В сложившейся ситуации, видимо, пока не было необходимости всерьёз докапываться до истины, да и допрашивающего больше интересовали особенности пройденного мною маршрута, политическая ситуация в оживающих областях, схемы оборонительных сооружений, принятые на юге и многое, многое другое. Дважды видел Фролова. Он тихо заходил в допросную и слушал, абсолютно не вмешиваясь в процесс. После так же молча уходил. Записав мою одиссею, мужчина переключился на окрестности моего последнего места жительства. Вот тут пришлось попотеть, рассказывая о состоянии дорог, посёлков и деревень, а заодно припоминая наиболее подходящие места для ночёвок и зимовок. Но ничего, вроде бы выкрутился. Затем от меня отстали, ничего не объясняя и словно забыли. В первый же день пребывания в тюрьме охрана наскоро растолковала мне местные порядки: в разговоры ни с кем не вступать, не шуметь, отзываться по первому требованию. Шаг вправо, шаг влево – ну и дальше традиционно. Объясняли просто, особо выражений не выбирая и постоянно уточняя всякие нюансы про мои почки и печень, которые гарантированно пострадают в случае неповиновения. Я им верил – эти могут, потому обещал не докучать. Взаперти, в одиночке, всегда скучно. И ничего не хочется делать. Все движения выполняешь почти насильно, каждый раз ломая себя словно заново. Но эта апатия проявляется не сразу. В первые дни, пока таскали на допросы и измордовывали сотнями всевозможных вопросов, отпуская лишь на сон – скучать не приходилось. Постоянно боролся с усталостью, с туманом в голове от нудных уточнений и нюансов. Потом, когда от меня отвязались я и наконец-то выспался, началось самое пакостное – прилипчивое, давящее ощущение ограниченного пространства и постоянная теснота терзали психику, превращаясь в почти физическую боль. Тело при этом каждую секунду словно скручивала пружиной жажда действия: хочется куда-то бежать, что-то делать; постоянно казалось, что если бы не решётка с замком, не четыре стены – горы бы свернул. Постепенно пришло угасание. Всё больше лежишь, всё больше убиваешь время, погружаясь в непонятную полудрёму. Время измеряешь промежутками от кормёжки – до кормёжки, ориентируясь по грузным шагам баландёра Мысли о побеге тоже проходят довольно быстро. Сначала они занимают разум с утра до ночи, подкидывая идеи одна другой несбыточнее, после уходят на второй план, уступая своё место почти математическому анализу окружающей обстановки и постоянному поиску в ней слабых мест. Пока, к сожалению, ничего. Служба поставлена грамотно, подкоп или дыру в стене сделать невозможно. Остаётся только ждать, пока кто-то ошибётся и предоставит хоть крохотный шанс. И развивать в себе терпение... Прогулок нет, окна нет, уборка камеры на мне. Ведро с экскрементами забирают раз в сутки. Но хоть тут повезло – отхожее место с почти герметичной крышкой, практически не воняет. Бани тоже нет. Чтобы не завшивел – раз в три дня заводят в небольшое помещение с поддоном, дают лейку и кусок мыла. Так и моюсь, под пристальным наблюдением как минимум двух здоровенных мордоворотов с дубовыми дубинками, там же и стираюсь. Там же меня и подстригли при первой помывке под ноль, и велели побриться выданной тупой бритвой. Исцарапался весь, зато теперь как молоденький новобранец – со всех сторон лысенький. С гигиеной здесь строго. За своих ушастых я был спокоен. Уверен, они пока партизанят неподалёку от пустого посёлка, меня ждут. Зюзя старшая, а значит, Рося под присмотром – глупостей не наделает. Надеюсь... Может, вообще домой вернутся пока, чтобы в кустах не спать. К Мурке. А в посёлок по очереди прибегать будут. Инструкции я оставил, а как оно выйдет – посмотрим. Раз пять пытался прояснить обстановку вокруг моей личности, однако на все вопросы о собственной судьбе получал неизменный ответ: «Иди на х... Когда скажут, тогда выпустим». Вот так вот... пришлось заткнуться до поры, чтобы не раздражать охрану. Из-за вынужденного безделья я постоянно прокручивал в голове события последних дней и причины такого странного поведения моих захватчиков: отсутствие страха перед Мором, их непоказное спокойствие, чёткость и слаженность действий, показавших мне мой истинный дилетантизм в делах военных. В тысячный раз в голове мусолились одни и те же мысли: может, Оля ошиблась, и эпидемия пришла с какой-то неведомой мне стороны? Не знаю... Вакцина? Тогда почему мне не делали никаких уколов? Даже ежу понятно – необходимо, из самых несложных соображений, перво-наперво засунуть стороннего человека в карантин и с интересом смотреть – не подохнет ли он. Но нет. Сижу в обычной камере, открыто контактирую с охраной. Да и дознаватель спокоен, как бетонная плита. Бред получается... А, может, это не те «беженцы»? Отчитываться ведь они передо мной не стали. Но отговорка той, цыганистой бабёнки про меня и Ольгу проясняет многое. Была она в мёртвом форте. Была... Всё равно, правила безопасности никто не отменял, а уж в помешанном на порядке Фоминске и подавно. Почему я не в изоляции? Уф... Так и мозги закипят! А ответов не было. Оставалось лишь жадно вслушиваться в невнятное, угрюмое бормотание персонала и вылавливать хоть какую-то пищу для размышлений. Сплошная бытовуха, скучная и рутинная. Обсуждение незнакомых мне людей, неинтересные сплетни, болтовня ни о чём. Разнообразие в похожие друг на друга, как две капли воды, дни вносили лишь доставляемые для разбирательств задержанные. Мне повезло дважды так скоротать вечера. В первый раз охрана Фоминска притащила полупьяненького мужичка, который всех веселил своими поисками правды и угрозами «дойти до Самого». Утром его увели отрабатывать накопившиеся грехи на необъятных городских полях, Второй оказался поинтереснее. Он пел. Всю ночь. Негромко, но с чувством и хорошо поставленным голосом, предпочитая шлягеры советского периода. Охрана такому внеплановому концерту не препятствовала. Им, похоже, тоже пришлись по душе неторопливые, мелодичные старые песни. Менестрель бродячий, не иначе. Я про таких в книжках читал. Интересно, за что он тут? Узнать мне этого не удалось. Певца рано утром увели в неизвестном направлении и больше я о нём ничего не слышал. А жаль. Душевно у него получалось про легендарный Севастополь и миллионы алых роз выводить. Чтобы не сойти с ума от неизвестности и хоть чем-то себя занять – отжимался и приседал, а в перерывах стоял на одной ноге, считая сначала до ста, потом понемногу добавляя. Сначала на правой, потом на левой. Зачем мне это – и сам не знал, просто от скуки, чтобы себя измотать. Зато выяснил – слабенькие у меня ножки, да и с координацией дела обстоят не лучшим образом. А по ночам я придумывал сказки с прекрасными принцессами и злыми великанами. Впрок, для моей ушастой банды. Лёжа на тоненьком матрасике, закрывал глаза и словно переносился в другие миры, где правят мудрые драконы, а на дорогах ещё не перевелись рыцари без страха и упрёка. Но на утро всё забывал, искренне расстраиваясь от этого. Ничего! Главное – вырваться! А сказки я и новые придумаю, лучше этих... Именно от фантазийных занятий меня и отвлёк скрип входной двери. Странно, кто это? Ни топота ног, ни ругани, ни громких разговоров, перемежаемых склоняемым по всем падежам словом «мать» с различными приставками и глаголами. И не охрана. Я уже успел изучить всех здешних сотрудников и