Я дожидался решительного и окончательного «нет». Вот почему моему удивлению не было предела, когда отец наконец произнес: – А где вы возьмете компас? Мама с ужасом посмотрела на него. Я почувствовал, как в моей груди зажглась искра надежды. – Компас даст нам отец Дэви Рэя, – ответил я. – Он ходит с ним на охоту. – Компас ведь может разбиться, верно, Том? – снова подала голос мама. Отец пристально смотрел на меня с серьезным выражением лица: – Поход в лес с ночевкой – это не детская забава, Кори. Я знаю немало взрослых мужчин, которые заблудились в нашем лесу. Они могли бы тебе рассказать, что значит провести ночь на мокрых листьях без подушки и одеяла. Да еще мошка искусает так, что будешь чесаться не переставая. Думаешь, тебе это понравится? – Все равно я хочу идти в поход, – ответил я. – Ты уже договорился с другими ребятами? – спросил отец. – Да, сэр. Мы все твердо решили идти, если, конечно, остальным тоже разрешат родители. – Том, он еще ребенок! – воскликнула мама. – Может быть, в следующем году? – Нет, – возразил отец. – Кори уже не маленький. Мама с беспомощным и несчастным видом открыла рот, чтобы пуститься в дальнейшие споры, но отец приложил к ее губам палец. – Мы с Кори договорились, – сказал он ей. – А в этом доме мужчина держит свое слово. Глаза отца снова встретились с моими. – Позвони приятелям. Если их родители скажут, что разрешают своим детям идти в поход, то и мы тебя отпустим. Но прежде мы должны договориться, как далеко вы отправитесь и когда придете назад. Если ты не вернешься к условленному сроку, просидишь в наказание дома целую неделю. Договорились? – Договорились! – крикнул я и бросился к телефону. Отец сказал мне вслед: – Подожди, не торопись. Сначала доешь свой ужин. Сразу же после этого начали быстро развиваться события. Родители Бена не возражали против похода. Предки Дэви тоже дали добро. К сожалению, Джонни не удалось присоединиться к нам, хотя он даже попросил моего папу поговорить с его отцом. Тот сделал все от него зависящее, но решение уже было принято. Из-за того что Джонни все еще временами испытывал головокружение, его родители побоялись отпустить его в лес на всю ночь. Так Брэнлины еще раз ограбили Джонни. И вот в солнечный полдень пятницы я, Дэви Рэй и Бен, нагруженные рюкзаками с сэндвичами, флягами с водой, средством от москитов, противоядием от змеиных укусов, спичками, фонариками и картами местности, начали свой путь к вожделенному лесу. Все мы попрощались со своими родителями, посадили на цепь наших псов, убрали в сарай велосипеды. Дэви, на голове у которого красовалась охотничья шапка с камуфляжным рисунком, принес компас своего отца. Мы надели длинные штаны и зимние ботинки, чтобы защитить ноги от острых колючек и змеиных укусов. Мы были хорошо подготовлены для долгого похода и подставляли свои лица лучам солнца, словно пионеры-первопроходцы, входящие в девственный лес. Прежде чем деревья сомкнулись за нашими спинами, до меня донесся последний выкрик моей беспокойной мамы: – Кори, ты взял с собой достаточно туалетной бумаги? Я крикнул в ответ, что вполне достаточно. Я представил себе Дэниела Буна[16], мать которого задает ему перед дальней дорогой аналогичный вопрос. Поднявшись на холм, мы пересекли поляну, откуда состоялся наш памятный полет в первый день лета. По другую сторону поляны начинался настоящий лес, густая зеленая чаща, которая заставила бы остановиться и призадуматься самого Тарзана. Оглянувшись, я посмотрел на раскинувшийся внизу Зефир; вместе со мной остановились Дэви Рэй и Бен. Все отсюда выглядело таким аккуратным: улицы, крыши, тротуары, цветники и подстриженные лужайки. А впереди нас ждали дикая лесная чаща, всяческие трудности – мир, где нет места ни безопасности, ни комфорту, – только теперь я действительно понял, во что впутался. – Что ж, – наконец произнес Дэви Рэй. – Думаю, нам пора двигаться дальше. – Да, – поддержал его Бен, – пошли, парни. – Ага, – отозвался я. Мы стояли на опушке, ветерок дул в лицо, охлаждая наши потные шеи. Лес шелестел ветвями. Я вспомнил многоглавую шипящую гидру из фильма «Ясон и аргонавты». – Все, пора, – сказал Дэви и двинулся в путь. Отведя взгляд от Зефира, я последовал за ним – ведь у него был компас. Бен подтянул потуже лямки своего рюкзака и, заправив в штаны выбившуюся рубашку, крикнул: «подожди!» – и зашагал вперед быстро, как только мог. Лес впустил нас в себя и замкнул свои ветви и листья за нашими спинами, словно поджидал сотню лет таких зеленых юнцов, как мы. Теперь мы вступили во владения дикой природы и оказались предоставлены самим себе. Довольно скоро наши рубашки стали мокрыми от пота. Взбираться на склоны лесистых холмов, а потом спускаться было нелегкой задачей в удушливый августовский зной. Запыхавшийся Бен попросил Дэви Рэя сбавить темп. – Змеиная нора! – заорал Дэви, указывая на мнимую ямку прямо у ног Бена, что заставило того вновь понестись во весь опор. Наш путь пролегал через солнечный свет и тени безграничного зеленого царства, сквозь густую жимолость, сладчайшие россыпи ежевики. Время от времени мы, конечно, останавливались, чтобы