* * * Первым желанием Паши было подойти к самому себе и завязать разговор. А что, это даже было бы забавно… Что там у писателей-фантастов говорится по поводу нежелательности и даже прямого запрета на контакт с самим собой в прошлом или будущем? Сработает ли «эффект бабочки»? Тем более что им было о чем поговорить. Он мог бы, например, предостеречь себя другого от некоторых необдуманных шагов и глупых поступков, которые совершит в скором будущем и которые изрядно испортят ему жизнь. Но затем Паша подумал: а надо ли? У него теперь не только другое тело, но и, по сути, другая жизнь, и он должен прожитье ее так, чтобы, как сказал писатель Николай Островский, «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» А он прежний, Пашка Мальцев… Пусть живет так, как хочет. Как было и как будет. У каждого — своя судьба и свой путь: одни просто медленно плывут по течению реки (как лист или же ветка), а другие ставят парус и смело идут к своей цели, преодолевая все жизненные преграды, неприятности и вопреки любой бури. С самого начала, когда он попал в чужое тело, Паша твердо решил: не буду ничего менять в этой действительности. Он не станет никого ни о чем предупреждать: никаких писем генсеку Брежневу и другим членам Политбюро, где говорилось бы о тех страшных потрясениях, которые вскоре ждут страну, ни слова об ошибках Афганистана или трагедии Чернобыля (хотя по поводу последнего, пожалуй, стоит подумать — сколько людей там ни за что потеряли!). И, само собой, никаких разоблачающих фактов о преступной деятельности пустозвона Горбачеве, по сути, развалившего великую некогда страну, и никакой дополнительной инфы об алкоголике Ельцине, едва не приведшего Россию к полному позору и краху. Пусть все идет так, как идет. По крайней мере, в ближайшие несколько лет, а там он еще посмотрит и подумает. Может быть, кое о чем все-таки следует предупредить — сообщить кому надо и куда надо. Но так, разумеется, чтобы ни в коем случае не попасть в поле зрения серьезных людей из определенных органов… Чтобы тебя, родимого, не взяли однажды под белы рученьки и не отвезли в некий тихий, неприметный «санаторий» в ближайшем Подмосковье. Где умные дядьки будут тебя долго и очень тщательно расспрашивать, выяснять, откуда у простого московского школьника такая информация. И проверять, не сотрудник ли ты ЦРУ, МИ-6, Моссада и прочих враждебных вражеских контор… Не шпион ли ты, не агент ли провокатор, засланный к нам казачок, имеющий задание дискредитировать и опорочить самых уважаемых в стране людей, членов Правительства СССР и самого Политбюро… И что он им на это скажет, какие доказательства своей правоты представит? Типа — «я знаю, что так будет», и всё? Это ведь тебе не промежуточный патрон для автомата на бумажке рисовать… В лучшем случае его накачают психотропными препаратами и отправят до конца жизни в дальний сумасшедший дом. И будет он там до конца жизни своей смотреть на всех пустым, бессмысленным взглядом и пускать, как последний дебил, слюни… Но, скорее всего, его по-тихому ликвидируют — от греха подальше. Был мальчик — и нет его. Значит, нет и проблемы. Как жаль, горько думал Паша, что долго еще не будет у нас в стране Интернета и социальных сетей! Очень не скоро они в России появятся… А то как было бы хорошо — слил бы туда анонимно кое-какую информацию, привлек бы внимания людей к проблеме, глядишь, и кто-то там, наверху, заметил бы и задумался. И не было бы тогда столько ненужных жертв в Афганистане, не рванул бы четвертый реактор Чернобыльской АЭС. И много чего другого плохого и ненужного у нас не случилось бы, не произошло. Но об этом можно было только мечтать. История, как всем хорошо известно, сослагательного наклонения не имеет. * * * Да, Интернет и социальные сети — страшная сила, подумал Паша, но и газеты в его время тоже еще имели кое-какое влияние — по крайней мере, в начале-средине нулевых голов. Он в это славное, гламурное