с закрытым глазом мог узнавать их по шагам и вздохам. Неизвестный гость о чём-то пошептался с дежурными, клацнула решётка в арестантское отделение, а затем он медленно зашаркал в мою сторону. Один, без сопровождающего. Против воли, тело напряглось в ожидании. Вряд ли меня сейчас плюшками с шашлыком угощать станут. – Кхе, кхе... – закашлялся визитёр, продолжая брести по коридору. А через секунду я обомлел: Фоменко Андрей Петрович – собственной персоной. Вот только как же он сдал... Из бодрого старика властитель окрестных земель превратился в измождённую старую развалину. С тросточкой, с согнутой спиной, с пустыми, водянистыми глазами. По-моему, даже в том же самом спортивном костюме и тех же мягких тапках, в которых разгуливал при нашей последней встрече. Он тоже смотрел на меня, точно вспоминая что-то. Заговорил гость первым: – Эк тебя жизнь потрепала, Витенька... – при этом его палец указал на мой правый глаз. – Ну хоть живой, и то ладно... Вася! – неожиданно крикнул хозяин Фоминска, обернувшись в сторону караульных, – принеси мне стульчик. Совсем ноги не держат, – пожаловался старик теперь уже мне. Требуемое доставили практически мгновенно. Было видно – уважение, в отличие от здоровья, старик не растерял. Отпустив жестом охранника, он уселся, пристроил между колен свою палочку и снова уставился на меня. Я молчал, ожидая продолжения. – Домой дошёл? – наконец соизволил начать Андрей Петрович. – Да. – А чего там не остался? Зачем в наши края вернулся? – продолжал любопытствовать старый хрен. – Нет дома, – не желая углубляться в подробности, ответил я. – И делать мне там нечего. А здесь климат лучше. Ну и золотишко собирал понемногу, – про драгметаллы специально упомянул. Они же с Фроловым постоянно общаются, значит, врать нужно одинаково. – Бывает, – рассеянно протянул Фоменко, думая о чём-то своём. – Хорошо, что ты мне тогда... когда внученьку нашёл, не попался. Прибил бы. Как есть прибил. Это потом уже разобрались, что не твоя это работа, а тогда... крови мне хотелось. Найти, наказать, живьём сжечь! Ловили тебя... – Знаю. Видел дрезину. – Везучий... Снова установилась неприятная тишина. Андрей Петрович молчал, по-стариковски чуть тряся головой, я ждал очередных откровений. А потом, неожиданно для самого себя, мне стало жаль этого человека, явно сломленного судьбой. Решил поделиться: – Волки, что убили людей на хуторе, мертвы. Не все, но многие. Не знаю, насколько вам от этой новости станет легче, но всё же... Договорить не успел. Фоменко словно выбросило катапультой со стула, палка отлетела в сторону, дробно застучав по полу, а сам он приник к решётке, протягивая ко мне свои узловатые, бледные пальцы. Словно убить хочет. – Подойди... – прохрипел старик. – Подойди... пожалуйста... Расскажи мне об этом. Хочу! Хочу знать!.. Он был страшен в своём буйстве. Сумасшедший взгляд, непонятные судороги, вжавшееся до посинения в прутья решётки лицо. – Ну! – продолжал Андрей Петрович, переходя на рык. – Ну!!! Прибежала охрана и мягко, с видимым усилием оттащила его. Я же заработал многообещающий жест сжатого кулака, продемонстрированного мне одним из мордоворотов. Плохо дело. Похоже, знакомства с дубинкой не миновать. – Уйдите! – придя немного в себя, своим прежним, властным голосом скомандовал городской хозяин. – Всё в порядке... Стражи порядка, потоптавшись для вида и подняв с пола палку, с облегчением ушли, а Фоменко снова обратился ко мне, теперь уже более-менее нормальным голосом: – Говори! С самого начала! Не жалей! Мысленно сплюнул. Ну вот кто меня за язык тянул? Не отвяжется ведь... И рассказал, с самого начала, с момента обнаружения покойников. Подробно. Не