Оформлявший меня силовик такое послабление в порядках не воспринял, продолжая стоять навытяжку, однако заговорил не казёнными, разрешите-докладываю-не могу знать, а обычными словами: – Без происшествий. Группа вернулась, человека привезла. Оформляем. – Что за человек? – поинтересовался особист, подходя к стойке. Дежурный скосил глаза в журнал, стараясь не нарушать своей бравой позы. Получилось не очень, но получилось. Кое-как он прочёл: – Э-э-э... Марков Виктор Константинович. Остальных данных пока нет. Не успели. – Да? – без интереса в голосе скорее констатировал, чем спросил Фролов и повернулся ко мне. Он никак не изменился с момента нашей последней встречи, словно время о нём забыло. Всё та же короткая стрижка, мягкая походка, плотное подтянутое тело и внимательные, усталые глаза. – Как, вы сказали, фамилия? – переспросил особист, очень внимательно рассматривая меня. Узнал, вижу, узнал. – Марков! – бодро отрапортовал дежурный. У Сергея Юрьевича брови стали домиком. – Виктор! Это же не ваша фамилия! – обратился он ко мне. – Вы, помнится, другую называли... Я даже кривую усмешку в стиле «раскусили, злодеи» выдавить не смог. Настолько подкосила меня эта встреча. Накатила апатия. Неприятности как из ведра на мою голову валятся. Сейчас этот разведчик чёртов побежит радовать своего хозяина о поимке страшного злодея Вити со всеми для меня вытекающими... Плевать. – В кабинет, – скомандовал Фролов, поворачиваясь к дежурному. – Что при нём нашли? – Не могу знать! – подобострастно выкатив глаза, сразу отозвался дежурный. – В машине привезли, вещей мне не передавали, – с явным наслаждением в голосе от того, что хоть как-то может отомстить Гражданину Начальнику, дополнил он. – Понятно, – зло, как мне показалось, скрипнул зубами особист. Конвоиры подхватили меня под руки и быстро потащили по месту требования. Кабинет оказался тоже не чужим – доводилось здесь вести задушевную беседу с отварчиком. Аскетичное убранство, маленькое окошко, стол, кресло, табурет, тумба – в ней, по-моему, ещё кружки хранятся. Мне естественно, достался табурет. – Присаживайтесь, – прозвучал знакомый голос со спины. Всё такой же, профессионально-вежливый. Со всеми на «Вы». – Подождите в коридоре. Конвоиры, бесцеремонно плюхнув меня задницей на деревянную сидушку, вразнобой топая, покинули кабинет. Фролов уселся в кресло, положил руки на стол и нейтрально начал: – Давно не виделись... Я согласился: – Давненько. Он позволил себе лёгкую улыбку. – Вы выполнили моё поручение? Доставили письмо? – Да, передал из рук в руки. Особист удовлетворённо кивнул. – Рад, что в вас не ошибся. До дома, куда вы так рвались, дошли? – тон, которым задали мне этот вопрос, не понравился. Прозвучало примерно как «дай Бог нашему теляти волка поймати». Однако недовольства я не показал, лаконично ответив: – Да. Дошёл. А вот эта фраза сидящего напротив меня выбила из колеи. Сергей Юрьевич даже занервничал слегка. – Но это же далеко, я помню... И что?! Что отвечать? Ему – правду. Здесь нечего скрывать. – И ничего. Нет у меня больше дома. Точнее есть, только он теперь не мой. Одна лишь фотография осталась. Тут, – я кивком подбородка указал на нагрудный карман. Руки-то мне никто развязывать не стал – так и сидел, за собственное кровообращение переживая. Фролов выбрался из-за стола, подошёл ко мне, извлёк фотографию, долго в неё всматривался. – Не врёте. В прошлый раз у вас её не было. Печально... – снимок вернулся на место. – А собачка ваша как? – Погибла в дороге. Я решил отвечать коротко, без особых подробностей. Он ведь меня не допрашивает, а так, моей новейшей биографией интересуется. Вот и зачем болтать лишнее? Понадобятся подробности – сам спросит. Особист вздохнул, снова сел в кресло: – Ну а в наши края вернулись зачем? Ответ давно готов. Хоть и не знаю, как мне моя хитрость поможет в разборках с Фоменко, но всё же. Ничего ведь не теряю, да и хрен проверишь. – Золото собирал. На юге без золота грустно. Здесь его ещё можно найти по мертвецким домам. Там – нет. Потому и пришёл по знакомым дорогам. Машину хочу купить, грузовую, дело своё открыть. Не знаю, поверил ли мне Сергей Юрьевич или нет. Скорее – нет. Но не потому что я вру