И заметил сандалию. Сначала её, потом ногу в спортивных брюках. За углом. Присел у стенки и спит, что ли? Внутренне посмеиваясь, я пошёл к старику, готовя на языке довольно солёную шутку. Только свернул – и остановился, не дыша. Фоменко лежал на боку. Мёртвый. Глаза полуприкрыты, тело в какой-то несуразной позе, изо рта торчит кончик языка. Возле безвольно лежащей на земле руки – уже знакомый мне цилиндрик с лекарством. Крышки нет – мелкие, беленькие таблетки рассыпались по траве. Вспомнилось – он вчера регулярно нитроглицерин глотал. Не выдержало, значит, вчерашних нагрузок сердечко. Подвело железную волю владельца. Бывает... Присел рядом, на корточки, дотронулся тыльной стороной ладони до щеки покойника. Прохладная. Успел поостыть. А я и не слышал ничего. Жалости, как таковой, к этому человеку у меня не было. Он мне никто. Люди всегда умирали и будут умирать – этот постулат надо принять как данность и перестать обращать внимание на уход окружающих за край. О каждом не наплачешься. Исключение – родные и близкие. Те, кто стал частью тебя и с ними исчезало что-то этакое... невосполнимое. Тогда да, тогда и поплакать не грех, и помянуть. Гораздо жальче было его планов. Больших, мощных, продуманных – на другие Петрович не разменивался. В них я понемногу начинал видеть и себя. Пока ещё невнятно, смутно, исключительно в общем и непременно независимой стороной будущего конфликта... Да без разницы уже, что напридумывалось за эту ночь! По сути, новый городской глава Фролов, сам того не зная, этим утром выиграл войну и спас свою жизнь. Не сделав ни единого выстрела, не выходя за пределы Фоминска, не отдав ни одного приказа. Везунчик. Прямо хоть продавай ему эту новость. Задорого. Не торгуясь заплатит. Без брезгливости обыскал труп уже бывшего попутчика. В карманах – ничего особенного. Ещё одна коробочка с лекарством, футляр с очками, запасной магазин к пистолету. И он, получается, налегке уходил, без всего... Сам пистолет обнаружился в кобуре-оперативке под мастеркой. Glock 19. Угловатый, с удобной рукоятью, весь из себя такой надёжный, основательный. Наскоро разобрался с устройством нового для меня оружия. Никогда раньше в руках подобный не держал. Единственное, что удалось вспомнить о производителе – фирма серьёзная, дрянь не делала, постоянно на слуху была. Выщелкнул магазин – полный. Посмотрел на патроны – нет, не попадались мне такие. А жаль. Пистолет в наши дни – вещь относительно редкая. С ним, конечно, не поохотишься и издалека никого не подстрелишь, ну так он и не создан для этого! Такому красавцу короткие дистанции подавай, там он развернётся... Вернув магазин на место, принялся стаскивать кобуру с покойника. Неудобно оказалось, однако справился – вместо того, чтобы ворочать тело, ремни расстегнул. Едва добыл – сходу напялил сбрую на себя. Под куртку. Убрал в неё Glock. Левую руку слегка оттянуло. Нормально, привыкну. Не такой уж он и тяжёлый. Больше тут делать нечего. Пора прощаться. Поднялся, в последний раз окинул взглядом тело покойного. – Ладно, бывай, Петрович! Хоронить, извини, не буду. Ты мне можешь последнюю службу сослужить. Бесплатно, хотя это и не в твоих правилах, – против воли из груди вырвался горький смешок. – Тебя найдут – авось и от меня отстанут. Такая вот фигня... Посчитав погребальную речь законченной, я решительно повернулся в сторону дороги. Над головой запел, затирлинькал соловей. Поднял голову, силясь разглядеть в листве серенькую, неказистую с виду птичку. Не смог. Пусть поёт. Может, это он погребальную песнь выводит. Глупость, конечно, но отчего-то думалось именно так. Открыл сидор, осмотрел припасы – дня на два. При экономном расходе – на три. Потом – голодуха, неизбежная мародёрка по пустым домам и опять же, промедление в пути. С сожалением глянул на свой «огрызок» – я из него со ста метров и в старый дуб не попаду, куда уж о более мелкой дичи задумываться. Выбрался на обочину. Потоптался в нерешительности. Куда идти? Если на север – увеличиваю расстояние между собой и некими преследователями, но не попадаю в схрон с припасами. По грунтовке, у которой ночевали? Вон она, вбок уходит, почти незаметная – теряю время. Пока дотопаю, пока (и если) найду нечто, припрятанное по указке Фоменко, пока выберусь оттуда... – долго. – Витя! Откуда позвали – не понял. Прыгнул назад, на дорожный откос, прямо на пузо; перекатился, выставил калаш перед собой. В животе похолодело. – Гав! – басовито, грозно раздалось почти рядом. – Тяф! – вторил более тонкий голос. Обалдеть... Такого быть не может! – Зюзя?! Роська?! Первой показалась собачка. Из кустов, с другой стороны дороги. Осторожно высунула свою ушастую головку, убедилась, что я её вижу и узнал, после чего бросилась прямо ко мне. За ней молнией вылетела доберман. Через пару мгновений я был зализан, обпрыган, обтоптан непомнящими себя от радости разумными. Рося вертелась вьюном, не останавливаясь ни на секунду и норовя угадать в своих пируэтах так, чтобы моя ладонь прошлась по её спине. Зюзя без затей бухнулась прямо на меня и принялась тихо скулить, положив морду мне на грудь и не сводя глаз с моего лица. Отпустил автомат, переместил освободившуюся руку ей на холку, провёл пару раз по шерсти. – Привет, мои хорошие... Меня снова яростно, щекотно облизали. Собаки такие собаки... – Дайте подняться, – прерывая нескончаемый поток нежности, попросил я разумных. – Вы же во мне дырки протрёте. С отчётливо читаемым сожалением доберман сползла на землю, устроилась рядом, стараясь как можно большей площадью своего тела прижаться к моему боку. Уселся, и тут Рося забралась ко мне на колени, брякнулась на спину, смешно растопырив лапки и подставляя мне для поглаживания живот. Она любит, знаю... ...