— Матери моей плохо, — говорил Николай. — Можно, я за врачом съезжу? — Конечно, поезжай. Корма-то есть на озере? — На сегодня, думаю, хватит… И зелени я много намолол. «Силосорезку, значит, поставили, — догадалась Катя и отошла от окна. — Приберусь в избе, в огородную кадушку воды натаскаю, поем и пойду», — решила девочка, всячески откладывая свою встречу с подругами. Выбежала во двор, схватила ведро, висевшее на колу у забора, и направилась в огород. Возле калитки буйно разрослась трава. На широких листьях лопуха бисеринками лежала утренняя роса. Подобрав подол платья и скинув тапки, Катя пошла по мокрой траве к колодцу. «Картошка-то нынче какая! — оглядела она мощную свежую ботву. — Наверно, как куст — так полведра будет!» Стараясь думать о чем-нибудь веселом, Катюша прицепила ведро к веревке и стала опускать его в колодец, заглядывая в холодную зеленую мглу. Колодец был старый, глубокий. Только-только хватало веревки дотянуться до воды. Одним боком сруб почти врос в землю. Вот ведро шлепнулось на воду. Катя энергично подергала за веревку, чтобы оно наполнилось, и медленно закрутила колодезный вал… Вода была холодная-холодная, на поверхности плавали травинки. Катя захватила пригоршню и плеснула в лицо… (Вот так же тогда, в первый день на утятнике, плескались они водой из умывальника…). Не утираясь, Катя с ведром пробралась к кадушке, стоявшей возле огуречных грядок. Но что это? Кадушка полна до краев. А вчера вечером, когда они с матерью полили огурцы и помидоры, в кадке ничего не оставалось. Видно, мама встала пораньше и запасла воды. «Это она все из-за меня. Чтобы я поскорее на утятник ушла, не задерживалась», — догадалась Катя. Нащупала на грядке пару крепеньких молодых огурчиков, съела их, ополоснув в ведре. Оказалось, что и дома никакой уборки не требовалось. Пол вчера вымыли, половики вытрясли. Даже во дворе мама прошлась метлой. «А я ведь еще поесть должна», — с радостью вспомнила Катя наказ матери и неторопливо нарезала хлеб, будто на большую семью, поставила чашку, рядом положила ложку… Заметив, что в солонке мало соли, пошла в сени, достала с полки берестовый туесок, наполнила солонку. «Молоко еще принести надо», — Катя хотела было пойти в погребок, но увидела на окне маленький горшочек с влажными блестящими боками — мама принесла. Каша пахла так вкусно, что больше девочка уже не стала тянуть. Деревянной ложкой вмешала в кашу кусочек сливочного масла и принялась за еду… Деревню Катя пробежала быстро, не хотелось ни с кем встречаться. Только возле клуба чуть приподняла голову, искоса взглянула на афишу, прочитала: «Судьба человека». Давно она не была в кино! А вчера, говорят, девочки с озера на последний сеанс приезжали. За деревней пошла медленнее. Часто останавливалась, пропуская грузовики. Можно, конечно, поднять руку. Посадят. Но лучше пешком. Иногда сходила с дороги, перебирала пальцами колоски зреющей пшеницы. «Скоро заходят по полю комбайны, птицы подбирать зернышки слетятся. Упадет на землю желтая пшеница, поляжет рядом с ней и недозрелая, а потом дойдет в валках. Это и называется убирать хлеба раздельным способом…» Катя старалась думать о чем угодно, только не о предстоящей встрече с подругами. Когда вошла в березовую рощицу, села отдохнуть на зеленую полянку. Сорвала несколько подсохших земляничинок, съела. И снова пошла. Вон уже и утятник виднеется. Сердце заколотилось, дрогнуло. На загонах вроде нет никого. Второй-то раз кормить уток еще рано. Озеро тихое-тихое, так и сверкает на солнышке. Катя круто свернула с дороги к густым зарослям черемухи. Если идти вдоль них, можно неприметно оказаться возле овражка, где на костре варила когда-то Катюша завтраки, обеды и ужины… Зашла в кустарник и удивилась: черемуха-то какая крупная! Нагнула ветку, стала торопливо