Для производства таких сапожек нужно собственной шкуркой рискнуть – зверюшку выловить покрупнее, убить, ободрать, найти правильного скорняка, да ещё много чего! К тому же – подошва быстро изнашивается – а это опять нужно кожу добывать для ремонта. Но и плюсов у такой обувки полно – почти бесшумная, по ноге сшита, на длинных переходах лучше и не придумать. Это что же за богатей в наших краях завёлся? Да его за эти сапоги пристрелить – почти святое дело! Они же сами по себе – целое состояние. Смелый гражданин, смелый... И тут я заметил то, от чего у меня между лопатками заструился холодный пот – взгляд этого человека. Охотничий, оценивающий, настороженный. Глаза не стояли на месте, не фокусировались на чём-то одном. Казалось, они находятся в постоянном движении, сканируя окружающий мир. Да и повадки были под стать: походка – лёгкая, опытная, быстрая. Явно не одну сотню километров пешком он оттоптал – простыми тренировками такой ненапряжной бесшумности и скорости не добиться. И движется он, надо признать, гораздо быстрее меня... Я так не умею. Почти стелется над асфальтом, едва его касаясь. Н-да... неприятный гражданин... Нет, может, в быту он и душа-человек, но вот на дороге, один на один – опаснейший противник. С первого взгляда понятно. Показались и остальные трое. Рося не ошиблась: двое мужчин и женщина. Шли немного шумнее первого, но тоже умело. Мужчины – по повадкам словно родственники с первым: стремительные, по-звериному настороженные, контролирующие каждый свою сторону. Возраст – да тоже под полтинник. Некрупные, одеты простенько, за спинами небольшие котомки. На ногах у обоих уже не сапоги, а что-то вроде рабочих туфлей с толстой, рифлёной, подошвой. Тоже хорошая обувь, если как следует разносить – мне такие не попадались, к сожалению. Идут молча, не разговаривают. В руках у каждого – по ружью. По синхронности, слаженности шагов и движений можно было бы подумать, что это братья. Всей разницы – один весьма плешивый с загорелой, едва обрамлённой редкими волосиками лысиной, а другой – просто бритоголовый с рыжеватой щетиной на щеках. Замыкающей шла женщина. Маленькая – метр шестьдесят от силы, круглолицая, пухленькая, с широкими бёдрами и короткими ножками. Возраст я определить затруднился. Старше меня – точно, а вот на сколько? Не знаю. Я не силён в угадывании. Одета она была весьма странно. Широкое, с длинными рукавами, глухое синее платье не полоскалось парусом в такт шагам владелицы, как ему положено, а было подвёрнуто снизу и собрано на поясе, открывая толстенькие ноги в спортивных штанах. Модификация для путешествий? Вполне возможно – так и подол ни за что не цепляется, и идти, наверное, удобнее. Обувь у неизвестной разнообразием не впечатлила – те же тяжёлые туфли, что и у мужчин. Наверное, где-то склад нашли и прибарахлились на всех. Идёт тоже опытно, быстро. Что ещё? В руках у женщины ружьё, голова повязана платком, лицо... Я окаменел. Лицо у идущей было откровенно с цыганщиной. Не чистокровное – я этой публики в своё время много повидал, но вполне соответствующее образу вокзальной гадалки. Подтверждали мою догадку и иссиня-чёрные волосы, немного выбившиеся из-под холстины, да и само выражение физиономии – хитроватое, дерзкое, упрямое. Ей бы юбку цветастую до земли, серьги-подковы, красные бусы и «Ай-нэ-нэ» запеть под бубен – идеально бы подошло. В том же Фоминске на одном бы гадании с танцами озолотилась. Там народ до развлечений жадный и вполне платежеспособный. В груди запекло, и я с удивлением отметил, что инстинктивно не дышу – стараюсь себя не выдать. Посмотрел на ушастую – лежит на полу автобуса, морда на лапах. Напряжённая, вон, как мышцы под шкурой перекатываются. Тоже волнуется... Ей сложнее, я хоть вижу, что вокруг творится, а она просто ждёт. Медленно открыл рот, ещё медленнее начал выпускать из себя переработанный моим организмом воздух. Вспомнился рассказ Ольги о беженке с Юга. Там вроде как шрам у глаза в виде завитка был. Всмотрелся – нет, не видно. Если и есть , то или маленький, или старый. И идёт ко мне левым