– Я найду, если нужно, – помогла мне Зюзя. – Я услышу. – Тяф! – обозначила свою позицию Рося, вскочив на лапы и настороженно уставившись в сторону домов. Я посмотрел на небо – ночь хоть и звёздная, однако весьма облачная. Двум разумным при должном бережении – вполне безопасно прогуляться. Обе тёмные, кое-чему обученные, не в первый раз в этом ненаселённом пункте – ориентируются великолепно. Почему нет? Я им вполне доверяю – они у меня дамы рассудительные. Да и более острые, по сравнению с человеческими, органы чувств со счетов сбрасывать глупо. Всяко они лучше меня управятся. – Хорошо, – согласился я. – Но будьте осторожными. Если вам хоть что-то не понравится: ветер не так завоет или птица странно закричит – уходите не раздумывая. Ваша задача – всего лишь попробовать установить место ночёвки. Не подходить, не подслушивать. Только установить. Доберман немного опустила голову, потом подняла (аналог нашего кивка в собачьей интерпретации), Рося завиляла хвостом. – Идите. И обе разумные растворились в темноте. Вернулась лишь Зюзя и, предупреждая неизбежные расспросы по поводу второй разумной, заявила: – Она осталась смотреть. Мы нашли людей. Близко не подходили. Они спят, ничего не говорят, не ходят. Ага! Получается, раз мои разведчицы смогли расслышать такие подробности – значит подобрались довольно близко к неизвестным, а это опасно. Наверняка часовой имеется – может и заметить ненароком. Такая самодеятельность мне откровенно не понравилась, однако скандалить я не стал, решив для начала разобраться. – Ты уверена, что вас не видели? – Да. Смотри. – В моей голове немедленно проявилась картинка: серо-чёрный прямоугольник дома, перед ним что-то большое, спереди горбатое, сзади вытянутое. – Они там. Все мои сомнения как рукой сняло, и я сразу поверил, что разумные совсем уж близко не подходили к преследуемым – ни к чему. Знакомое место. Центр города, улица Крупской. Двор из четырёх пятиэтажек. Непонятный силуэт – старый ЗИЛ-молоковоз, когда-то брошенный на парковке во дворе и теперь спокойно гниющий на давно полопавшихся покрышках. Знаю и подъезд. Несколько раз в нём бывал, когда от нечего делать искал что-нибудь полезное. Из доступных помещений... – тут я напряг память: однокомнатная на первом этаже, окна во двор, загаженная и с вырванными неизвестно кем стеклопакетами; трёшка на втором, окна на обе стороны и трёшка на третьем – планировка ничем не отличается от той, что на втором. Больше открытых помещений нет. Я бы на втором этаже остановился – и мебель побогаче, и относительно чистая, и прыгать, если что, не так высоко. На окнах, конечно, решётки – но дрянь. Халтурная работа, на соплях держатся. Идеальное место для ночлега группы. Растяжка в подъезде, часовой со стороны улицы – и спи спокойно. Всяко лучше, чем на чердаке или в частном доме с его четырьмя сторонами, которые по уму необходимо контролировать. Да и не ждут они нападения – некому в наших краях на людей охотиться. В то, что неизвестные выберут какую-то другую квартиру, из запертых – я крепко сомневался. По всему подъезду деревянных дверей нет вообще, а дешёвые, из жести – только во вскрытых уже помещениях. На остальных сплошь самодельные, сваренные местными умельцами из ГОСТовского листового металла. Пока вскроешь без нормального инструмента – с ума сойдёшь. Да. Именно там они и расположились – уверен. Второй или третий этаж. Первый рассматривать бессмысленно – там не квартира – ловушка. В «тёмное», как теперь модно говорить, время почти все первые этажи в крепости превращали – окна закладывали кирпичами, стараясь уподобить их бункерам. Оставляли лишь один вход – из подъезда. Потому для обороны они не подходят. Грустно подумалось: защищались люди от тварей, а умирали почти все от болезни. Хотя... наверняка такие методы хоть кому-то да помогли сохранить жизнь, а значит не зря мужики впопыхах, бешено озираясь и ляпая раствором, забивали кирпичами дорогу свету. Так, с местом ночёвки бабёнки со товарищи я определился. Теперь нужно выбрать место для собственного наблюдательного