Отчаянно рванувшись, я освободился. Рядом со мной оказался стул, и я, как щитом, оттолкнул им Своупа. Споткнувшись, мэр чертыхнулся, его ноги запутались, и он грохнулся на пол. Отвернувшись от него, я лихорадочно шарил по стене в поисках двери. Каждый миг я ожидал, что руки мэра вот-вот сомкнутся на моей лодыжке и притянут к себе, словно щупальца чудовища с головой в виде стеклянной чаши из фильма «Захватчики с Марса». Я сходил с ума от страха, чувствуя, как по моему лицу катятся слезы. Смахнув их ресницами, я внезапно наткнулся на холодную дверную ручку, сулящую избавление. Повернув ее, я вывалился наружу и бросился бежать по темному коридору, слыша, как топот моих ног по линолеуму громовым эхом отдается в пустом здании. – Кори! Немедленно вернись! – закричал мэр, как будто верил в то, что его крик мог возыметь действие. Мэр Своуп гнался за мной, я слышал топот его бегущих ног. Воображение рисовало мне ужасную картину: мое тело превращено в кровавую кашу, рука пристегнута к раме Ракеты, которая тонет, уходит вниз, вниз, во тьму, в кошмарную бездну озера Саксон. Поскользнувшись, я упал и, прокатившись на животе по линолеуму, больно стукнулся подбородком о плинтус, но сумел моментально вскочить и снова припустил изо всех сил, потому что шаги мэра Своупа громыхали совсем близко. – Кори! – снова заорал он, и в его голосе клокотала ярость. Именно так, по моим представлениям, и должен был кричать настоящий маньяк-убийца. – Остановись, я приказываю тебе! «Черта с два», – подумал я. В тусклом свете, лившемся сверху сквозь купол над лестницей, я наконец различил ступеньки и бросился вниз, даже не держась за перила, – от такой картины мама наверняка поседела бы. Мэр Своуп пыхтел позади меня, но, судя по голосу, он явно выдохся: – Нет! Кори! Нет! Достигнув основания лестницы, я опрометью пересек холл и выскочил через входную дверь под холодный дождь. Гроза уже пронеслась над городом и ушла к лесистым холмам, опустившись на них, подобно большой серовато-синей жабе. Ловко отомкнув Ракету, я вскочил в седло, оставив болтаться цепь с замком на гидранте. Когда мэр появился на пороге, все еще призывая меня остановиться, я уже вовсю катил прочь. Последнее, что он выкрикнул мне вслед, – эти слова показались мне несколько странными, если учесть, что они исходили из уст обезумевшего убийцы: – Ради бога, будь осторожен! Ракета летела через рябые от дождя лужи, ее золотой глаз сам выбирал во тьме дорогу. В тучах уже появились разрывы, через которые проникал желтый солнечный свет. Отец всегда говорил, что если во время дождя показывается солнце, значит дьявол колотит свою жену. Уворачиваясь от брызг проходящих по Мерчантс-стрит машин, я покатил к дому. Добравшись наконец до крыльца, я притормозил Ракету и влетел в дом, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами. В руке я сжимал пропитанное водой зеленое перо. – Кори! – закричала мне мама, услышав, как хлопнула дверь. – Кори Маккенсон, немедленно иди сюда! – Сейчас, минутку! Я ворвался в свою комнату и бросился к своим семи волшебным ящичкам. Пришлось перерыть их все, пока не нашлась коробка из-под сигар «Белая сова». Откинув крышку, я увидел на дне сигарной коробки перо, то самое, что нашел на опушке леса у озера Саксон. – Иди сюда сию же секунду! – крикнула мне мама. – Подожди! Вытащив первое перышко из коробки, я положил его на письменный стол, а рядом поместил другое перо, вырванное из шляпы мэра Своупа. – Кори! Тебя к телефону! Мэр Своуп! Вот это да! Ощущение триумфа дало трещину, рассыпалось на куски и водопадом низверглось на мои промокшие теннисные