боком, словно специально... Как бы получше рассмотреть? Вряд ли это та самая, принесшая за собой смерть. Умерла бы уже, а у этой вон – лицо чистое, ни прыща, ни пятнышка. А если... – тут мне вспомнилась когда-то читаная история про Мэри Маллон, или Тифозную Мэри – бессимптомную носительницу брюшного тифа. Заразила она, помнится, более пятидесяти человек, некоторые даже скопытились, а сама при этом жила себе вполне нормально и чувствовала себя хорошо. В это время четвёрка идущих скрылась из видимого сектора, а я, решив пока не высовываться, продолжал гонять в голове новые данные. Вариант с носительницей отмёл сразу. Даже если тётка и инфицирована – то остальные – вряд ли. Не бывает сразу столько Мэри в одном месте. И идёт она однозначно не по принуждению, иначе бы оружие отобрали и со спины не поставили. Значит, не она... Но цыганское лицо... И не вспомню – когда в последний раз ромал видел. Слишком сильное совпадение получается, чтобы правдой быть. Мысли снова вернулись к возможному завитку на её лице. Она или нет? Сторонне вспомнилось, что на дне моего сидора лежит простенькая подзорная труба, в которую можно было бы легко всё рассмотреть. Уже хотел было себя обругать последними словами, но успокоился. Смотреть через оптику в солнечный день на опытных людей – верх глупости. Вполне можно солнечного зайчика пустить ненароком – и конец моей скрытности. А антибликового покрытия на стекле нет – значит, отбой хорошей идее, риск слишком не оправдан. Но мозг упорно не сдавался – под разными углами анализируя увиденное. Мужик и баба в форте, два торгаша. Шли разными дорогами, возможно, торгаши даже ехали на том мёртвом автомобиле. Двигатель накрылся – пошли пешком. Хм... реалистично звучит. Куда шли? Неизвестно. Ладно, отставим пока эту непонятность в сторону. Могли ли они пересечься, чисто теоретически, с беженцами? Вполне. Там, дальше, есть ещё один перекрёсток и дорога, связывающая мой тракт и тот, оживлённый. Отсюда, кстати, не далеко. Разведгруппа с инфицированными встретилась в условленной точке? Я скептически хмыкнул: «Совсем ты, Витя, умом скорбный стал. Такую хрень выдумываешь, что аж стыдно за тебя. Ещё для полноты диагноза инопланетяшек сюда приплети и теорию вселенского заговора». И сам себе ответил, вступая во внутренний спор: «Может и так. Только идут все налегке – ни узлов, ни сумок. Как я. Даже легче – я ещё велик тащу и тушёнку – а эти совсем не сгибались при движении. В далёкие-далёкие края так не ходят. К тому же, топали они в полном молчании и весьма целеустремлённо. Куда? Дальше по дороге на семьдесят вёрст ни шиша нет. И в другой стороне тоже, километров за тридцать поручусь. Мутняк какой-то». Ну и как узнать правду? Если это всё же инфицированные – нужно при помощи ружья принять санитарные меры, чтобы они других не заражали, да и за Ольгу с Бубликом посчитаться. Если нет – чёрт с ними, пусть идут, куда им надо. И тут меня разобрала злость. На себя, на эту загадочную четвёрку, на весь мир. Чего я рассусоливаю, сам себя запутываю? Нужно просто проследить за ними. Когда станут на привал – через подзорную трубу глянуть на лицо тётки и определиться. Вот тогда и решать, что дальше делать. А пока все эти колебания лишь смуту ненужную во мне сеют. Решено! Иду следом, посмотрю – и по ситуации. Иначе сам себя рассуждениями мягкотелыми и абстрактными задолбаю. Задержка в день не критична, а ясность нужна. В противном случае сам себе не прощу того, что мог – и не разобрался. Поделился соображениями с доберманом, чем ввёл её в глубокую задумчивость... Глава 4 Велосипед я благополучно оставил у автобуса. Ну не тащить же его с собой, тем более, что та четвёрка передвигалась пешком, а значит, скорость нам необходимо синхронизировать, во избежание неприятных казусов. Там же выложил и часть провизии из вещмешка — зачем таскать лишнее? Дождавшись Росю, первым делом попросил продемонстрировать мне через мыслеобраз лицо женщины, надеясь собачьими глазами разглядеть так заинтересовавший меня шрам. Не получилось. Она честно мне показывала, что видела, вот только