«Помнишь, как я боялась, что девочки перегреются или перекупаются? Успокойся! Нам совершенно некогда ни купаться, ни загорать. Меня волнует другое — у Нюры очень сложный характер. Вспыльчивая, порой грубая. Только решу поговорить с ней, вернее, наберусь для этого духу, а она вдруг так проявит себя, так отличится на работе, что язык не поворачивается высказывать ей все. Вот и откладываю «до следующего случая». Ой, гонг! Бегу, мама! Твоя Светлана P. S. Добежала до порога вагончика и смешно стало: ведь гонг-то не для нас. А я понеслась, как утенок к кормушке. Мы же только что пообедали, и девочки освободили меня — нужно составить заявку в правление колхоза о наших нуждах. А нужд у нас очень много, мамочка!» Так и не поговорила Светлана Ивановна с Нюрой. И сегодня подошла к ней совсем по другому поводу: — Я бы на твоем месте все-таки уехала с Колей домой. Мария Трофимовна, наверно, заждалась. Неудобно, понимаешь? И, снизив голос почти до шепота, поглядывая в сторону Аксиньи, продолжала: — Виктору Николаевичу неудобно, понимаешь? И так в деревне разговоры всякие идут, что «замучили девчонок», что «директор совсем с ума сошел» и так далее. Знаешь, ведь… Нюра кивнула. Рассказывал Коля-возчик, как треплет там языком Лизавета Мокрушина, как ворчат некоторые родители. Недавно Алькина мать заявилась на утятник. Хорошо, что девочки на лодке катались. Посмотрела — в вагончике чисто, утята накормлены, на загонах все обихожено. И, видимо, успокоилась, ушла в Липовку, не дождавшись Альки. — Председатель-то, Сергей Семенович, сейчас только перестал коситься на Виктора Николаевича, — поделилась своими соображениями Нюра. — Увидел, что справляемся. — Вот именно! Поэтому и надо съездить домой, доказать, что и для отдыха у нас есть время. Нюра вздохнула и сказала доверительно: — Ой, Светлана Ивановна! Если бы вы знали, как хочется поглядеть на их купание. Ведь первый раз утят на воду выпустим! Раньше Нюра никогда так не разговаривала. Светлана Ивановна даже не сразу ответила. Стояла перед Нюрой и теребила косу, которую уже давно не закалывала — все равно шпильки во время работы на загонах вылетают и утята таскают их туда-сюда. Да и некогда заниматься прическами. — Ну, хорошо, Нюра, — тронув девочку за руку, сказала учительница. — Оставайся. Я понимаю. Я и сама не могу дождаться завтрашнего дня. И подумала: «В самом деле, на ферме такое событие, а заведующая должна домой ехать?» Глава одиннадцатая Утром, накормив птиц, девочки позавтракали и вместе со Светланой Ивановной и Аксиньей отправились на загон старших утят. Стружка дежурила. Она прикрыла немытую посуду газетами и тоже понеслась к озеру. Пришли и Петр Степанович с Колей-возчиком. Всем хотелось посмотреть на первое купание. — Ну, господи благослови! — сказала Аксинья и начала разбирать жерди в одном из звеньев забора. Выход в водный дворик был открыт, но утята, обеспокоенные шумом, направились по загону в верхнюю его часть. Девочки, расставив руки, заворачивали их обратно, подгоняли к проему изгороди. — Господи благослови, господи благослови! — опять затараторила Аксинья, и Петр Степанович сердито шикнул: — Да будет тебе, суматоха! Утята спустились к берегу и тревожно закрякали, почуяв совсем близко воду. Девочки надвигались на них, тесня к воде. — Купайтесь, глупенькие, — ласково приговаривала Катюша. — И мы бы с вами искупались, да Светлана Ивановна не разрешает. Солнце жаркое, а вода холодная. Несколько храбрецов наконец вошли в воду и закрякали громко, радостно. За ними стали спускаться и другие. И сразу будто моторчики заработали под серыми продолговатыми тельцами, задвигали их взад и