десятилетие как раз трудился в одном чрезвычайно популярном московском издании и лично способствовал тому, что были разоблачены некоторые зарвавшиеся российские чиновники, причем весьма высокопоставленные. Одного из них, к примеру, за глаза звали Миша-два-процента, ибо он брал себе с каждой крупной сделки, которую проводил через правительство, два процента в качестве неофициального вознаграждения. И даже не считал это взяткой — так, типа небольшая плата за некие личные услуги. Так вот, этот самый Миша долгое время жил на госдаче (положено по статусу), а потом, уходя уже в отставку, решил ее приватизировать. И подготовил для этого все необходимые бумаги. А по ним эта якобы совсем уже старая, полуразвалившаяся дача стоила всего два миллиона рублей. Это притом, что лишь ее территория (несколько гектаров недалеко от Москвы) тянула как минимум на десять лямов «зеленых». К счастью, удалось поднять в прессе большой шум, и жадному хапуге дали по рукам. И ничего у него с госдачей, слава богу, не получилось. Другой случай был еще серьезнее: некий очень важный чиновник в Министерстве иностранных дел по глупости (или за вознаграждение — кто теперь знает?) чуть было не отдал часть наших океанских вод у Камчатки (весьма богатых рыбой) американцам. Там давно уже существовала некая небольшая спорная морская территория, на которую постоянно претендовали рыболовы из США. И этот чинуша то ли по своему недомыслию, то ли еще по какой-то иной причине вдруг решил подарить эти важные промысловые территории амерам — якобы во имя счастья, любви и добрососедских отношений. Короче, мир, дружба, жвачка. И опять же — еле-еле успели привлечь к проблеме внимания общественности и отановить эту незаконную сделку. Чинушу по-тихому отправили в отставку, и он осел профессором в одном из престижных столичных вузов. А сколько потом еще было подобных дел — с более мелкими, но не менее вороватыми или глупыми начальниками? От губернаторов, глав региональных властей и до простых городских мэров и мэрчиков… Слава богу, этих жадных, недобросовестных чиновников время от времени хватали за руки, судили и сажали на долгие сроки. Ибо газетную прессу тогда очень уважали и даже немного ее побаивались. А потом появились блогеры, и каждый стал сам себе журналистом и редактором. И вот тут началось… Информационный беспредел — вот как это называется, думал Паша. Пиши что хочешь и про кого хочешь! И почти всё им сходило с рук. Да, зарвавшихся блогеров и блогерш иногда все-таки привлекали к ответственности за вранье и откровенную клевету, но до настоящего, серьезного наказания (чтобы с арестом и тюрьмой) дело доходило редко. Гораздо чаще им просто грозили пальчиком — нехорошо, мол, ребятки, такое писать, ай-ай-ай вам! Немедленно уберите этот материал, а не то поставим в угол! А инфа уже давно пошла гулять-танцевать по Сети, и ничего с ней сделать уже было нельзя… Столь либеральное (и прямо-таки скажем, беззубое) отношение к блого-мальчикам и блого-девочкам объяснялось тем, что на самом верху руководства страны долгое время считали, что в новой России должна быть свобода слова и свобода высказываний. Поэтому каждый урод имеет право выражать свою точку зрения. Неприкосновенной коровой считалось даже мнение откровенного идиота — ну он же так думает, это его точка зрения и его гражданская позиция! Вы должны ее уважать и относиться к ней с пониманием! Иначе никакой демократии! Бред, да и только! Слава богу, потом наверху передумали и стали наводить в блого-сфере кое-какой порядок. Но сколько времени и сил это потребовало! Ужас! А скольким людям стоило нервов, бессонных ночей и испорченной репутации? Кто-нибудь это считал? В конце концов, Паша хорошенько подумал и к самому себе подходить не стал. Спокойно достоял до конца очереди, получил свои четыре рубля (мелочь, как положено, оставил в кассе) и поехал из редакции домой. На первую официальную зарплату он купил родителям хороший торт — «Прагу», за три рубля шестьдесят копеек. И еще две бутылки лимонада для Васьки, тот его очень любил. Почему бы и не порадовать близких? Другой семьи у него в этой реальности все равно нет… И уже не будет. Глава 16 Время летело незаметно, вот и декабрь уже начал приближаться к концу. Это был самый любимый месяц Паши: во-первых, его день рождения, а во-вторых, Новый год. Два хороших праздника подряд. Причем собственный теперь «бёздей» можно было отмечать дважды: сначала — в свой «старый» день, 19-го декабря (из прошлой жизни), затем — уже 21-го, по новым документам. И, что самое интересное, обе его днюхи странным образом совпадали с датами появления на свет двух чрезвычайно важных для страны исторических личностей: Леонида Ильича Брежнева (он тоже родился 19 декабря) и Иосифа Виссарионовича Сталина (появился на свет 21 декабря, если верить его официальной биографии). Конечно, так вышло случайно, но, как известно, всякая случайность — это результат некого сбоя системы. Не этим ли, кстати (ошибкой в какой-то глобальном суперкомпьютере, называемом жизнью) и объяснялся факт его второго появления на свет? Но уже в другом теле и с другой судьбой… Кто его знает, что там было на уме у Великого Творца всего живого и сущего? Может, ему надоело быть все время очень серьезным, и он решил просто пошутить? Подумал: а дай-ка я возьму самого обыкновенного, рядового человечка и посмотрю, что с ним станет, если дать ему еще один шанс? Любопытно ведь! Ткнул указательным пальцем в людской муравейник и случайно попал в него, Павла Мальцева. А дальше все закрутилось-завертелось… И теперь сидит этот самый мудрый, белобородый старец у себя на облаке (или где еще там…), смотрит вниз на бедного муравьишку и похихикивает себе в усы от удовольствия. Смешно ведь: бегает несчастная букашка, суетится, чего-то там хочет, к чему-то стремится. А надоест ему наблюдать — щелкнет пальцами, и нет крошечного насекомого. Как будто никогда и не было. Мол, хорошего понемножку, пожил чуток — и хватит, ступай на новый круг перерождения… Однако думать о таких сложных и высоких философских материях Паше совсем не хотелось. Праздники ведь на носу! Хотелось просто жить, любить и верить — как завещал великий Лев Толстой, Жить для себя и тех, кто тебе дорог, и любить тех, кто любит тебя. И верить во все хорошее. Или же хотя бы в светлое будущее… Ибо без веры нет надежды, а без надежды нет вообще ничего. Недаром же она умирает последней! Свои дни рождения в прошлой жизни Паша, как правило, отмечал дома. Чаще всего — с родителями, когда получалось — с друзьями. Но последнее случалось редко — бабушка тяжело болела, и приглашать чужих людей было нельзя. В 1979-м году 19 декабря приходилось на среду — самая середина недели. Паша решил отметить свой «бёздей» один — сам с собой. Пусть это будет день его ностальгии и воспоминаний… В среду школе был, как обычно, день профподготовки, и занятия закончились довольно-таки рано — уже в три часа. Паша забежал домой, бросил портфель, переоделся, быстренько пообедал и сказал Ваське (тот корпел уроками — подтягивал успеваемость к концу четверти), что уходит по делам. Брат лишь тяжело вздохнул: ему гулять с друзьями запретили родители — пока не исправит три двойки, полученные за последнюю неделю. Строго, но справедливо: а нечего было лодырничать и шляться на улице допоздна, вместо того, чтобы читать учебники! И так в дневнике — почти одни тройки, так тут еще и двоек понахватал! Паша решил никому не говорить, чем будет заниматься сегодня — ни Майе, ни даже Сашке с Володькой. Пусть это будет целиком его личный день. Достал из своего тайника (узкая щель за плинтусом под кроватью) деньги, выскочил из квартиры. Он знал, что хочет сделать. Во-первых, заскочил в винный магазин и купил бутылку «Улыбки». Вино десертное, легкое, сладкое, хорошо пьется, и объем не такой уж и большой — всего пол-литра. Как раз на одного. Во-вторых, купил в