– Я даже стесняюсь рассказывать, – ответила Эльза, наливая себе сок в стакан. – Бабуля была горячей штучкой. – Это ты от нее набралась с утра? – Ты считаешь меня горячей? – улыбнулась Эльза. Брун проглотил пересоленный омлет и запил его кофе. – Не в прямом смысле. Так ты довольно прохладная на ощупь. Эльза укоризненно на него посмотрела. – Вот ты медведь! – Дай письмо почитать. – Не дам, оно слишком личное. – Сама ведь читала! Вдруг там важная информация про кольцо? – И что? – Как что? – удивился Брун. – Мы вообще-то на Айседору работаем. Мало того что мы обманули ее с фейским камнем, так теперь еще и собираемся утаить от нее информацию! – Она вредная, – сказала Эльза. – Она платит нам деньги. – Я составила целый перечень любовниц ее мужа, о которых она наверняка знала, и рассортировала письма. Знаешь, почему Дробовицкий оставался с Айседорой? Потому что другая просто не стала бы терпеть его похождений. А она умудрялась считать себя единственной, притом что вокруг ее мужа был сонм женщин. В общем, пикантных подробностей в коробке и так на десять томов. – Но ее отчего-то интересовала именно Маржета, – заметил Брун и выхватил конверт из рук Эльзы. – Ага, ага, – пробормотал он, читая выцветшие от времени строки. – Ого! Уф-ф-ф… – Я предупреждала, – сказал Эльза, облизывая сок с губ. – У тебя так мило уши покраснели. – Ладно, давай и вправду поскорее отвезем это письмо. А то как бы оно не самовоспламенилось. * * * У дома Маргери стояла машина с включенной мигалкой, желтые ленты перетягивали вход. Брун помрачнел, припарковался. Эльза глянула на него расширившимися глазами, прижала руку к губам. – Брун! – В окно стукнул Кшистоф, его рыжие усы намокли под снегом и повисли унылыми сосульками. – А ну-ка выйди, есть разговор. – Сиди здесь, – сказал Брун Эльзе и вышел из машины. Девушка смотрела, как здоровенный медведь угрюмо рассказывает что-то коротышке шефу. Тот поначалу кивал, потом, задрав подбородок вверх, стал комично подпрыгивать, потрясая в воздухе руками. – Куда… болван… на остров… – донеслась до Эльзы обрывочная ругань. Брун еще покивал и, пожав Кшистофу руку, вернулся в машину. – Маржета?.. – Умерла этой ночью, – подтвердил Брун. – Следов насильственной смерти нет. Вроде бы плохо с сердцем стало. Однако дверь выбита, и вся квартира перерыта. – Боже мой… – Глаза Эльзы повлажнели. – Это из-за руки? Ее пытали? – Нет, говорю же! – рявкнул Брун, сжимая руль. – Скорее всего, старушка умерла от испуга еще до того, как воры, или кто там, успели ее расспросить. Я рассказал Кшистофу о вчерашнем происшествии, о волках. – И руку ему отдал? Брун молча на нее покосился и снова уставился на дорогу. – Объясни, чего ты в нее так вцепился? – взъярилась Эльза. – Теперь волки, или кто там, придут за ней к тебе! Они же наверняка тебя вчера узнали! – Пусть приходят. – Брун улыбнулся, повернувшись к ней, и Эльза вздрогнула от его улыбки. Они проехали кошачий квартал, но Эльза смотрела в окно машины, не замечая пролетающих домов, укрытых снежными шапками. В кармане ее пальто лежало письмо, которое обжигало каждого, кто читал его строки. Старушка Маргери любила и была любима и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности. – Куда мы едем? – спросила Эльза. – Хочу найти общину барсуков, она не очень далеко от города. Посмотрю, как там подготовились к зимней спячке. Обычно охотники выбирают одиночек, узнаю, кто решил отбиться от стаи. – Это надолго? – Как пойдет. А что, ты опять взяла билеты в театр? В голосе Бруна прозвучал такой явный ужас, что Эльза улыбнулась. – Нет, никаких театров на сегодня… Как думаешь, Маргери и Алекс Дробовицкий сейчас вместе? Сидят на облаке, держась за руки, слушают ангельскую музыку… Брун хмуро глянул на Эльзу. – Нет. – Что нет? – Я не верю во все эти сказки. Эльза вздохнула. – А я верила раньше, до укуса. Говорят, у вампиров нет души. И я все думаю, что произойдет со мной? Это что-то вроде смерти? – Меньше думай об этом, – пробурчал Брун, сворачивая на проселочную дорогу. Солнечные лучи пробились сквозь серую хмарь, заснеженные еловые верхушки вспыхнули золотом. – У меня сейчас куча времени на размышления, – сказала Эльза. – А во что веришь ты, Брун? Он пожал плечами. – Мы живем, а потом умираем, вот и все. – Серьезно? Ты не веришь в жизнь после смерти? – Сидеть на облаке и слушать ангельскую музыку? Увольте, – хмыкнул Брун. – Мне и оперы хватило. – Все-таки ты очень черствый, – вспыхнула Эльза. – И смерть Маргери тебя совершенно не задела. – Мы ее практически не знали. – И что с того? – Она прожила долгую жизнь. Все умирают. И если я не размазываю сопли по рулю, это не значит, что я черствый. – А я, значит, размазываю. – Чего ты хочешь от меня? Уверений, что Маргери и Алекс сидят на облачке, свесив ножки вниз? И все у них зашибенно? Начнем с того, что вряд ли Дробовицкого пропустили бы на фейсконтроле. – Да как ты не поймешь, медвежья ты башка, что я говорю о себе! – выкрикнула Эльза. – Я боюсь, понимаешь? Боюсь, что это для меня не будет никакого облака! Останови машину! Она дернула дверную ручку. – Ты сейчас вывалишься! Брун резко затормозил, брызнув снегом из-под колес, Эльза выпрыгнула наружу. – А ну вернись! – крикнул он и вышел из машины, хлопнув дверкой. – Я не собираюсь терпеть твои подростковые выходки! – Я не подросток! – выкрикнула Эльза, не оборачиваясь. Она шла в глубь леса по тропинке, петляющей меж деревьев, проваливаясь по щиколотку в снег. – Тогда остановись и давай поговорим как взрослые! Она замерла, повернулась к нему. Дорожки слез заблестели на щеках. – Я боюсь, что это моя душа не пройдет фейсконтроль. Я не знаю, во что теперь верить. Я боюсь, что со мной случится что-то еще хуже смерти, понимаешь? Что меня не станет совсем. Нигде. Раньше я даже не могла предположить, что со мной может произойти что-то плохое. Я думала, у меня есть ангел-хранитель, кто-то, кто незримо меня оберегает. Но если бы он был, этого бы всего не случилось! – Значит, теперь ты хочешь ангела, – вздохнул Брун и вдруг, раскинув руки, опрокинулся спиной на снег.