– Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там… Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще… Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!? Сволочи!!! Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?! – Где сейчас твоя-то? – К утру будет, – отвела глаза Евдокия. Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул. Подождем. А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас! Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено. – Не боишься, Савватей? – Чего бояться-то? – Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует… Савва от души рассмеялся. – Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал! – Жаль, ты не меня выбрал. – Так отказа боялся… Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать… * * * Аксинью они дождались только под утро. Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая. Гулящая, но по-своему честная. Не подлая. – Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось? И не дура. Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть. Нет, Ксюха не дура, и это хорошо. – У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери. – Да? Глаза удивленные. Оно и понятно… Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго. – Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там? – Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два… – Согласна! Савватей и не сомневался. – Тогда отоспись да вещи собирай. Как стемнеет, повезу вас в город. – По темноте? Савватей кивнул. И отправился домой. Ему еще предстоял тяжелый разговор с женой. * * * Поздно ночью, по дороге, трусила крестьянская лошадка. Спала Аксинья, закопавшись в сено. Спал Гошка. Савватей держал вожжи… Жена была сильно против… И дети… А только все одно выбора у него не было. Дома мальца оставить – всех подставить. Эх, Наденька… что ж так жизнь-то нескладно обернулась? Глава 6 в небе себя разъяв, стать на земле собой. Русина, предгорья Ферейских гор. Большой отряд горцев двигался совершенно неслышно. И незаметно. Привыкшие скрадывать добычу, знающие свою землю… им казалось, они невидимы в ночной темноте. Дело было просто. Вот лагерь. Там всего-то человек пятьдесят русинцев! Чего им тут понадобилось? Да кто ж их знает! Точно – грабить пришли! Вот, фереи собирались захватить их, и расспросить. Потом? Да не будет у русинцев никакого потом, что за глупости? Не будет. Допросят – и в расход. Барза-бек шел одним из первых, и его одолевали плохие предчувствия. Сбежать? Не удалось. Отговориться, сказаться больным, остаться в тылу – тоже. Хотя он изворачивался, как мог. Но… старейшины! Не стали полагаться на его чувство чести и долга! Вместо этого они попросту приставили к нему двоих охранников – мало ли кто? Мало ли что? А уж от чего те охраняли, то ли от попыток сбежать, то ли от врага… Барза-бек подозревал первое, старейшины говорили о втором… удрать не получилось. Вот и лагерь.