забыл и про первую встречу с волками на железнодорожной насыпи, и про то, как и где с ними встретился повторно. Честно ответил, что не всех тогда перестрелял. Вот только причину, почему они смогли уйти – опустил. Отделавшись простым «сбежали со страху, когда половину их стаи перебил». Ни к чему Фоменко нюансы знать. Тогда и про Лёху, и про мой договор с серыми рассказывать придётся, да и много чего ещё. Не нужна ему вся правда. Старик слушал меня с закрытыми глазами, из которых по сморщенным от времени щекам текли слёзы. Когда я закончил, он спокойно, глухо заговорил: – Я тебе верю. Спасибо. Понимаю, что ты тогда жизнь свою спасал и про убитых не думал, но всё равно спасибо. Легче мне теперь. На самую малость, но легче. Не забуду. С этими словами Петрович встал и медленно, устало побрёл к выходу, держась за стены, а я вернулся на койку. Вот зачем он приходил? Душу разбередить себе? Приказал бы тому же Фролову – и вытряхнули бы из меня, как из старого матраца, всю правду. Быстро и ловко. Но нет, сам припёрся, старый хрыч. Пусть страдает, раз ему так нравится. Глава 7 А через час снова хлопнула дверь, кто-то вскрикнул, что-то упало и чей-то бас буднично скомандовал: «Мордами в пол». Затопали сапоги, лязгнула решётка. К моей камере подбежал неизвестный, вооружённый ружьём мужик и рявкнул: «На выход!». Ключи от камеры у него были с собой, потому всё обошлось без суеты и прочей ненужной возни. С остервенением распахнув двери, он чуть ли не силой вытолкал меня в коридор (еле успел сапоги подхватить) и указал пальцем в сторону выхода. — Тихо давай, — напутствовал нежданный освободитель. — Снаружи тебя ждут. Пришлось идти. Ну не обратно же, в узилище, возвращаться! Да и внутренне чутьё подсказывало — на виселицу так не водят. Прошёл мимо дежурки. На полу, лицами вниз, лежало трое здешних блюстителей закона, крепко связанных и с кляпами в пастях. Рядом с ними толпились четверо по-походному одетых мужчин. — Туда, — указал на двери мой спаситель, а после обратился к лежащим. – Только пикните! На ремни пущу! Я вышел на улицу и сразу, прямо на крыльце, захмелел от чистого воздуха. Вот только насладиться мне этим приятным чувством не дали, снова толкнув в спину. – Не тупи! Вперёд! Справа и слева от меня заскользили покидающие дом люди, последний даже за рукав ухватил, таща за собой в темноту. Пришлось ускоряться. Мы двигались в полной тишине. Быстро, не останавливаясь, по явно знакомой моим провожатым дороге. Лунный свет иногда выхватывал куски домов, ухоженные палисадники, непонятные столбы. Я изо всех сил старался не отстать, жадно уцепившись глазом за спину впередиидущего. Минут через десять спешного хода добрались до стены, а точнее до главных ворот, подсвеченных факелом одного из караульных. Внутри всё сжалось. Пришли... Дальше что? Однако, против ожидания, никто на меня внимания так и не обратил. Стражник молча распахнул небольшую дверцу и мы, не сбавляя хода, вышли из города. Я оглянулся. Выпустивший нас грубо затушил горящую палку в ведре с водой, стоявшем неподалёку. Убиваемый огонь зашипел, плюнул напоследок и затих, а мужчина, прикрыв за собой дверцу, стал замыкающим. Тоже, значит во всём этом... даже не знаю, как обозвать, участвует. Наша группа ещё больше ускорилась, перейдя почти на бег. Куда мы направляемся? Может, рвануть в сторону, как только минуем Посад перед воротами? И тут, словно прочитав мои мысли, ко мне шёпотом обратился один из неизвестных сопровождающих, полуобернувшись на ходу. – Витя! Не дури! Фоменко приказал тебя вытащить! Сказал: «Возвращает должок». Мол, ты поймёшь. И от себя добавлю – дёрнешься в сторону — пристрелю.