вперед по замутившейся воде. Утята отплывали от берега, ныряли, всхлапывали крыльями: во все стороны, сверкая на солнце, летали брызги. — Ой, завидки даже берут! — смеялась Стружка. Она села на берегу и приготовилась до конца наблюдать за шумной, барахтающейся в озере ватагой. — Глядите, чего это он? — вдруг крикнула Ольга, указав на утенка, который нырял и нырял без остановки. Желтенькая головка то показывалась из воды, то снова скрывалась. Так же начали вести себя и другие утята. Вот один вынырнул и стал судорожно открывать клюв, будто задыхался. — Не нарадуются водичке, — объяснила Аксинья. Нет, тут что-то не так. Почему утята закрякали тревожно, отчаянно? Будто звали на помощь? Вот один утенок перевернулся на бок и беспомощно барахтается, то и дело скрываясь в воде. И этот тоже… И вон тот! Светлана Ивановна, не раздумывая, бросилась в воду. В один миг рядом с ней очутились Нюра и Ольга, еще не сообразившие, что нужно делать. — Николай, гони лодку в сетку! — крикнул сторож и, сбросив башмаки, тоже забежал в воду и стал вылавливать ослабевших утят. Все уже были в озере, только Аксинья, подобрав подол, бегала по берегу. Нюра по грудь в воде пробралась к перевернувшемуся на бок утенку, подхватила, его, потрясла над головой, поймала второго. Люся с испуганными глазами тоже вылавливала мокрых, дрожащих утят, выносила на берег и снова бросалась в озеро. В сетчатой ограде была калитка, и в нее на лодке въехал Николай. Дело пошло быстрее: теперь не таскали утят на берег, а высаживали в лодку. Наконец все птицы были на суше, выход в сетку заложен жердями. — Стружка, неси скорее обрату, — попросила Нюра, бережно держа в руках утенка. Головка у него валилась на бок. Люся поддерживала ее одной рукой, а другой растирала на своих щеках слезы, которые так и катились и катились из глаз. Стружка мгновенно вернулась. Принесла обрат в деревянном корытце, догадалась захватить чайную ложку. Всех слабеньких утят отнесли в сторону и стали отпаивать обратом. — Вот какое дело, — оттянув рубаху и выжимая ее, проговорил Петр Степанович. — Меры они пока не знают… Закупываются. Так появилось на утятнике новое слово, которое было в ходу весь летний сезон. — Завтра они поумнее будут, — продолжал сторож, всовывая грязные босые ноги в башмаки. Нюра, немного успокоившись, потому что утята начали приходить в себя, сказала: — Ну уж нет. Теперь мы так делать не будем. Мы сперва на лодке в оградку въедем, а потом утят на воду выпустим. — Можно и так, — согласился сторож. Светлана Ивановна сейчас только спохватилась — девчонки сидели на берегу совершенно мокрые. Платья облепили их спины, ноги. Люся поеживалась, обхватив руками худенькие плечи. — Девочки! Немедленно переодеваться! — крикнула Светлана Ивановна. Стружка даже вздрогнула от неожиданности, а потом засмеялась. — А вон там, видно, дохлый плавает… — Аксинья козырьком приложила ладонь ко лбу и всматривалась в угол водного дворика. — Где? Где? — вскочили девочки. Возле сетки покачивался на волнах серый комочек, то прибиваясь к ней, то отплывая. Нюра перепрыгнула через низкий заборчик, сбежала к берегу, вскочила в лодку. За ней сел Николай и быстро направил лодку в угол сетки. Да, это был утенок. Нюра вытащила его из воды, приложила к уху маленькое с повисшей головой тельце, оторопело посмотрела на возчика и заплакала. Девочки молча, грудкой, стояли на берегу. — Хоронить его надо, — сказала Аксинья, когда Нюра с мертвым утенком вышла на берег. Взяв лопату, сторожиха направилась к теневой стороне навеса. Все пошли за ней. Утенка зарыли. Аксинья огляделась, подняла лопату и описала ею в воздухе большой полукруг: