Но по сравнению с третьим, совершенно чудовищным обитателем вагона, бледный блондин и усохший Ахмет казались Троем Донахью[30] и Юлом Бриннером[31]. Третий человек стоял в дальнем углу. Его голова, поразительно напоминавшая формой лопату, подпирала потолок, а рост, по-видимому, превышал семь футов. Плечи казались широкими, как крылья самолетов с авиабазы Роббинс. Все его тело было громоздким и неуклюжим, так что возникало ощущение чего-то в корне неправильного. Его облачение составляли свободная коричневая куртка и серые брюки с заплатками на коленях. Штаны, похоже, насквозь промокли, а потом их высушили, не снимая, отчего они сели, став тесными. Размер башмаков великана потряс меня более всего: назвать их здоровенными было все равно что назвать атомную бомбу гранатой. Они скорее напоминали землеройные машины. – Пливет, – прошамкал великан и, грохнув ботинками, направился ко мне. – Я Фланклин. Он улыбался, но я от души пожелал, чтобы он этого больше не делал. По сравнению с его ухмылкой выражение лица мистера Сардоникуса[32] можно было назвать лишь умиротворенно-печальным. Эта улыбка на самом деле была следствием страшного шрама, разрезавшего поперек неандертальский лоб великана. По-видимому, рана была зашита грубыми стежками каким-то косоглазым студентом-медиком, страдавшим к тому же хронической икотой. Широченное лицо великана выглядело сплющенным, блестящие черные волосы казались нарисованными на голове. В мерцании свечей возникало впечатление, что съеденная им недавно пища плохо усвоилась и теперь великан страдает несварением желудка. Лицо несчастного урода было нездорового сероватого оттенка. И – подумать только! – с обеих сторон его толстой, как у быка, шеи выступали наружу ржавые болты! – Пить хоцешь? – спросил он, протягивая мне какую-то смятую флягу, казавшуюся в его лапище хрупкой морской раковиной. – Нет, сэр. Спасибо, сэр. Мне не хочется пить. – Глотни водицки, паленек. А то пеценье застлянет у тебя в глотке. – Нет, сэр, все в порядке. – Я откашлялся, чтобы подтвердить свои слова. – Видите? – Это холошо. Если все в полядке, это холошо. Великан вернулся в свой угол, где снова застыл причудливой статуей. – Франклин у нас весельчак, – объяснил мне Принси. – Зато Ахмет самый молчаливый. – А вы? – спросил я. – Можно сказать, что я честолюбив, – ответил мне иноземец. – А ты, молодой человек? – Я очень испуган, – ответил я, слыша, как завывает ветер у меня за спиной. Товарняк набрал ход, и мирно спящий Зефир остался где-то позади. – Можешь присесть, если хочешь, – предложил мне Принси. – Здесь не очень чисто, но ведь никто не обещал тебе дворец, верно? Я тоскливо оглянулся на дверь. Поезд уже мчался, наверно, со скоростью… – …Не меньше шестидесяти миль в час, – предположил Принси. – Что-то около шестидесяти четырех, если точнее. Так мне кажется. Я хорошо чувствую ветер. Я присел на мешки, выбрав местечко подальше от всех. – Итак, Кори, – продолжал Принси, засовывая руки в карманы пальто, – не соблаговолишь ли поведать нам, куда ты держишь путь? – Думаю, что я… Стоп, минутку. Разве я называл вам свое имя? – Безусловно. Как и положено при знакомстве любому приличному человеку. – Но я не помню этого. Франклин расхохотался. Его смех наводил на мысль о пустой железной бочке, по которой лупят молотком. – Гу-у! Гу-у! Гу-у! Плинси опять за свое! Ох уж этот Плинси, вот это шутник! – Мне кажется, что я не называл вам своего имени, – настойчиво повторил я. – Да не будь ты так упрям, – сказал Принси. – У каждого человека есть имя. Назови же нам свое. – Ко… – начал я и осекся. Интересно, кто из нас спятил, я или они, все трое? – Кори Маккенсон, – закончил я, – из Зефира. – И ты направляешься?.. – А куда идет этот поезд? – спросил я. – Из ниоткуда, – с улыбкой ответил Принси, – в никуда. Я оглянулся на Ахмета. Сидя на корточках, он пристально разглядывал меня поверх колеблющихся огоньков свечей. Его тощие, высохшие ноги были обуты в сандалии, из которых виднелись пальцы с ногтями длиной не менее двух дюймов. – Холодно, наверно, ходить в сандалиях на босу ногу? – спросил его я. – Ахмету все равно, – отозвался Принси. – Эта обувь как раз для него. Ведь он египтянин. – Египтянин? Как же он попал сюда? – Его путь был долог и усыпан прахом, – уверил меня Принси. – Кто же вы такие? Может, вы… – Ты сразу все поймешь, если проявишь немного смекалки. Бокс, вот и весь ответ, – проговорил Принси, тяжело, как лопатой, переворачивая слова во рту. – Ты слышал когда-нибудь о человеке по имени Франклин Фицджеральд? Он известен также как Большой Филли Фрэнк? – Нет, сэр. – Тогда зачем ты сказал нам, что знаешь его? – Я…так сказал? - Познакомься с Франклином Фицджеральдом. Принси кивнул в сторону великана, стоявшего в углу. – Привет, – пролепетал я. – Плиятно познакомиться, – отозвался Франклин. – Меня зовут Принси фон Кулик. А это – Ахмет Не-Выговоришь-Кто. – Ги-ги-ги. – Франклин смущенно прикрыл рот пятерней с покрытыми шрамами костяшками. – Так вы не американец? – спросил я Принси. – Я гражданин мира, к вашим услугам, – поклонился тот. – А откуда вы прибыли сюда? – поинтересовался я. – Я принадлежу к народу, у которого нет родины. По сути дела, и народом его не назовешь. – Принси снова улыбнулся. – Да, не народ. Но мне это нравится. Мою страну столько раз завоевывали и грабили иноземные захватчики, что на ней просто клейма некуда ставить. Здесь, в ваших краях, гораздо легче выжить. – Вы тоже боксер? – Я? – Принси скривился, словно ему в рот попало что-то горькое. – О нет! Я мозг, дополняющий мускулы Франклина. Я его менеджер. Ахмета же можно назвать тренером. Мы прекрасно ладим, за исключением тех дней, когда готовы убить друг друга. – Го-го! – громыхнул Франклин. – В данный момент мы держим путь из последнего места, где находились, в следующий пункт, где вскоре окажемся. – Принси слегка пожал плечами. – Вот так мы и существуем. Пообвыкнув, я решил, что, каким бы пугающим ни казалось поначалу это трио, никто из них не собирается меня обижать. – А часто мистеру Фицджеральду приходится драться? – поинтересовался я. – Франклин способен вступить в бой в любое время, в любом месте и с любым противником. К сожалению, из-за внушительных размеров быстрота его движений оставляет желать лучшего. – Плинси хоцет сказать, что я медлительный, – пояснил Франклин. – Именно. Что ты можешь к этому добавить, Фрэнки? Брови гиганта нависли у него над переносицей, и мне почудилось, что они вот-вот рухнут на землю, – столь нелегким оказался для него заданный вопрос. – У меня нет инстинкта убийцы, – добавил он наконец. – Но мы усердно работаем над этим, верно, Молчаливый Сэм?[33] – спросил Принси египтянина. Ахмет обнажил в улыбке свои желтые кривые зубы и энергично закивал. Я подумал, что ему надо быть осторожнее, чтобы голова не сорвалась с плеч. Взгляд мой наткнулся на болты в шее у Франклина. – Мистер Принси, а откуда у мистера Фицджеральда эти болты? – Дело в том, что Франклин состоит из многих частей, – начал объяснение Принси, а Франклин снова хихикнул. – Некоторая часть его составляющих имеет свойство со временем ржаветь. Его бои на боксерском ринге не всегда заканчивались для него благополучно. Короче говоря, у него такое количество переломов, что докторам пришлось скреплять его сломанные кости проволокой. Эти болты крепятся к металлическому стержню, который поддерживает позвоночник Франклина. Это болезненно, но такова необходимость. – Эй, – подал голос Франклин, – это вовсе не так больно. – У нашего Фрэнки сердце льва, – пояснил Принси. – К сожалению, это сочетается с разумом мыши. – Ги-ги-ги! Этот Плинси такой болтун!