бакалейном отделе пакетик «Картошки» за десять копеек — на закуску. И, наконец, самое главное, выбрал место, где отпразднует свой день рождения. Собственно, даже не выбрал, а просто использовал свою память — слава богу, все обстоятельства прежней жизни он помнил очень хорошо. Его старая квартира, в которой он провел почти всё свое детство и часть юности, находилась на Автозаводской улице, дом номер шесть. Это было большое восьмиэтажное здание, состоящее из нескольких корпусов. А рядом находилось еще одно, точно такое же, дом номер восемь, можно сказать, родной брат-близнец. Так вот, в девятом-десятом классе он стал часто задерживаться с друзьями после уроков — ничего запрещенного, просто болтали, общались, иногда пили сухое вино или портвейн. Поскольку собираться было негде и не у кого (у всех в квартирах — родители и братья-сестры), то они (трое мальчишек) выбрали для своего мужского клуба последний этаж крайнего подъезда восьмого дома. Сразу же за лифтом — там как раз имелась небольшая лестничная площадка с окном и очень широким, удобным подоконником. На котором можно было сидеть и даже лежать. Там они регулярно и зависали после уроков, а также справляли дни рождения друг друга — в неформальной, так сказать, обстановке. Пили «Агдам» или «Три топора» (портвейн «777»), говорили о том, что им было интересно, иногда — курили. Жильцы дома их не гоняли: они ведь никогда не шумели, не кричали, наоборот, вели себя тихо и вежливо. Вино, само собой, прятали в портфеле, курили строго по одному и в форточку (чтобы было меньше дыма). В общем, идеальное место для дружеского мужского общения. И главное — из окна на площадке хорошо была видна квартира Мальцевых. Паша знал: если в комнатах загорается свет — значит, родители уже пришли с работы, и ему тоже пора. Не то пристанут с расспросами: где ты был да почему так поздно вернулся? А врать не хотелось… Это самое место Паша и решил использовать на этот раз: отметить там свой день рождения и заодно и немного понастальгировать, повспоминать свою прошлую жизнь. В родительской квартире, разумеется, уже давным-давно жили другие люди, но хотя бы постоять, как раньше, у окна, посмотреть на нее. Доехал до станции «Автозаводская» (прямая линия на метро), выскочил на улицу, добежал да родного дома. И чуть было не свернул в свой второй подъезд — такова была сила привычки. Но нельзя — там, в квартире, уже другая семья. Пробежал мимо, вошел в подъезд соседнего, восьмого дома, поднялся на лифте на последний этаж. Встал, как раньше, у лестничного окна, посмотрел на свою бывшую квартиру — свет нигде не горит, значит, ее нынешние обитатели еще не пришли. Что ж, вполне логично и понятно — рабочий день еще не кончился… Достал из внутреннего кармана пальто бутылку и перочинный ножик, ловко сковырнул пробку (руки-то помнят!). Снял шапку, размотал шарф — в подъезде было довольно жарко. «Ну, с днем рождения!» — поздравил сам себя и сделал хороший глоток прямо из горлышка. Открыл пакетик «Картошки», захрустел ароматными, чуть солеными жареными дольками (позже их станут называть чипсами). Вспомнил заодно, что в его времени у него, Павла Мальцева, был бы сегодня, 19 декабря, своеобразный юбилей — шестьдесят шесть лет. Две шестерки… А вот ему второму, Пашке Матвееву, через день исполнится всего семнадцать — но тоже важная дата, почти совершеннолетие. Выпил еще — уже за себя другого. Страшно хотелось курить, но нельзя: дым прочно въестся в шерстяную ткань, и пальто потом долго будет пахнуть табаком. Родителям (и прежде всего матери, Нине Николаевне), это точно не понравится. Придется пока потерпеть… Паша усмехнулся про себя: он уже считает своими родителями старших Матвеевых… Интересно, а что делают сейчас его собственные, настоящие предки? Наверное, сидят с ним-первым за праздничным столом — отмечают днюху. Вспомнил: да, верно, он в 1979-м году праздновал свой «бездей» дважды: сначала с родственниками, в среду 