пункта. Такого, чтобы лица выходящих из подъезда я мог нормально, в подробностях рассмотреть. Снова припомнил тот двор. Дом напротив? Отпадает. Межэтажные окна в подъездах заложены кирпичом. Открытые квартиры – второй и четвёртый этаж. По планировке подходит четвёртый – далеко получается, метров пятьдесят. Но дело даже не в этом – главную проблему представляют входные двери в сам подъезд. Все взломаны, но прикрыты, несмазываемые петли основательно заржавели – без скрипа на всю округу не откроются. Самое смешное – я их и позакрывал. Кто же знал, что теперь бесшумно проникнуть в них понадобится? Как лучше ведь хотел – берёг чужое имущество от времени, неизвестно зачем, придурок... Вот она, привычка, и вышла боком... Признаю, дом напротив отпадает. Дом справа – можно даже не рассматривать. Не с моей детской оптикой там сидеть. Дом слева (тут словно лампочка в мозгу мигнула) – а что, вариант! Если четвёрка неизвестных шла с условно-северной стороны, значит, по логике, дальше пойдут на юг, хотя бы до первого перекрёстка, и как раз выйдут на дорогу мимо меня. Так, теплее, теплее... там четыре подъезда, двери нет в крайнем, дальнем от дороги... нет, не то. Не удобно. Думаем дальше. У дороги... Что у дороги? Магазин и разливайка для нуждающихся в стопочке мужичков, расположившиеся в пристроенном к пятиэтажке одноэтажном здании. Разливайка слева, продуктовый справа. Входы рядом, в метре друг от друга. Есть! Мне сразу вспомнилось, что в обоих этих помещениях нет ни дверей, ни окон, а решётки вырваны. Отлично! Надо будет забраться поглубже, чтобы с улицы не разглядеть было. Оттуда и посмотрю. Вся четвёрка, если сдуру не пойдёт обратно, в любом случае протопает мимо меня, когда на дорогу станет выбираться. Вот прямо близко пройдут, почти рядом. Ну а если снова не получится любопытство утолить – значит, что-то ещё выдумаю. В крайнем случае до следующего места ночёвки следовать за этой женщиной стану. Дальше таких неудобных для слежки хором нет – так что найду способ подсмотреть. Обрадовавшись плану-минимум, я обратился к ушастой, спокойно ожидавшей моего решения. – Зови Росю. Расскажу, что будем делать. Доберман резво развернулась и уже было потрусила в сторону ненаселённого пункта, как вдруг обернулась и сказала: – Я согласна. – С чем? – не понял я. – Ты говорил про старую рану у глаза женщины и про женщину, приходившую в жильё Ольги. Ты правильно говорил. Мы должны знать – она это или нет. Я согласна с тобой. Она, – мордашка Роси, – тоже. Дождавшись возвращения обеих разумных, наскоро изложил свой план. Они одобрили. Тогда приступил ко второй его части. – Зюзя! Ты спрячешься за посёлком в кустах на всякий случай. Рося! Ты с этой стороны. Если что-то пойдёт не так или они уйдут другой дорогой – мы узнаем. Моим подопечным такое предложение не понравилось. По их стайным законам гораздо комфортнее находиться вместе, ощущая и видя друг друга. Более того, генная память неразумных предков им во всю кричала, что так надёжнее, безопаснее. Но сейчас не тот случай. – Не спорить! Делать как я сказал! Зюзя старшая. Последняя фраза – не пустой звук. Как я понял, в глазах той же Роси я был вожак, Бублик – старый, заслуженный авторитет, добровольно уступивший власть, доберман – старший товарищ, стоящий почти на одной ступеньке социальной лестницы с ней. И вот сейчас я сознательно изменил статус Зюзи при помощи своих прав главного в стае, чётко обозначая, кто кому подчиняется в моё отсутствие. Зачем сделал? Да потому что у нас не анархия, не Дикое поле. Потому что время пришло разбираться: кто есть кто в нашем маленьком семействе. Потому что в добермане и её рассудительности я уверен вполне, а вот с Росей мы почти впервые совместные мероприятия сложнее охоты проводим. Она хорошая собачка, добрая, ласковая, неглупая, однако по сравнению с Зюзей весьма своевольная, не прошедшая суровую школу дорог и путешествий. Вполне может и своими делами заняться, если ей лежать в укрытии надоест, или ненужную инициативу проявить, причём не вовремя. Не хочу