Когда первые эмоции улеглись, спросил: – Вы как здесь оказались? Наверное, в первый раз за всё время нашего знакомства ответила не Зюзя, а её подруга. – Еда, – прозвенело в голове. – Кушать. Говорила собачка, похоже, «для всех». Доберман недовольно рыкнула, бросив на неё полный осуждения взгляд. Та мигом перевернулась в нормальное положение и потупилась, виновато прижав ушки. Я присмотрелся – мои подопечные выглядели, мягко говоря, не очень. Грязные, худые, когти стёрты почти до основания. Где же вас носило? Отложив расспросы «на потом», без сожалений извлёк остатки сушёного мяса. – Держите. Дал по пластинке обеим. Разумные жадно зачавкали. Стараясь не думать о том, что отдаю последнее, скормил весь запас. После неуклюже поил из ладони. Покончив с трапезой, скомандовал: – Пойдёмте. По дороге расскажете о своих приключениях. И особенно о том, – я строго посмотрел на добермана, – почему вы меня не ждёте там, где договаривались. Моя показная суровость Зюзю абсолютно не смутила. Она с удовольствием потянулась, зевнула, демонстрируя внушительные клыки и выскочила на асфальт, всем своим видом демонстрируя готовность к движению. Её подруга вертелась неподалёку, задирая нос и принюхиваясь. Встал и я, только сейчас заметив, что все наши обнимашки происходили в каких-то пяти метрах от трупа Петровича. Ну и что? Живым – живое. Он бы понял. Вот только нацелились мои ушастые не туда, куда следовало... – А куда вы, собственно, собрались? Нам сюда надо, – и быстро пошёл к грунтовке. Появление разумных скорректировало мои планы. Зная их природные возможности по выживанию в незнакомой местности, я решился попробовать найти схрон. Причин для такого выбора оказалось неожиданно много: еды нет; надеяться на охоту – бессмысленно, умеющей ловить всякую мелочь Росе нас не прокормить, а стрелять, по сути, не из чего; близко ко мне теперь не подобраться – ушастые не дадут, предупредят. Добавилось и то, что с дороги в любом случае надо сходить – слишком далеко меня видно. Это я с Фоменко по асфальту гулял, понимая, что для него на старых ногах так быстрее получается, а сам – не хочу... Может быть, потом и разрешу себе некие вольности в комфорте передвижения, когда свалю подальше. Но не сейчас. История столь внезапной встречи оказалась проста и незамысловата. После того, как меня засунули в УАЗик и увезли, ушастые, не став дожидаться какого-либо сигнала, сопоставили 2+2, быстренько разобрались в ситуации и рванули следом. На простой вопрос: «А если бы я вернулся? Откуда вы знали, куда и как надолго я уехал?», Зюзя поведала, что нашла кабанов – Пряника и Калача, которых убедила ежедневно патрулировать местность и, в случае обнаружения меня, сообщить им. – Как?! – не выдержав, вскричал я. – Они бы попросили других передать нам, – уверенно, будто речь шла об обычном звонке по несуществующей нынче сотовой связи, заявила доберман. – Разумные быстро находят друг друга, если нужно. Запах помогает. Лукавила она, чтобы я не возмущался их своеволием и не нудел правильными речами или сама верила в то, что говорит – не знаю. Почти двести километров расстояния! Это не комар чихнул! Меня терзали сомнения... Зато гораздо правдоподобнее выглядела другая версия, родившаяся походя: Зюзя с Росей отправились вдогонку, не особо задумываясь о варианте моего досрочного возвращения. Надеялись не разминуться в пути и наверняка попросту не смогли усидеть на месте, дожидаясь неизвестно чего. Да, очень похоже на правду. Мои подопечные всегда отличались тем, что уж если они приняли решение, то остановить их в реализации задуманного было крайне проблематично. Выпытывать правду и настаивать на дотошном разбирательстве не стал. Зачем? Обесценить собачий подвиг? А в том, что это именно подвиг – я ни капельки не сомневался. Проделать своим ходом столь длинный путь, найти меня – по-другому обозначить их поступок и язык не поворачивается. Потому сделал вид, что поверил и продолжил слушать дальше. ...Разумные бежали по запаху автомобиля. В их понимании он вонял настолько отвратительно, что я невольно порадовался своему пустому желудку. Продемонстрированные через мыслеобраз ощущения более всего походили в нашем, человеческом восприятии на аромат недельного трупа, хорошенько прогретого на солнышке. Только более едкий и резкий. Двигались ушастые уверенно – след держался долго, а когда поняли, что сильно отстали и даже препротивный запах стал рассеиваться – пошли по «маленьким тёмным пятнам». Догадался сразу – капельки масла из двигателя или коробки. Сальник прохудился или иная напасть с машиной случилась – она ведь тоже не молодеет, старенькая совсем. По ним и добрались до знакомого Зюзе по цирковому прошлому и прочим событиям Фоминска.