19 декабря, а потом — с друзьями, в субботу, после занятий в университете. Но уже не дома, а в «Яме» — так в народе называли пивной бар «Ладья», расположенный неподалеку от старых зданий МГУ — на углу Пушкинской улицы и Столешникова переулка. Это заведение располагалось в небольшом подвале (отсюда — и его неофициальное название) и было очень популярно среди студентов. В нем часто отмечали успешную сдачу экзаменов и окончание сессии. Или же другие какие-то важные события из жизни… Брали по кружке пива, кое-какую закуску (это было обязательно), вставали в углу и доставали то, что принесли с собой. В результате получалось дешево и сердито — то, что бедному студенту и надо. На Пашу нахлынули воспоминания. Он смотрел на заснеженный двор (такой до боли родной и знакомый) и вздыхал: вон на той ледяной горке он однажды зимой поскользнулся, полетел и сильно разбил себе бровь. Ему тогда, кажется, было лет восемь… Кровь хлестала — ужас как, всё лицо залила, а ему почему-то было очень весело — стоял и смеялся. Еле его уговорили скорее идти домой, обработать йодом рану… Шрамик, кстати, на брови так потом и остался на всю жизнь. А на том катке посреди двора он учился стоять на коньках: долгое время не умел, а потом решил взять себя в руки и наконец-то освоить эту нехитрую премудрость. А то неудобно перед ребятами: все играют в хоккей, а ты стоишь один в сторонке. Специально выходил во двор поздно вечером, когда никого уже не было (стеснялся своей неумелости) и сам учился. Сколько он себе тогда шишек набил — и не сосчитать! Сотни раз падал, но всегда вставал и упорно продолжал свои тренировки. Пока более-менее на научился. А вот в том доме на пятом этаже жила девочка Надя, в которую он когда-то был сильно влюблен… Интересно, живет ли она сейчас там, в этой реальности? Скорее всего — да, но проверять не хотелось. Паша снова вздохнул: это было прошлое, которого ему уже не вернуть. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, если даже живешь на ее берегу. И он сделал еще один приличный глоток — за себя, любимого! А заодно вспомнил еще один забавный случай, как раз связанный с 19 декабря. * * * В старших классах Паша Мальцев вдруг увлекся филателией: стал собирать марки и даже занимался в кружке Юных филателистов при местном Доме пионеров. И однажды узнал от ребят, что среди коллекционеров очень ценятся автографы известных людей (особенно если вместе с фотографией). За них, мол, дадут очень приличные (по их школьным меркам, конечно же) деньги. Паша всегда был мальчиком умным, поэтому быстро сообразил, как на этом можно заработать (а деньги ему были тогда ужасно нужны). Сел и написал письмо самому Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу. Мол, так и так, дорогой Леонид Ильич, у нас с вами день рождения в один и тот же день, 19 декабря, не могли бы вы сделать мне подарок — подписать свою фотографию (ее он заранее вырезал из журнала «Огонек»)? Я был бы вам за это безмерно благодарен… Для связи оставил номер домашнего телефона — чтобы знали, кому передавать автограф. После чего отправил письмо с простым и понятным адресом на конверте: Москва, Кремль, товарищу Брежневу, лично в руки. Уже через неделю ему позвонили и пригласили на прием в райком партии — для беседы. Паша поехал, причем не испытывал никакого страха — он же комсомолец и написал письмо от чистой души и с самыми светлыми мыслями. Его принял третий секретарь райкома — какой-то там зам по чему-то. Поговорили, попили чаю. Дядька был очень уставший и замотанный буквально до предела: время непростое, вся страна отмечает 70-летие любимого генсека, дорогого товарища Брежнева, а тут еще какой-то школьник написал дурацкое письмо в Кремль… Вдруг это провокация или еще что похуже? Однако умудренный жизнью дядька вскоре понял, что злого умысла у Пашки никакого не было, один только чистый коммерческий интерес (честно признался, что хотел выгодно продать автограф) и