ориентировалась собачка больше носом и слухом, чем зрением. Всё, что удалось рассмотреть — непривычно большие, из-за разницы в восприятии, фигуры идущих людей, да и те через плотно скрывавшую их завесу листвы. Ладно, чуда никто и не ждал. Наскоро собравшись, покормил свою банду, безжалостно израсходовав на это дело две банки тушёнки, напоил и, проверившись и попрыгав, отправился следом за ушедшими в сторону юга людьми. Вперёд пошла Рося из-за своих малогабаритных размеров, добердама же осталась со мной, хоть ей это и не слишком понравилось. Против ожидания, в спор она вступать не стала, понимая мою правоту, но шла исключительно впереди меня, демонстрируя в знак обиды свою филейную часть и ни о чём со мной не разговаривая. Ничего страшного — пообижается и перестанет. Не дело крупной собаке в разведчиков играть — её предков не для того вывели. Зюзина стихия — бег, молниеносная атака, тонкости в распутывании следов, а вот скрытность — мимо. Много её для этого дела. При нужде, конечно, подползёт куда нужно, но против Роси – юркой, тонколапой, лёгкой – проигрывает без вариантов. Шли долго. Наша шпионка несколько раз возвращалась обратно и, вильнув хвостом, сообщала, что люди идут по-прежнему по дороге, не разделяясь и никуда не сворачивая. Единственный раз они остановились лишь у брошенных Жигулей и один из мужчин (из-за расстояния Рося не разглядела – кто именно), забрал что-то объёмное из узла на крыше. Получается – я не ошибся. Машина или им принадлежит, или в ней был какой-то пропущенный мною тайник — в тряпье я не копался. Какие из этого можно сделать выводы? Не знаю. Любые, кроме одного — это точно не беженцы. Между нами, по моим прикидкам было около трёх или четырёх километров. Ближе я подходить опасался, да и вряд ли бы смог. По мыслеобразам, предоставленным разведчицей, вполне угадывалась местность, которую сейчас прохода четвёрка, и скорость была вполне себе — еле поспевал. Посёлка мы достигли глубоко за полдень. Заходить не стали. Я расположился в тихом месте, неподалёку от первых домов, и попросил ушастую обойти ненаселённый пункт и устроить там наблюдательный пункт, чтобы держать выход из него под контролем. Мало ли, преследуемые вполне могут передохнуть и дальше двинуть. Рося же никуда не пошла. Она растянулась у моих ног и часто, хрипло дышала, лёжа на боку и вытянув лапы. Убегалась, бедолага, на сыскном поприще. Это мы с Зюзей по прямой почти шли, а она – постоянно туда-обратно носилась, и всё на нервах. Кто хочешь устанет. Доберман, едва услышала мою просьбу, стартанула так, что только клочья земли полетели. Я усмехнулся. Зюзя мне сейчас больше всего напоминала большого ребёнка, которому взрослые доверили простенькое и несложное дело только затем, чтобы несмышлёныш под ногами не путался. А он этого по наивности не понимает и страшно горд поручением. Снова усмехнулся – теперь уже своим мыслям. Доберман, при всей её прекраснодушности и доброте — далеко не так проста. Умна, хитра, многому обучилась за последние два года. И сравнение моей ушастой с ребёнком — это так... ассоциативно. Просто я, к большому огорчению, уже давно не умею так искренне радоваться мелочам жизни, несложной помощи ближнему, собственной нужности. Почти все эти качества заменили во мне опыт, расчёт, ответственность. Эта болезнь называется взросление, зрелость. Плохая болезнь, мне не нравится, но от неё никуда не убежать. Единственное, что осталось от того меня, молодого и задорного, готового по первому предложению друзей сорваться с места и рвануть, сломя голову и не задумываясь о последствиях, за тридевять земель — любовь. Любовь к своей новой четвероногой семье; умение быть с ними и в горе, и в радости. Как по мне — вполне достаточно. Сел на землю, положил руку на голову Роси, рассеянно поглаживая за ушами. Разумная пододвинулась, посмотрела мне в глаз. – Что, моя хорошая? – захотелось сказать ей что-то приятное. – Устала? Горячий, шершавый язык лизнул мою штанину. – Устала, – продолжил я. А затем, устроившись поудобнее, рассказал ей все свои сомнения и рассуждения