— Как Энрике? — Почти поправился, — улыбнулась София. — Хорошо. — Гарри кашлянул. — Пойдемте внутрь? Он робко предложил ей руку. София взялась за нее. Гарри почувствовал тепло ее тела. София очень постаралась привести себя в порядок: длинные волосы были по-модному завиты на концах, лицо припудрено, губы подкрашены помадой. Настоящая красавица. Остальную публику, гулявшую по фойе, составляли хорошо одетые буржуа, женщины в жемчужных серьгах и ожерельях. София поглядывала на них весело и презрительно. Гарри взял места в центре зала. Театр был полон. В посольстве говорили, что культурная жизнь потихоньку начинает теплиться, и те, кто мог позволить себе такое удовольствие, очевидно, истосковались по вечерам вне дома. София сняла пальто. Под ним оказалось хорошо скроенное белое платье, на фоне которого ярче смотрелась ее смуглая кожа; вырез лифа был ниже, чем допускали теперешние строгие правила приличия. Гарри быстро отвел от него глаза. — Ах, здесь так тепло, как у них это получается? — спросила с улыбкой София. — Центральное отопление. В антракте они пошли в буфет. София чувствовал себя неловко в толчее и закашлялась от первого же глотка вина. — С вами все в порядке? Она нервно засмеялась, утратив свою обычную спокойную уверенность: — Простите. Я не привыкла к такой толпе. Если я не дома, то на молокозаводе. — София криво усмехнулась. — Мне привычнее общаться с коровами, чем с людьми. Стоявшая рядом женщина уставилась на нее, изогнув брови. — И как вам там? — спросил Гарри. Он знал, что на отдаленных улочках Мадрида есть много небольших маслобоен и сыроварен, тесных, грязноватых. — Тяжелая работа. Но по крайней мере, я снабжаю семью молоком. — Вы, наверное, устаете. — Иначе мы бы не выжили. Люди из правительственного агентства каждый день приходят и забирают свою сотню литров, разбавляют до двухсот и раздают пайки. — Ужасно! — Гарри покачал головой. — Вы странный человек, — сказала София. — Почему? — Вас интересует моя жизнь. Вонючий молочный завод — думаю, это так далеко от того, к чему вы привыкли. — Она подалась вперед. — Послушайте этих людей, они обсуждают покупки на черном рынке и свои проблемы со слугами. Разве не об этом обычно говорят представители вашего класса? На лице Софии вновь заиграла легкая насмешливая улыбка. — Да. Но мне это надоело, — сказал Гарри. Прозвенел звонок, и они вернулись в зал. Во время второго отделения Гарри пару раз поворачивался и смотрел на Софию, но она была увлечена спектаклем — не повернулась и не одарила его улыбкой, как он надеялся. Действие в пьесе дошло до того места, где леди Макбет ходит во сне, мучимая чувством вины за убийство, к которому подтолкнула своего мужа. «Неужели эти руки никогда не будут чисты?» Гарри ощутил внезапный приступ паники при мысли, что из-за него, вероятно, убили Гомеса и на его руках кровь. Он ахнул и вцепился в подлокотники кресла. София повернулась к нему. Когда спектакль закончился, из громкоговорителей зазвучал национальный гимн. Гарри и София встали, но не присоединились ко многим зрителям, вскинувшим руки в фашистском приветствии. На улице Гарри снова почувствовал себя странно, такого с ним не бывало уже много месяцев. В ушах шумело, сердце сильно билось, а ноги — о ужас! — тряслись. Он решил, что это отложенная реакция на события сегодняшнего дня. По пути к трамвайной остановке он пытался поддерживать разговор и слышал, что голос у него дрожит. Он не стал брать Софию за руку: не хотел, чтобы она почувствовала, в каком он состоянии. — Вам понравилась пьеса? — Да. — София улыбнулась. — Я не представляла, что в произведениях Шекспира столько страсти. Все убийцы получили по заслугам. — Да. — В реальном мире не так. Гарри плохо расслышал ее. Ей пришлось повторить свои слова. — Да, не так, — согласился он. Они дошли до остановки. Гарри уже весь дрожал, ему отчаянно хотелось уйти с холода и сырости, оказаться в тепле. Людей на остановке не было, — скорее всего, трамвай только что ушел. Гарри нужно было сесть. Он проклинал этот приступ паники. Если его нельзя было избежать, почему бы ему не произойти дома, без свидетелей? — Что с вами? — услышал он голос Софии. Притворяться было бессмысленно, Гарри чувствовал, что его лицо покрылось холодным потом. — Мне нехорошо. Простите, иногда у меня случаются небольшие приступы после боев во Франции. Все будет в порядке, простите, это глупо. — Это не глупо. — София с тревогой посмотрела на него. — С мужчинами на войне такое случается, я видела это и здесь. Нужно взять такси, я провожу вас домой. Не стоит ждать здесь на холоде. — Все будет хорошо, правда. Ему было стыдно за свою слабость, стыдно и противно. — Нет, я поймаю такси. — София вдруг взяла ситуацию в свои руки, как дома. — Вы побудете здесь, пока я сбегаю к перекрестку, — кажется, я видела там машины. — Да, но… — Я мигом. Она прикоснулась к его руке, улыбнулась и пропала. Гарри прислонился к холодной трамвайной остановке, глубоко дыша — вдох носом, выдох через рот, как ему велели делать в госпитале. Вскоре подъехало такси. Оказавшись в тепле салона, Гарри сразу почувствовал себя лучше. Он печально улыбнулся Софии: — Какое бесславное завершение вечера. Высадите меня, я оплачу вашу поездку до дому. — Нет. Я хочу увериться, что с вами все в порядке. Вы очень бледны. — Она окинула его профессиональным взглядом. Они вышли из такси. Гарри опасался, что не сможет без помощи подняться по лестнице, но ему уже было лучше, и он справился сам. Открыл дверь, и они прошли в гостиную. — Сядьте на диван, вот здесь, — сказала София. — У вас есть спиртное? — Там, в буфете, немного виски. Она принесла из кухни стакан и налила ему. Виски его взбодрил. София улыбнулась: — Ну вот. Румянец снова тронул ваши щеки. София разожгла брасеро, села на другой край дивана и стала смотреть на Гарри. — Выпейте тоже немного, — сказал он. — Нет, спасибо. Я это не люблю. — Она перевела взгляд на фотографию его родителей. — Это мои мать и отец. — Хороший снимок. — Ваша мама показывала мне свою свадебную фотографию в тот день, когда я привел Энрике. — Да. Она, папа и дядя Эрнесто. — Ваш дядя был священником? — Да. В Куэнке. Мы ничего не знаем о нем с начала Гражданской войны. Может быть, он погиб. Куэнка была в зоне республиканцев. Вы не против, Гарри, если я закурю? — Конечно курите. Он взял пепельницу с кофейного столика и подал ей. Рука у него слегка тряслась. — Это было страшно? — спросила София. — Война во Франции? — Да. Снаряд упал прямо рядом со мной, убил человека, с которым я был. Я на некоторое время оглох и страдал от этих проклятых панических атак. В последнее время стало намного лучше. Я думал, что поборол их, но сегодня вдруг началось снова. — Вы хорошо здесь устроились? — Хорошо. Не могу пожаловаться. Получаю приличный паек, живу в большой квартире. — Да, здесь красиво. — София окинула взглядом комнату. — Только атмосфера мрачноватая. — На самом деле она для меня великовата. И немного пугает. Раньше здесь жил какой-то чиновник-коммунист.