Она даже не взглянула на Джихуна, когда тот пришел и сел рядом. Парень достал банановое молоко и протянул его Миён. Лисица хмурым взглядом уставилась на бутылочку, испытывая дежавю. Совсем недавно он так же предлагал ей наушники. – У меня их два. Если не выпьешь, пропадет, – заявил Джихун. Миён попыталась отказаться, но он вложил бутылочку ей в руки, зажав ее ладони между своими. Тепло его пальцев просочилось под холодную кожу. Девушка бережно приняла молоко, с опаской глядя, как Джихун вынимает второе. – Так ты все-таки скажешь мне, в чем дело? – Я не привыкла доверять другим свои секреты. – Ну, большинство из них я уже знаю, – пожал плечами Джихун. – Так что можешь либо забыть об этом, либо все-таки воспользоваться свободными ушами. Он был прав. Джихун знал куда больше многих – даже больше Йены. – Это все из-за бусины, – созналась Миён. – С той ночи мне все хуже и хуже. А когда я попыталась все исправить, только испортила. Те люди… чью ци я забрала, – она не могла произнести слово «убила». – Они вернулись и теперь преследуют меня. Я всегда думала, что придется встретиться с ними после смерти, но они решили наведаться пораньше. – После смерти? – переспросил Джихун. – Мне казалось, кумихо могут умереть, только если сто дней не питаться. – Нас все еще можно убить обычными зверскими способами. Проткнуть сердце, обезглавить или, как делали в старые добрые времена, сжечь на костре. – А сейчас они здесь? – Джихун огляделся, будто ожидая увидеть за спиной Миён муль квисин[85] в насквозь промокшей белой ночнушке и с темными волосами, закрывающими лицо. Когда он ничего не увидел, его напряженные плечи обмякли. Миён вдруг осознала, что жужжание в ушах утихло, как будто разговор с Джихуном отпугнул призраков. А может, на одно счастливое мгновение парень сумел отвлечь ее от них. Как бы то ни было, ей хотелось продлить эту пустяковую отсрочку. – Это больно? – поинтересовался Джихун. – То, что бусина… не внутри? – Я все время чувствую голод, – пояснила Миён. – Иногда такое ощущение, что та часть меня, которая хочет охотиться, может вырваться в любой момент. Джихун нервно сглотнул, но, расправив плечи, подвинулся к ней, и лисица почувствовала тепло его тела. – Могу ли я чем-то помочь? – Ты помогаешь, – призналась она. – Ты неплохо отвлекаешь меня своим присутствием. Джихун улыбнулся и закинул голову, чтобы посмотреть на небо. – Кажется, понимаю, почему ты тут сидишь. На солнце хорошо. Миён тоже откинулась. – Здесь проще. Дальше от соблазна. В столовой слишком много ци. К тому же, если школьникам взбредет в голову атаковать меня едой, с моей стороны будет неразумно идти туда, где хранятся все снаряды. Джихун посмотрел в окна столовой. Несколько учеников пялились на них через стекло – все равно что на животных в зоопарке. – Тебе бы вернуться, а не то они удумают и тебя мукой обсыпать. – Мне плевать, что они думают. – Джихун мягко отвернул девушку от зрителей. – И тебе тоже должно быть плевать. – Жду не дождусь того дня, когда ты наконец осознаешь, что от меня надо бежать. «Врешь», – произнес голос в ее голове. Казалось, все вокруг движется, пробивает ее защитную оболочку, оставляет трещину в сердце. Надо быть сильной, но где-то внутри лисица вдруг засомневалась: а ее ли это сила? Почему она всегда считала, что довериться другим – это слабость? Потому что Йена так сказала? Миён вспомнила слова Нары: «Из-за того, что твоя мать не доверяет миру, ты вечно одна. А был ли выбор у тебя?» Они в тишине допили молоко. – Спасибо. – За что? – За то, что пытался защитить от Ханы. И за то, что соврал, что мы встречаемся. Я помню, что ты ненавидишь врать. Джихун повернулся к ней. – Ну так, может, сделаем это правдой? Девушка испуганно