по поводу той самой четвёрки, которую мы преследуем. Она имеет право знать – не чужая. Зюзе ведь рассказал. Рося слушала очень внимательно, уставившись мне в лицо и почти не моргая. Когда закончил, спросил, сам не зная зачем: – Что думаешь по этому поводу? На ответ не надеялся – разумной крайне тяжело даётся мыслеречь, однако собачка смогла меня удивить. Сначала в моей голове возник образ лежащего в тени Бублика, потом – Ольги в тот самый день, когда она впервые пришла ко мне в гости. А затем Рося зарычала. Негромко, зло, по-прежнему не сводя с меня взгляда. Я её понял. – Ты хочешь мстить, если наши подозрения окажутся правдой? – Р-р-р-р. – Как? На этот раз мне показали погоню за зайцем. Впервые видел такое зрелище собачьими глазами. Скорость, азарт, высокая трава хлещет по морде – не больно, но жмурится заставляет регулярно. Выручают нос и слух. А потом я почувствовал во рту вкус горячей, солоноватой крови и... победы. Хорошее объяснение. Понятное. – Ты будешь драться? – Р-р-р-р. – А если это не они? Разумная явно озадачилась, но ненадолго. Решение она нашла быстро – просто преувеличенно бодро повиляла хвостом. – Извинимся и уйдём? – не смог сдержать я смешинку. – Тяф! – Или просто посмотрим и на глаза не покажемся. Если мы ошиблись – напишем записку с предупреждением о болезни, и ты её положишь у них на пути, дальше по дороге. А сами уйдём в далёкие земли, где всё у нас будет хорошо. Рося прикрыла глаза. Она любит такие моменты, когда я начинаю что-то рассказывать. Сказочное, несбыточное, тёплое. Такое, во что хочется верить. Знаю – у меня получается, потому что от чистого сердца идёт. Ну и научился декламации за последнее время, куда ж без этого – почти каждый вечер тренировался, всё по-честному. Иногда даже мысль проскакивает, немножко грустная – надо было книжки садиться писать, а не по стройкам горбатиться. С воображением у меня всё в порядке, а переносить его в буквы, думаю, можно научиться. Вот закрыл глаз – и ты в придуманном мире с эльфами, драконами, прекрасными принцессами, хитрыми колдунами. Не хочешь меч и магию – стоишь на пиратском фрегате весь такой суровый, мужественный, обязательно с серьгой в левом ухе и потёртой, просоленной морем треуголке. Тоже не подходит? Тогда тёмная-тёмная ночь, револьвер в руке и полицейский жетон в кармане, одинокий фонарь и где-то там, во мраке, злодей с ружьём. Или два, или целая банда. У меня таких историй в голове пруд пруди. Потому я в ожидании вечера или ушастой – в зависимости от того, кто первый припожалует, принялся тихо рассказывать разумной очередную историю собственной выдумки. А она млела, наслаждаясь вывертами сюжета и спокойствием. Доберман вернулась глубокой ночью. – Люди не ушли. Они спят в, – картинка посёлка. – А если не по дороге пошли? – усомнился я больше для проформы, чем действительно так думал. Им ведь тоже отдых нужен, и здесь удобнее всего встать на ночлег. Дальше по дороге есть ещё одно селение, но так себе – дрянь одноэтажная в десяток дворов. Между тем ушастая ответила: – Нет. Я обошла везде. Новых запахов нет. Значит она права... Тогда как их найти? Идеально было бы где-то тихо засесть напротив их лежбища и утром спокойно глянуть на тёткино лицо из укромного места. Но посёлок крупный. Большой частный сектор, несколько пятиэтажек в центре, десяток двухэтажных многоквартирников. Искать четвёрку опытных, вооружённых путешественников, да ещё по ночи и ничем не выдавая своего присутствия – опасное занятие. Спрятаться с другой стороны посёлка? А если они не по дороге пойдут? Маловероятно, конечно, но всё может случиться. Блажь на них найдёт прогуляться по заброшкам или новые дороги посмотреть? Да и слишком не хочется опять по кустам прятаться, чтобы снова пытаться разглядеть неизвестно что на женском лице – легко второй раз опростоволосится, не заметить меточку. А выходить навстречу с радостной улыбкой на лице и вежливо просить: «Дайте-ка я вас рассмотрю» – верх тупости. Слишком опасные ребята даже на первый взгляд... Тогда что – мне за ними по дорогам до очумения носиться?