отпустил с миром. Иди, мол, парень, и больше писем тов. Брежневу не пиши. Не до тебя ему… Да и нам всем тоже сейчас непросто. Вот так комсомолец Мальцев и не получил автограф дорогого Леонида Ильича. Пришлось ему решать свои финансовые проблемы как-то по-другому… Паша ностальгически улыбнулся: славное все-таки это было время! И очень хорошо, что он снова попал в него. Постоял еще немного у окна, допил бутылку (вино легкое, приятное), а потом засобирался домой. Пора уже… В это время в окнах его бывшей квартиры зажегся свет — хозяева пришли с работы. Появился женский силуэт, заколебалась штора… К горлу Паши подкатился горький комок: ему вдруг ужасно захотелось оказаться там, в своей прежней комнате. Но он умом понимал, что ничего его личного в ней уже нет — часть мебели и вещей перевезли на новую квартиру, а часть просто выбросили на помойку. Не тащить же старое барахло в новую жизнь! Так что делать ему в той квартире, по сути, нечего. Эти люди для него — никто, как и он для них. Вздохнул, надел шапку, повязал шарф и вызвал лифт — пора ехать. День воспоминаний и ностальгии закончился, снова настала суровая реальность. А в ней разнюниваться и раскисать некогда — время не ждет! * * * Новый года Паша встретил в кругу близких людей — с «новыми» родителями и братом. А с кем еще? Больше никого у него в этой реальности, если разобраться, не было. Отец, Тимофей Васильевич, наконец-то купил новый цветной телевизор (как и хотел — «Горизонт»). Незадолго до 31 декабря его привезли в квартиру (ужасно большой и тяжелый ящик, три мужика еле втащили в комнату) и установили вместо старенького черно-белого «Рекорда». Поэтому традиционную поздравительную речь дорогого Леонида Ильича, а также праздничный «Огонек» они смотрели уже в цвете. Конечно, по качеству картинки советскому аппарату было еще очень далеко до южно-корейских и японских телевизоров, заполнивших прилавки отечественных магазинов уже в начале девяностых (подумать только, это будет всего через двенадцать лет!), но по сравнению с прежним «Рекордом»… Ну просто небо и земля! А потом наступили долгожданные зимние каникулы. Длинные и снежные. Паша по большей части был предоставлен сам себе: родители работали, брат Васька почти целый день пропадал на улице, гонял с ребятами шайбу на катке или же просто катался с ледяной горы. Впрочем, Паша совсем не скучал, даже наоборот — провел каникулы весело и с большой пользой для себя. Два раза встречался с Майей (как и раньше — поздние киносеансы и поцелуйчики на последнем ряду), а еще была вечеринка у Сашки — с тем же составом и с той же практически программой (предки друга укатили в дом отдыха на три дня, и квартира оказалась свободной). Опять танцы-шманцы-прижиманцы… Еще пара дня ушла на то, чтобы обойти несколько соседних домов и полностью закрыть все имеющиеся абонементы… Которые он потом быстренько загнал все тому же Марку Абрамовичу (по три рубля за штучку). Туда же ушли и дорогие брошюрки (стоившие в каталоге по тридцать с лишним рублей) — видимо, на них наконец-то нашелся покупатель. Сколько выручил за них сам Абрамович, Паша, разумеется, не знал, но, по-видимому, вполне достаточно — попросил еще. Но, к сожалению, старые брошюрки уже стали кончаться — осталось всего несколько штук, Паша решил отложить их про запас. На черный, так сказать, день. Однажды, когда в квартире никого не было, он залез в свой тайник, пересчитал оставшиеся сбережения и понял, что нужно срочно искать еще какой-нибудь способ заработать. Расходы постоянно росли (регулярные встречи с Майей да еще сейшны у Сашки), а пополнялась заначка все-таки медленно. На одних только абонементах далеко не уедешь — выручку приходилось делить ведь на троих. Нет, твердо решил Паша, нужно искать что-то еще. Подумал и вспомнил: в самом начале 1980-го года у них на факультете набирали студентов в «Спутник». В организацию, которая занималась в СССР молодежным туризмом (государственная