кулачке. Мария Трофимовна прошла к столу, увидела записку. Через минуту уже бежала с ней по улице, пытаясь догнать дочь. Навстречу из проулка вышел утренний гость — корреспондент. Но теперь он был в плаще, и женщина не сразу узнала его. — Куда это вы так быстро? — Вы Нюрку мою не видели? Ох ты, горюшко! Удрала ведь, — запыхавшись, проговорила Мария Трофимовна, но тут же осеклась: с утра-то хвалила, хвалила девку, а теперь жалуется. — Нет, не видел. А что случилось? — в свою очередь обеспокоился корреспондент. «Ну, нет уж! Ничего я тебе сказывать не стану. Сейчас обегу тебя да и дальше». А сама стояла перед парнем и, перекладывая записку из одной руки в другую, бормотала непонятно: — Да ничего… Так себе… Корреспондент взял из ее рук бумажку, прочитал, и серьезное лицо его заулыбалось. Мария Трофимовна с тревогой увидела, как рука парня зашарила под плащом. «За блокнотом полез, взял Нюрку на прикол», — совсем расстроилась женщина. Корреспондент и в самом деле вытащил записную книжку и, положив на колено, старательно переписал в нее записку Нюры. Глава двадцатая Ольга пересчитывала последние ящики и недоуменно посматривала на Катю. В полдень из Липовки прибыли два грузовика. Из кабины первого вышла утятница с сельской фермы. А из кузова второй машины к великому удивлению девочек осторожно спустилась по колесу Катя Залесова. И сразу же, ни с кем не говоря, ни на кого не глядя, приступила к разгрузке. Когда кто-нибудь брался за один конец ящика, упрямо сомкнув губы, хваталась за другой… Девочки терялись, не знали, как быть, но ничего не оставалось делать — приходилось тащить утят на загон вместе с Катей. Освободив ящик, Катя несла его в машину, забрасывала в кузов и бралась за новый. Люся уже давно порывалась спросить о чем-то Ольгу, но та догадываясь, о ком пойдет разговор, отбегала в сторону, будто по делам. Ольга сама ничего не могла понять! С какой стати заявилась Катерина? И, смотрите, как ведет себя! Словно ни в чем не виновата. Таскает ящики, разгружает утят. Она видела, как к Кате подсела на корточки Светлана Ивановна, и они о чем-то тихонько поговорили. В другой раз учительница незаметно улыбнулась Кате, проходя мимо. «И Нюры как назло нет!» — озабоченно думала Ольга. А сама она хоть и была Нюриным заместителем, совсем не знала, как поступить. «Наверно, Катерина устроилась работать, на сельский утятник», — неожиданно пришло ей в голову. И сразу все стало ясно. Конечно, так и есть! Привезла утят, разгрузит их и уедет в Липовку. И Ольга уже не так хмуро смотрела на Катю: работа есть работа, раз надо, так хоть куда поедешь. «Она лучше всех в школе поет, — вдруг вспомнилось Ольге. — Сейчас ее голос как бы пригодился в нашем хоре!..». Ей даже немножко жалко, что вот кончат они принимать утят, и Катя уедет с озера. «Надо посоветоваться с девчонками. Может, уж позвать ее, оставить? — не очень уверенно размышляла Ольга. — Только, что Нюра потом скажет?» Ящики разгрузили, акт приема подписали. Ольга исподтишка наблюдала за Катей. Забросив в кузов последнюю тару, девочка стояла возле машины. Один из шоферов крикнул: — Может, кому в Малайку надо? Мы сперва туда поедем. Подвезем. Эта деревня была в двух километрах от фермы, оттуда из колхозного склада привозили для пионеров продукты. — Светлана Ивановна, — напомнила Ольга. — Вы ведь хотели туда с ведомостями идти. — Мне, и правда, очень надо бы побывать там… — в замешательстве сказала учительница, быстро взглянув на Катю. — Чем потом пешком, так лучше на машине, — опять пробасила Ольга. Светлана Ивановна, решив, наконец, что надо воспользоваться предложением шофера, побежала в вагончик за документами на получение продуктов. Сегодня она отдаст их малаевскому кладовщику, а завтра привезут на утятник все необходимое. — Я вот смотрю, дождя бы не было, — сказала она, возвращаясь к машине. — Разнесе-е-ет! — взглянув на небо и широко зевнув, бросила Аксинья. — Вчера тоже тучки бродили, а ни одной капельки не упало. — Девочки, когда пообедаете — поспите, — распорядилась Светлана Ивановна, влезая в кабину. — Устали сегодня. Им и правда было сегодня нелегко: пришлось перегонять уток из загона в загон, освобождать место для малышей. «А эта что же?» — не спуская глаз с Кати, думала Ольга. Машины затарахтели, двинулись. Катя отошла в сторону, пропуская их. Ольга мгновенно забыла, что недавно жалела об отъезде Кати в Липовку. Сейчас до глубины души возмущало поведение «дезертирки». Приехала, осталась и даже спрашивать ничего ни у кого не хочет. Ну, ладно! — Пойдемте уток кормить! — скомандовала она девочкам и так взглянула на Катю, что другая бы приросла к месту. Но Катя пошла вслед за ними. Перемешивала зелень с отрубями, накладывала ведра с верхом и таскала к кормушкам. Потом вместе со всеми рассыпала зерно в загоне старших уток… Стружка то и дело выглядывала из овражка, где варила обед, и с любопытством следила за ней. — Ну и Катька! Вот это да-а! — восклицала чуть ли не с восхищением. Катя удивила ее сегодня ничуть не меньше, чем Алька — тогда, на поляне. Когда окрысились на Нюру. Больше Алька так не сердилась, и Стружка решила: если ее не задевать, Алька всегда тихая будет. А сегодня — Катька. Вообще-то боязливая, стеснительная, а тут… — Ну и ну-у! Когда утки были накормлены, Катя заглянула в кадушку и, заметив, что она наполовину пуста, с двумя ведрами отправилась к озеру. Девочки уже умывались перед обедом, а Катюша все таскала воду, приседая от тяжести к земле. Люся вся исстрадалась, не понимая, что это значит… Сели обедать. Люся не могла есть и умоляющими глазами смотрела на Ольгу. А та сидела серьезная, строгая, во всем сегодня похожая на Нюру. Видимо, ответственность налагала на нее эти черты. И Алька поглядывала на Ольгу, поминутно вздыхая. Никто почти не ел. Наконец Ольга сказала Альке: — Иди, зови ее обедать. Люся облегченно вздохнула, прижала к груди руки и хотела отвалиться на спинку, забыв, что сидит на лавке, врытой в землю. Стружка еле удержала ее: — Брякнешься ведь! Алька вернулась. — Не идет. Говорит, дома наелась. Катюша повесила ведра на прясло, и девочки видели, как она решительными шагами вошла в вагончик. И опять в душе Ольги, примирившейся было с Катей, все взбунтовалось. «Смотрите-ка, гордая какая! Будто мы перед ней виноватые, а не она. В вагончик направилась и опять никого не спросилась». А Кати только на это еще и хватило. Она прилегла на нижние узкие нары, накрыла голову платком. Знали бы девочки, каково ей было все это разыгрывать. Она даже сама не подозревала, что может быть такой артисткой. «Обедать-то я, наверно, зря не пошла, — мучилась сомнениями Катюша. — Может, все бы уладилось. Раз позвали, значит, простили меня».