туфли. Первое перышко, найденное мною в лесу, имело темно-изумрудный оттенок. То, что я добыл из шляпы мэра, оказалось намного светлее. Но и это еще не все: перо из шляпы мэра было раза в два больше, чем моя находка с озера Саксон. Перышки отличались одно от другого, как небо от земли. – Кори! Подойди и ответь мэру, пока я не пришла за тобой с хлыстом! Когда я, набравшись духу, наконец вошел в кухню, мамино лицо было красным, как свекла. Она разговаривала по телефону: – Нет, сэр, с Кори все в порядке, я уверена, что у него нет никакого нервного срыва, он хорошо себя чувствует. Нет, сэр, у него не бывает приступов паники. Вот он подошел, передаю ему трубку. Бросив на меня мрачный взгляд, она протянула мне телефонную трубку: – Ты что, спятил? Возьми трубку и поговори с мэром! Я так и сделал. Все, на что я оказался способен, это выдавить из себя жалкое: – Алло? – Кори! – взволнованно выкрикнул мэр Своуп. – Я просто хотел убедиться, что ты благополучно добрался до дома. Господи, ну и страху я натерпелся, когда ты сбегал в темноте по лестнице и в любой момент мог сломать себе шею! Когда ты внезапно сорвался с места и бросился бежать, мне показалось, что у тебя… что с тобой… случился какой-то припадок. – Нет, сэр, – смиренно отозвался я. – Со мной все в порядке. – Хорошо. Когда свет погас, я решил, что ты, наверно, испугался темноты. Ты мог упасть и ушибиться, и я хотел успокоить тебя. И потом, твои родители наверняка бы не одобрили, если бы я отпустил тебя домой на велосипеде в такой ливень. Тебя могла сбить машина… Слава богу, что все обошлось. – Мне показалось… – У меня перехватило горло. Спиной я ощущал горящие гневом глаза мамы. – Мне показалось… что вы хотите меня убить, – наконец пролепетал я. На другом конце линии на несколько секунд воцарилось молчание. Я прекрасно понимал, о чем думает мэр. Ясно, что в его глазах я выглядел явным кандидатом в психушку. – Я хотелубить тебя? Но почему? – Кори? – охнула мама. – Ты что, спятил? – Простите, – сказал я мэру. – У меня просто… разыгралось воображение. Но вы сказали, что я что-то узнал о вас, и все спрашивали, каким образом мне удалось это узнать и… – Речь шла не обо мне, –ответил мэр Своуп. – А о твоем призе. – О моем призе? - Да, об именной пластинке. Ты занял третье место в конкурсе короткого рассказа. Именно поэтому я попросил тебя заглянуть ко мне. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из жюри рассказал тебе об этом раньше меня. – Рассказал мне о чем? – Дело в том, что я сам хотел показать ее тебе. Я как раз нес твою награду к себе в кабинет, когда свет погас и ты словно с цепи сорвался. Видишь ли, дело в том, что гравер сделал ошибку в твоем имени: «Кора» вместо «Кори». Я хотел сообщить тебе об этом перед началом церемонии, чтобы ты не расстроился при вручении награды. Гравер обещал исправить твою пластинку, но сначала он должен срочно изготовить награды для победителей в соревновании по софтболу, и заняться твоим призом он сможет только через две недели. Ты меня понимаешь? Вот так, горькая пилюля. Еще одна горькая пилюля. – Да, сэр, – ответил я. Мне было не по себе: правое колено дергало, – кажется, оно начало распухать. – Я вас понимаю. – Ты… принимаешь таблетки от нервов? – наконец спросил мэр. – Нет, сэр. Мэр тихо хмыкнул. «Они тебе не помешали бы» – вот что он явно хотел сказать. – Извините, я вел себя как дурак, – сказал я. – Не знаю, что на меня нашло. Если мэр и без того считает меня сумасшедшим, интересно, что он скажет, когда увидит, что я сотворил с его шляпой. Я решил не признаваться, пускай увидит все сам. – Ну что ж, – проговорил