контора «Интурист» окучивала взрослых заграничных дядей и тетей, а «Турист» — наших, советских граждан). Причем услугами «Спутника» охотно пользовались не только молодые иностранцы, но и те, кто давно уже вышел из юношеского возраста. И даже уже перешел из среднего в старший… Объяснялось это очень просто: цены за поездку в СССР в «Спутнике» были существенно ниже, чем в «Интуристе». Конечно, и условия пребывания оказывались несколько хуже, проще, но разница была не столь уж существенной и принципиальной. А экономия за поездку получалась весьма нехилая. На Олимпиаду-80 ожидался массовый приезд зарубежных гостей: спортсменов и тренеров, сопровождающих лиц, болельщиков, журналистов и т. д. и т. п. Вот и понадобились срочно гиды-переводчики. И по приказу партии (как это всегда бывало в СССР) закрывать внезапно образовавшуюся брешь бросили молодежь, и в первую очередь — студентов столичных вузов. Их начали спешно готовить к летней работе на Олимпиаде, причем прямо на месте — в самом «Спутнике», на специальных курсах. Но принимали туда все-таки не всех подряд. Работа с иностранцами, сами понимаете… Ни в коем случае нельзя было ударить в грязь лицом! Во-первых, брали студентов «языковых» вузов — например, Московского института иностранных языков им. Мориса Тореза. Само собой, очень ценились ребята и девушки с филфака МГУ или Института стран Азии и Африки. Во-вторых, брали тех девочек и мальчиков, кто только готовился стать учителем иностранного языка (старшекурсников столичных педагогических вузов). И, наконец, в-третьих, сюда же попали те, кто мог свободно общаться на самых востребованных языках — английском, французском, немецком и испанском. Уже независимо от места учебы. Правда, помимо отличного знания предмета, требовалось еще обязательно быть членом ВЛКСМ — Бюро молодежного международного туризма «Спутник» находилось под крылом (и плотной опекой) ЦК комсомола, Поэтому к отбору кандидатов подходили очень тщательно — как-никак, будешь летом представлять всю нашу молодежь, значит, должен являться образцом (идеалом!) советского человека. Со всеми отсюда вытекающими. Соответствующие органы проверяли анкеты и биографии студентов и бдительно следили за тем, чтобы в число будущих гидов-переводчиков не попали те, кто имел низкие морально-нравственные качества и слабую идеологическую подготовку (допустим, был замечен в низкопоклонстве перед Западом). Или же (это вообще упаси боже!) попался на спекуляции. Фарцовщиков, как и весь прочий неблагонадежный контингент (пьяниц, дебоширов, хулиганов и пр.), к началу лета собирались вообще отправить из Москвы куда подальше — за сто первый километр. Чтобы не портили иностранным гостям картину процветающего и благополучного советского государства. Про проституцию разговор, само собой, не велся — этого позорного явления в стране как бы вообще не существовало. Если кто-то кому-то и давал — то не за деньги, а исключительно по страстной любви и высоким взаимным чувствам. Немногочисленных профессионалок и профессионалов, обычно проводящих дни и ночи в московской гостинице «Интурист» (и тому подобных злачных местах), готовил и курировал соответствующий отдел в самой грозной организации Советского Союза. И их использовали для блага страны — чтобы получать от падких на сладенькое иностранцев нужные сведения. Или же вообще вербовать их. Но это уже, как говорится, была совсем другая история, не имеющая к молодежному туризму никакого отношения… Вот туда-то, в «Спутник», Паша и решил обратиться. А что? Инглиш он знает неплохо, Москву — тем более (но надо бы подучить кое-какие даты и исторические имена), язык подвешен очень хорошо… Годится по всем параметрам! Конечно, он несколько молод и еще не студент, но это не беда — юность, как известно, дело быстро проходящее. Нужно только как-то попасть, пролезть в «Спутник», а там он уже зарекомендует себя, покажет с лучшей стороны, и дело пойдет само собой.