рисковать, не хочу сюрпризов. Мне спокойнее знать, что помимо меня ей и доберман сейчас мозги вправляет, пользуясь обретённой властью. Так надёжнее. Не знаю, понравилось ли юркой разумной такое моё решение – виду она не подала. Но и хвостом, выражая одобрение, не завиляла. И тогда я, наклонившись к ней, осторожно погладил Росю по голове, примиряюще объясняя: – Ты у нас умная, разведчица. А она, – кивок в сторону ушастой и бесхвостой, – больше и опытнее. И это ненадолго – до утра. Поняла? Ответом стал горячий, немного шершавый язык, аккуратно лизнувший мою руку. Вот и хорошо, вот и определились. Не хватало мне ещё разборок за старшинство. Они ведь обе у меня дамы горячие, настырные – не переупрямишь. А так вроде как я ситуацию сгладил... надеюсь на это, во всяком случае. Ладно, дальше видно будет. Определив Росю в кусты у дороги и накрепко велев ей сидеть там и на глаза никому не попадаться, мы с доберманом направились в посёлок. Сапоги запасными портянками я, скрепя сердце, обмотал ещё на окраине. Поначалу, для большей тихоходности, хотел обувь вообще снять, но быстро передумал. Мне в заброшку идти, а там на полах чего только нет, и всё для босого человека вредное. Легче лёгкого на битую бутылку наступить или на кусок ржавой железяки, причудливым образом лежащей именно острой частью вверх. Потому и перевёл весь свой запас чистой ткани на создание таких вот примитивных шумоподавителей, но не жалко. Мне сейчас ответ важнее – есть этот долбаный шрам у тётки, или нет? А тряпки – дело наживное. Разделились заранее. Доберман первой направилась к другой стороне ненаселённого пункта кружным путём, через частный сектор, а я, выждав минут семь, пошёл за ней следом, оставляя пятиэтажки сбоку и стремясь подойти к своему наблюдательному пункту с другой стороны, с южной, чтобы не попадаться на глаза возможному часовому. Заблудиться не боялся. Сейчас прямо по улице, до шестого перекрёстка, там направо – и выходишь к местному торговому центру, в котором я когда-то с Зюзей впервые встретился. Потом нужно вернуться по улице Крупской обратно. Недалеко, метров сто пятьдесят. Перед выходом на главную поселковую улицу не поленился – перевязал портянки, уже успевшие основательно поистрепаться от такого варварского использования. Ничего – до разливайки хватит, а дальше я ходить никуда не собираюсь, только ждать. Как на грех, Луне изволилось выглянуть из-за туч и осветить окрестности. Потому с пустого тротуара пришлось быстренько ретироваться в сторону, под защиту домов с кустами и двигаться медленнее, согнувшись в три погибели, на нервах и ежесекундно озираясь. Последние шаги делал не дыша. Вынырнув из тени и еле дождавшись, когда злополучное ночное светило укроет очередная тучка, на полусогнутых просеменил по ступенькам в разливайку. – Ф-фу-уххх... – вырвалось из груди. Добрался. Теперь можно и расслабиться, и пот утереть. Переволновался очень. В помещении было темно, пахло сыростью, пылью и трухой. Сколько ни всматривался, пытаясь конкретизировать и понять, что передо мной – не помогло. Видел что-то впереди себя, а что – непонятно ни на первый, ни на второй, ни на третий взгляд. Снова выручила память – стойка там, в конце. Высокая, по типу барной. Отделяющая общий зал от продавца. И что интересно – до этого момента сколько не силился вспомнить, что здесь и как в подробностях – не получалось! А попал – и нате, словно вчера наведывался. Немного подумав, аккуратно, не отрывая стоп от пола, сдвинулся вправо, убирая свою тушку из дверного проёма. Всё. Пришли. Теперь можно и отдохнуть. Резонно опасаясь шумного мусора, я никуда дальше не пошёл, а снял сидор, медленно сел на пятую точку, положил оружие на колени, привалился спиной к стене, накинул куртку и спокойно задремал вполглаза. Отдыхать тоже нужно. Ничего, не просплю – с первыми лучами встану. Поза, конечно, неудобная – ноги точно затекут, но это терпимо. Лучше, чем стоя. А если кто-то по улице пойдёт – заранее услышу. И тотчас полезло в голову всякое, порождённое одиночеством и ночным бодрствованием... ...