мэр с тихим смешком, как бы намекая, что он находит в случившемся и веселую сторону. – Сегодняшний день выдался для меня интересным, Кори. – Да, сэр. Э-э-э… Мэр Своуп? – Да? – Я хочу сказать: не страшно, что на именной пластинке ошибка. Не нужно отдавать ее исправлять граверу. Это послужит мне отличным наказанием: каждый раз, глядя на свою награду, я буду вспоминать о том, как бросил в мэра стулом и свалил его с ног. – Не говори ерунды. Ее обязательно исправят. – Понимаете, мне почему-то хочется, чтобы пластинка осталась такой, как сейчас, без исправлений, – сказал я мэру, постаравшись, чтобы мой голос звучал твердо. Вероятно, у меня это получилось, потому что мэр ответил: – Ну хорошо, Кори, если ты настаиваешь, пусть так и будет. Потом он сказал мне, что должен идти – его ждет горячая ванна с английской солью – и мы с ним увидимся на церемонии награждения победителей литературного конкурса. Когда я повесил трубку, мне пришлось объяснять маме, почему я вдруг решил, что мэр Своуп собирается меня убить. В ходе этих объяснений в кухне появился пришедший с работы отец. По всем правилам мне полагалось наказание за эту глупую выходку, но родители просто отправили меня в мою комнату, куда я, собственно, и так собирался удалиться. Оказавшись у себя, я занялся изучением двух перышек. Оба зеленые, но разные. Одно яркое, другое мягких тонов. Одно большое, другое поменьше. Взяв со стола перышко, найденное на берегу озера Саксон, я положил его на ладонь и как следует рассмотрел через увеличительное стекло. Возможно, Шерлок Холмс мог бы извлечь из него какую-то информацию, но я по своим способностям к дедукции стоял гораздо ниже даже его друга доктора Ватсона. Мэр Своуп был тем самым человеком в шляпе с зеленым пером, которого я видел во время наводнения. Его «нож» оказался специальным приспособлением для чистки курительной трубки. Что у него могло быть общего с неизвестным, которого, как мне показалось, я видел на опушке леса, или с мертвецом на дне озера? Одно я знал точно: в лесу у озера Саксон не водятся птицы с изумрудно-зеленым оперением. Тогда откуда там могло взяться перо? Я отложил в сторону перо из шляпы мэра, намереваясь вернуть его позже, хотя в глубине души знал, что этого никогда не случится, а перо с озера Саксон убрал обратно в коробку с белой совой, которую снова спрятал в один из семи волшебных ящиков. В ту ночь мне вновь снились четыре девочки-негритянки, одетые так, словно собрались в церковь. На мой взгляд, младшей из них было не больше десяти-одиннадцати лет, трем другим – около четырнадцати. На этот раз они стояли под деревом с густой зеленой листвой, оживленно переговариваясь. Две из них держали в руках Библии. О чем они говорили, я не разобрал. Внезапно одна из девочек рассмеялась, а за ней засмеялись ее подруги. Их смех журчал в моих ушах, будто вода в ручье. И тут последовала вспышка такой невиданной силы, что мне пришлось зажмурить глаза. Оказалось, что я стою в эпицентре урагана; горячий ветер рвет с меня одежду и развевает волосы. Вновь открыв глаза, я обнаружил, что четыре чернокожие девочки куда-то исчезли, а дерево лишилось всех своих листьев. Когда я проснулся, мое лицо покрывал пот, словно кожу действительно тронуло обжигающее дыхание урагана. На заднем дворе лаял Бунтарь. Взглянув на светящийся циферблат будильника, я обнаружил, что уже почти половина третьего ночи. Бунтарь все гавкал как заводной, к его лаю вскоре присоединились все окрестные собаки, и я решил, что раз все равно не сплю, то выйду и успокою пса. На пороге своей комнаты я увидел, что в кабинете горит свет.