осознала, что ей очень хочется ответить согласием. – Слушай, – медленно начала Миён, тщательно подбирая слова. – Я не предполагала, что существуют такие люди, как ты. Люди, которые знают обо мне так много – и не отворачиваются. Меня это пугает. Я не привыкла нравиться другим. – А что не так в том, что ты мне нравишься? – спросил Джихун. – Все так. Просто мне хочется ответить тебе тем же, а я знаю, что это невозможно. Мне нельзя быть с тобой. – Почему? Вот он я. Ты до сих пор мне не доверяешь? – Дело не в тебе. Мы с мамой никогда не задерживаемся в одном месте надолго. В конце концов я вечно допускаю какой-нибудь промах. Люди и так уже относятся ко мне с подозрением: Хана всем рассказала, что случилось в моей прошлой школе. – А если в этот раз вы не уедете? – Мы уедем, – настойчиво повторила Миён. – Хорошо, но давай на секунду представим, что не уедете? Миён не хотела играть в эти игры; у нее и так уже болело сердце. Но она поддалась – Джихун любого бы заставил поддаться. Благодаря ему Миён хотелось на что-то надеяться. – Если я не уеду, то, наверное, мы могли бы сходить на свидание? – Вот как? Он улыбнулся, демонстрируя эту чертову ямочку на щеке. Миён хотелось поцеловать ее, прикоснуться к ней своими губами – и поэтому она сжала их поплотнее. Как если бы они могли выйти из-под контроля. – А куда ты хочешь на свидание? – продолжил Джихун. – Не знаю, – задумчиво произнесла Миён, надеясь под размышлениями утаить бешеный стук сердца. – Намсан? Джихун засмеялся было, но тут же утих при виде хмурого взгляда лисицы. – Башня Намсан? Как-то банально, не находишь? – Не знаю, я там никогда не была, – смутившись, отрезала Миён. Она начала отворачиваться, но Джихун схватил ее за плечи и повернул к себе: – Ладно, ладно. Пойдем на Намсан, и там я тебе куплю гигантский хот-дог с картошкой фри. – И мороженое! – добавила Миён, внезапно осознав, что действительно надеется пойти на это глупое, банальное свидание. – Скоро звонок. – Ага, только не забудь, что задолжала мне свидание. – Джихун отпустил ее плечи, и она почувствовала холод на коже, где только что лежали его ладони. – Конечно! Станем самыми обычными людьми – тогда и сходим на свидание. – Отлично, – улыбнулся Джихун. Прозвенел звонок на урок. Миён вскочила и заспешила обратно внутрь. Грудную клетку пронзила боль, словно что-то сдавило ребра. Или как будто сердце разбухло от переполнявших его чувств. Миён так к этому не привыкла, что стало даже больно. 25 С того дня Миён стала приносить с собой сменную одежду. Как она и думала, излюбленным снарядом школьников стала еда. Если бы Миён собрала все продукты, которыми ей пачкали одежду, она вполне бы могла накрыть целый праздничный стол на Чхусок[86]. Ей повезло, что Йена еще не вернулась. По крайней мере, можно было помариноваться в унижении наедине с собой. После физкультуры Миён направилась в класс. В это время летающих объектов, которые «случайно» выскальзывали из рук, было мучительно больше. И лисицу это особо не волновало бы, не отвлекай ее приставучие духи. Они как будто сговорились с человеческими хулиганами и начинали донимать ее все разом. А еще Миён не могла забыть слова Нары. Призраки были и до этого. Они преследовали ее, точно несмываемое клеймо позора, с тех пор как она украла их жизни, чтобы продлить свою. Они были ее наказанием. Прозвенел последний звонок на урок, и Миён поняла, что было ошибкой задерживаться в душе, лишь бы не встречаться с одноклассниками. Девушка бежала по коридору, когда путь ей преградила чья-то рука. Миён узнала Чун Джэгиля. Под правым глазом у него красовался фингал, и Миён вдруг вспомнила его обеспокоенный взгляд, когда он искал на темной грязной улице своего отца. Кожу закололо чувством вины.