В этот раз он видел сон, который ненавидел больше всего. После таких снов он всегда просыпался с чувством гнетущей тоски. Ему снилась Миён. Его путь освещала красная нить. Джихуну много раз снилось, как он идет вдоль этой нити, а на другом ее конце находится Миён. В начале сна всегда светило золотое солнце, но спустя некоторое время свет становился багряным. Девушка сидела на скамейке под сияющей луной. Она обернулась к нему. На губах играла улыбка. – Что делаешь? – Джихун сел рядом. – Разговариваю с луной. – Ее голова легла ему на плечо, идеально примостилась в изгибе его шеи. – О чем? – Просто решила поздороваться. – Луна что-то не особо разговорчива, – ответил Джихун. – Дело не в том, что она говорит, а как. – Лисица откинула голову, чтобы взглянуть на него. – Я все думала, когда же ты найдешь меня. – Это было несложно. – Он кивнул на нить, которая, исполнив свое предназначение, растворилась в ночи. – Красная нить. Неужели мы с тобой связаны судьбой, Джихун-а? Парень улыбнулся, вспомнив старую легенду о красной нити, что связывала две души, предназначенные друг другу судьбой. – А тебе нужно мое сердце? – спросил он. – Его изрядно потрепало. – Мое уже в твоих руках. – Миён потянулась к нему, и он, улыбнувшись и откинувшись, ответил на ее мягкий поцелуй. Что-то мокрое, соленое, с металлическим привкусом капнуло ему на губы, затекло на язык. Джихун притронулся к губам, и пальцы окрасились в красный. Он посмотрел на Миён. Из носа у нее текла кровь, заливала подбородок, капала на колени. – Мне пора, – жалобно извинилась она. – Ты не можешь уйти, – попытался остановить ее Джихун. – Мне нужны ответы! – Ответы? – Кожа девушки была бледной, почти прозрачной. – Моя хальмони больна. – Что? – Ее слова резким эхом раздались вокруг. – Что твоя мать с ней сделала? Пожалуйста, скажи. Пожалуйста, помоги нам. Джихун протянул руку, но схватил только воздух. Она исчезла. Джихун остался один, лишь с луной наедине. 42 Миён подскочила в постели; сердце билось как бешеное, отдаваясь даже в кончиках пальцев. Ей приснился очередной яркий сон. Каждый раз она задавалась вопросом: неужели ей это снится от тоски по тем дням? Или же Джихун действительно там был? Но в этот раз что-то беспокоило Миён, и она отчаянно хваталась за ускользающий сон, пыталась его вспомнить. Девушка села, игнорируя ноющую боль в мышцах. Все тело закостенело, как будто она пробежала марафон. Миён потянулась за водой. Стакан на прикроватной тумбочке был пуст. Когда Миён вышла в коридор, в квартире было тихо. Она доплелась до кухни и налила себе воды. Вот уже месяц лисица не чувствовала сытости. Ничто не могло заглушить грызущий голод в животе. Они перепробовали множество продуктов, Миён ела днем и ночью. Но она прекрасно понимала, что утолить голод сможет только ци. Она жадно пила воду, закинув голову вверх, чтобы не пролить ни единой капли, когда на кухне включился свет. – Выключи, – прорычала Миён. Она раздраженно взглянула на Чуну, а тот, отодвинув Миён в сторонку, спокойно открыл холодильник. Его залил резкий свет, выгодно подчеркивающий черты лица. Даже сейчас токкэби выглядел идеально. – Какая же ты брюзга по утрам. – Чуну достал апельсиновый сок. – Какой же ты придурок все время. – Миён налила себе воды. – Сколько тебя еще терпеть? Когда ты уже свалишь? – Когда твоя мать перестанет платить мне за то, что я нянчусь с ее дочуркой. Знаешь, от ее предложений так сложно отказаться! Ну какой дурак упустит возможность попутешествовать, когда за тебя платят? Чуну отпил сока и достал ломоть молочного хлеба[94]. – Эй! Это же последний! – И это горбушка. – Он откусил здоровенный кусок. – А ты ненавидишь горбушки. – Ладно, – сдалась Миён – все-таки он был прав. – Кошмар приснился? – осведомился Чуну. Миён не ответила, и токкэби не смог удержаться, чтобы не поддразнить ее. – Джихун? – Как ты угадал? – У меня нюх на разбитые сердца. – Чуну хитро усмехнулся. – Ой, отцепись. Миён ударила его в плечо. Чуну возмущенно потер руку. – Надо, пожалуй, попросить доплату за риск. Миён кинула на него недовольный взгляд. Ей не нравилось то, что Чуну, оказывается, был знаком с Йеной – и уже давно. Почему-то от этого все сомнительные темные делишки Миён представлялись ей в худшем свете. Но матери понадобилась помощь того, кто умеет находить информацию, у кого имеются связи по всему миру, и она наняла Чуну. Первая неделя была тяжкой – Миён все боялась, что Чуну начнет припоминать даосский талисман и Нару. Однако токкэби решил не ворошить осиное гнездо, тем более что он знал тысячу и один другой способ достать Миён. – Где мама? – В Гонконге. – И когда она вернется? – удивленно воскликнула Миён. – Она не вернется. Мы поедем к ней, когда спасем ее ангелочка от неминуемой гибели. – Ты действительно думаешь, что я умру? – Миён так и не сумела пересилить себя и задать этот вопрос матери. Но, возможно, хоть Чуну ответит прямо. – Может, просто начнешь снова питаться? Ну, не сказать чтобы прямой, но тем не менее ответ. Он тоже думал, что она умрет, если не поглотит новую ци. – Я не могу. – Люди мрут каждый день. А мы слишком хороши, чтобы лишать мир такой красоты. – Чуну озорно улыбнулся. Миён не стала ничего ему объяснять. Все равно не поймет. Не поймет, как кумихо может ставить человеческие жизни выше своей. Он же токкэби. Он ничего не делал ради других – только ради себя любимого. Миён на ум пришли слова матери. Йена говорила, что отказ питаться ничего не решал. Что Миён все еще убегала. Что она была трусихой. А потом девушка все-таки вспомнила, что Джихун сказал ей во сне. «Моя хальмони больна. Пожалуйста, помоги нам». Хальмони жива? Миён считала, что женщина погибла от недостатка ци, но, похоже, она была сильнее, чем казалась на вид. С другой стороны, если она больна, значит, недостаток энергии все же сказывался – просто медленнее, чем предполагала Миён. Не может же человек выжить, потеряв столько ци? Она не могла выкинуть из головы просьбу Джихуна. «Пожалуйста, помоги нам». Он говорил с таким отчаянием, что сердце Миён сжалось от вины, которая и без того глодала ее. Миён выглянула в окно. Осака только просыпалась.