собирать ягоды. Они были уже сладкие, только немного вязали во рту. «Скоро совсем созреют… Много-то как!» Оттягивая время и волнуясь все больше, Катя приближалась к утятнику. Скрывшись за последним кустом, стала наблюдать, что там делается. В овражке сидит и чистит картошку Алька. Дежурит сегодня. Рядом лежат приготовленные сухие прутья, в ведре поблескивает вода. Вот перемыла картошку, крупно нарезала ее, залила водой и поставила кастрюлю на кирпичи. Подсунула и подожгла прутья. Они сразу затрещали, кастрюлю охватил яркий огонь, и до Кати донесся запах дыма. Из вагончика выскочила Стружка. Подойдя к Альке, спросила: — Ты пюре сегодня готовишь? — Ага… — Сейчас девчонки с водорослями приедут, они уже недалеко от берега. Уток кормить надо. Стружка побежала к причалу. Катя не решалась выйти из своей засады. «Лучше все-таки сейчас, пока Алька одна». Поборов волнение, Катя вышла на полянку. Алька, увидев ее, растерялась, быстро взглянула в сторону озера, будто боялась встретиться с Катей без подруг. — Обед готовишь? — ненужно спросила Катюша, подойдя к костру. Алька кивнула, усиленно вороша костер: она не знала, как себя вести. Вчера только девчонки говорили о Кате и очень осуждали ее. Катя присела к костру и тихонько призналась: — Мне мама велела прийти и повиниться… Алька усмехнулась и, открыв кастрюлю, подлила в нее воды. Кипение стихло. — А у самой-то не варит? — спросила Алька и выразительно покрутила пальцем у виска. — И сама я тоже надумала, — еле слышно проговорила Катя. — Очень к вам хочу… На дальнем загоне послышались голоса, Алька вскочила и замахала руками. Девочки, заметив ее сигнал, направились к костру. Увидев Катю, остановились. А та обмерла, виновато опустив голову. Люся подсела к костру и стала подбрасывать в огонь сухие веточки, хотя он и так ярко горел. — Чего тебе? — наконец спросила Нюра. Катя кашлянула тихонько, но не смогла ответить. — «Повиниться» пришла, — сказала Алька. — На небе солнышко увидела и «повиниться» пришла? — усмехнулась Нюра. — Долго же ты думала! Слыхала, как у нас утки судорогой болели? — Сказывали мне… — прошептала Катюша. — Сказывали, так почему ты тогда не пришла, когда у нас рук не хватало выхаживать их? Тогда бы и повинилась. А теперь, когда солнышко с неба не сходит, когда на загонах сухо, да силосорезка у нас заработала, — ты тут как тут? — Наверно, услыхала по радио, что погода хорошая будет, — вставила Стружка и присела к Альке. — Ну, как пюре-то? — спросила так, будто и не было тут Кати. Из вагончика вышла Светлана Ивановна и направилась в сторожевую избу. Нюра поспешно встала так, чтобы учительница не заметила Катю. Светлана Ивановна добрая, пожалеет. А Катерину проучить надо. — Кончен разговор, — закруглила Нюра. — Сейчас мы и без тебя управимся. Пришла на готовенькое… — Может, еще холода будут, — проронила Люся, усиленно теребя свою челочку! — И в холода управимся! — Кажется, Николай с кормами едет, — проговорила Стружка. Девочки посмотрели на тракт, но повозка проехала мимо, не свернув к озеру. Катя хотела сказать, что не приедет Коля, мама у него заболела, но губы будто ссохлись… — Ну, пойдемте уток кормить, а после обеда репетицию проводить станем, — скомандовала Нюра. Отойдя несколько шагов от овражка, вдруг повернулась и проговорила тихо: — Уходи, Катерина. Слышишь? Без тебя управимся. Катя, сдерживая подступившие слезы, побежала к черемуховым зарослям… Глава семнадцатая В двух километрах от Липовки, в уютной ложбинке, расположилась небольшая деревенька со странным названием Замирайка. Зайдешь в нее — и будто в другой мир попадешь. Домики неказистые, старенькие, редко-редко увидишь в улице новый сруб. На завалинках всегда сидят старики и старушки, а рядом, вместе с цыплятами, роются в земле босоногие ребятишки: яслей в Замирайке нет.