Темнота давно уже меня не пугает. Прошли те времена, когда я начинал заикаться от ужаса, глядя на закатывающееся на ночь солнышко. Теперь проще. Разумные предупредят об опасности заранее или просто договорятся с себе подобными. Да, у них так – первым делом проблемы решают переговорами и почти всегда приходят к консенсусу. Да и помнится мне, что у нас с местными тварями мир – не должны напасть. Они слово держат строго. Разве что кто-то залётный, но тут уж ничего не поделаешь. Потому и хожу осторожно, вслушиваюсь, ружьё по-прежнему в руках, однако теперь без панического страха – исключительно со здоровым чувством самосохранения... ...Как известно, абсолютной тишины в природе не существует. Крики птиц, шум деревьев, шепот ветра. Но всему этому многоголосию никогда не спрятать, не заглушить тихого звона в ушах – звона безлюдья, пустоты. Именно он и заставляет чувствовать себя одиноким. Таким, кого не жалко. Пустым, ненужным местом в этом мире. И прорезаются эти чувства почему-то именно в темноте. Днём – нормально. Может, из-за того, что с утра до вечера я всегда занят и философствовать особо некогда?.. Тьфу ты, пакость какая... Витя! Соберись! Отгоняя очередной приступ самокопания, усиленно затрусил головой. Я не бегаю от размышлений, не стараюсь сделать свою жизнь прямой, как шпага мушкетёра, не ищу простоты. Просто не по себе осознавать, что я тут один (четвёрку неизвестных можно в расчёт не брать) на много километров – вот и лезет в голову всякая чушь. Выбросив из головы глупости, снова закрыл глаз и заставил себя спать... С первыми лучами я смог осмотреться в разливайке более детально. Правильно сделал, что не стал в темноте тут шляться. Повсюду битые банки, бутылки, гнильё, клочки бумаги, осколки пластиковых стульев и столиков. Выломанная оконная рама. Решётка снаружи, а стёкла здесь. Непременно бы ночью наступил на что-нибудь из этого широкого ассортимента. Память не подвела: напротив – высокая, по грудь, стойка с небольшой дверцей в углу; дальше – заваленный на стену стеллаж, за которым в прошлые времена располагался импровизированный склад. Отдельного помещения для хознужд или сангигиены здесь не было. Почему? Да потому что когда-то продуктовый и вот эта распивочная были одним помещением, а уже впоследствии ушлые коммерсанты построили стенку, сделав из одного магазина два. Все удобства за стенкой остались. Вот и получилось, что нахожусь я в прямоугольном помещении с единственным входом, нарушающим все возможные нормы и правила. В случае пожара продавщице был бы точно кирдык. Пока вещи инстинктивно схватишь, пока выбежишь из-за стойки – дыма с гарантией наглотаешься. Токсичного, едкого – другого из копеечного пластика, которым из экономии стены в таких заведениях оббивали, не бывает. О! И тут он, ПВХ этот долбанный, салатовый!.. Везде валяется, полопавшийся от времени и перепадов температуры на некрупные куски. А потолок? Кто бы сомневался... – та же самая глянцевая дрянь, только пожелтевшая от табачного дыма и в трещинах. Посмотрел – и аж родиной запахло в воздухе. У нас в посёлке, где я родился и вырос, за многие сотни километров от этого места, была точно такая же рюмашечная, почти сестра-близнец этой, только стены бежевые. Думаю, по всей нашей великой и необъятной дизайн в таких заведениях универсальный, мегаэкономный... Алкаши – народ непритязательный, а большего и не надо. Всласть поностальгировав и насладившись видами древних, грязных панелей я плавно, аккуратно ступая, перебрался за стойку, где почувствовал себя с гораздо большим комфортом. Покрутил головой, осматриваясь. Самое удобное место для наблюдения – у дверцы. Там щель в палец и как раз проход между магазином и нужной мне пятиэтажкой видно; да и часть внутридворовой дороги, по которой должна пройти цыганистая тётка лицом ко мне – как на ладони. Вот прямо рукой подать. Чудо, а не позиция. Устроившись поудобнее, достал подзорную трубу и принялся ждать. А дальше всё пошло не по плану. За следующие два часа из пятиэтажки никто не вышел, и никто туда не вошёл.