неубедительно, а по привычке всё по десять раз перепроверять и всё равно на всякий случай сомневаться. Правильность моих выводов он подтвердил сразу, небрежно поинтересовавшись: – При задержании у вас золото имелось? – Да. Немного. Я в разных местах тайники делал на всякий случай. Не в моих правилах все яйца в одной корзине держать. – Проверим, – безэмоциональным тоном бросил собеседник. – Знаете, а вами интересовались. Я удивился: – Кто? – Некий Иван Михайлович, предводитель банды мародёров на юге. Давно это было. Вы с ним что-то не поделили? – Да. Мой глаз и собаку, – честно признался я, припоминая подыхающего среди Полтавских полей громилу. И его тестюшка-машинист вспомнился следом, скотина гнусная – земля ему стекловатой. – Я ему паровоз в отместку хотел сжечь. Не получилось. Фролов с интересом взглянул на меня, явно оценив откровенность, потом снова вздохнул: – Н-да... Наслышан. Неприятная история, да и Коробова очень жаль. Толковейший был человек. В ответ лишь пожал плечами, показывая, что дело прошлое – нет смысла вспоминать. Сегодня дел тоже хватает. А особист не унимался. – Скажите, покойный полковник сообщал вам, что мы вас разыскиваем? – Да, – я по-прежнему не забывал, что этому опасному человеку лучше говорить правду, да и врать умнее правдой или полуправдой. Исключение лишь там, где никак не проверишь и не догадаешься. Сергей Юрьевич покачал головой: – Я так и думал... Не переживайте! По поводу тех событий... на заимке, к вам претензий нет. Наши специалисты восстановили хронологию событий. Попытка вашего задержания была несколько спонтанным решением, основанным исключительно на эмоциях. Потому прошу понять правильно. ...Ох и хитрый человек! Вот ему моё прощение – как зайцу стоп-сигнал, а ведь извиняется завуалированно, не хочет без нужды доверительные отношения портить. Не люблю таких. Никогда не знаешь, чего от них ждать – то ли нож в спину, то ли поддержку в самых неожиданных ситуациях. В прошлый раз отпустил, в этот – без понятия. Может и на перегной пустить запросто, а может и к делу приставить. А может и родне Михалыча выдать. Но это вряд ли. Как умер главарь банды – видели только я и Зюзя. Но мы никому не расскажем, а труп крысюки, я думаю, в течение суток прибрали. Мстить за старого пердуна, которого я в Белгородском депо прирезал, тоже никто не станет – фигура не та. Это Михалыч ещё пытался что-то сделать не столько из праведного гнева, сколько для поддержания авторитета, а остальным такое счастье и нафиг не нужно. Да и далеко мы друг от друга, с конвоем не отправишь... Мне оставалось лишь согласиться: – Радует, что разобрались. Но зачем ваши люди меня сюда привезли? Я же не сделал ничего! Сергей Юрьевич ответил, скорее всего, честно: – Я пока не знаю – докладные не читал. Потому ничего конкретного сказать не могу. Когда ситуация прояснится – отвечу. Погостите пока у нас. Отдохнёте, помоетесь, выспитесь. – В общем, посидите в тюрьме до особых распоряжений, – я подхватил и озвучил общую суть его слов. Фролов даже глазом не моргнул: – Да. Ничего в этом страшного не вижу. Вы знаете – мы не кровожадные злодеи. После разбирательства решим, что с вами делать, – и добавил уже мягче. – Я действительно не знаю причин, по которым вас сюда привезли. Да и наткнулся я на вас совершенно случайно – просто в дежурку зашёл. Потому предлагаю пока оставить этот вопрос и отправляться на отдых. Время уже вечернее, скоро ужин. Охрана! – позвал он. В кабинет сразу вошли двое конвоиров и препроводили меня в небольшую, весьма комфортную камеру в конце коридора, не забыв на прощанье ещё раз обыскать. ...Первые три дня меня водили на допросы. Неизвестный мужчина в камуфляже без знаков различия и с повадками профессионального следователя дотошно записал весь мой путь от Вологодских лесов до родного посёлка, ничего не упуская и не забывая. Я не врал. Почти. Вот только по-прежнему клялся, что Зюзя погибла у сектантов и где именно лежит её тело – мне не известно. Дознаватель делал вид, что верил, однако мы оба понимали – начни он допрос с пристрастием – и я сломаюсь. Но какой в этом смысл? Ну убили собаку – и хорошо, тварью меньше – именно такой ход мыслей читался на его лице.