отведать ягод, а потом продолжали свой путь, следя за компасом и солнцем – повелителями наших судеб. На вершине холма мы нашли огромный валун, на котором расположились отдохнуть. Присмотревшись к царапинам на камне, мы обнаружили символы индейцев. Увы, мы оказались не первыми, кто побывал здесь: рядом валялись обертка от печенья «Мун-пай» и осколки бутылки «Севен-ап». Мы отправились дальше, еще больше углубившись в лес, полные решимости найти такое место, где еще не ступала нога человека. По пути нам попалось пересохшее русло ручья, и мы пошли прямо по нему, хрустя мелкой галькой. Затем на несколько минут наше внимание привлек мертвый опоссум, облепленный мухами. Дэви Рэй пугал Бена, делая вид, что подберет дохлятину с земли и бросит ее в Бена, но мне удалось отговорить приятеля от такой омерзительной шалости, и Бен вздохнул с облегчением. Дойдя до места, где деревья поредели, а из земли повсюду торчали камни, напоминавшие ребра динозавров, Дэви Рэй снова зачем-то остановился. Он поднял с земли и показал нам черный наконечник стрелы почти идеальной формы, который положил в карман, чтобы пополнить им коллекцию Джонни. Солнце клонилось к закату. Мы здорово вспотели, наша одежда запылилась, комары настойчиво вились вокруг наших лиц и лезли в глаза. Я никогда не мог понять, чем глаза так привлекают комаров, – видимо, тем же, чем огонь – мотыльков. Как бы то ни было, но нам время от времени приходилось тереть слезящиеся глаза, извлекая оттуда останки мертвых насекомых. По мере того как солнце спускалось к горизонту, а воздух становился прохладнее, комаров становилось все меньше и меньше. Мы стали подыскивать место для ночлега, и вскоре выяснилось, что разбить лагерь не так-то просто. Мам и пап, которые могли бы приготовить ужин, с нами не было. Не было ни телевизора, ни радио, ни ванны, ни постели, ни простого электрического света, что стало особенно заметно, когда небо на востоке начало темнеть. Мы понятия не имели, насколько далеко забрались от дома: последние два часа пути нам не попадались следы цивилизации. – Мы могли бы устроить привал здесь, – сказал я Дэви Рэю, указывая на видневшуюся неподалеку полянку, однако у разгоряченного Дэви явно имелись другие планы. – Давай пройдем еще немного, – предложил он. Я понял, что желание узнать, что скрывается за гребнем следующего холма, неудержимо влечет его вперед. Мне и Бену не оставалось ничего другого, как шагать за Дэви следом, – я уже говорил, что он был единственным обладателем компаса. Вскоре лучи наших фонариков разогнали сгущавшиеся вокруг сумерки. Что-то затрепетало перед моим лицом и унеслось прочь, – возможно, это была выискивающая добычу летучая мышь. Кто-то еще пронесся в подлеске, испуганный нашим приближением. При каждом звуке Бен беспрестанно спрашивал: «Что это? Что это было?» – но никто из нас не мог ему ответить. Наконец Дэви Рэй остановился, посветил фонариком по сторонам и объявил: – Разбиваем лагерь здесь. Мы с Беном тоже полагали, что для остановки самое время, потому что ноги уже отказывались нести нас дальше. Освободив от рюкзаков измученные плечи, мы сбросили свой груз на ковер из сосновых игл и принялись собирать хворост для костра. Нам не пришлось много трудиться, потому что вокруг нашлось множество сосновых сучьев и шишек, которые заполыхали от одной спички. Вскоре разгорелся приличный костер, со всех сторон обложенный камнями, в точности так, как учил меня отец. В свете пляшущих алых языков пламени мы с аппетитом принялись за припасенные для нас матерями сэндвичи, ощущая себя первопроходцами. Весело трещал костер. Бен вытащил из своего рюкзака пачку суфле из кукурузного сиропа, которыми его снабдила мама. Мы наломали палочек и принялись жарить это лакомство на костре. Вне освещенного нашим костром круга стояла непроглядная тьма, в которой не было видно ничего, кроме поблескивавших на ветках светляков. Ветер колыхал вершины деревьев, а на небе можно было разглядеть полоску Млечного Пути. В лесном уединении наши голоса звучали особенно тихо: храм природы требовал к себе уважения. Мы обсудили свой провальный сезон в младшей лиге и поклялись во что бы то ни стало привлечь в нашу команду Немо на следующий год. Потом разговор перешел на Брэнлинов, которые вполне заслужили, чтобы им набили морды за то, что они испортили лето Джонни. Поспорили, сколько миль до нашего дома: пять или шесть, на чем упорно настаивал Дэви, или десять-двенадцать, как считал Бен. Поговорили и о том, что сейчас поделывают наши родители: они наверняка сходят с ума от беспокойства, но подобный опыт пойдет им только на пользу. Мы уже выросли, и пора им понять, что наше детство почти закончилось. Где-то вдали заухала сова. Дэви Рэй поделился своим предвкушением возможного появления Первоснега, который, должно быть, сейчас бродит где-то рядом в лесу, слышит те же звуки, что и мы, видит те же пейзажи. Не исключено, что он тоже слышал эту сову. Бен завел разговор о том, что скоро начнутся занятия в школе, но мы на него шикнули, чтобы не портил настроение. Лежа на спине, мы смотрели, как гаснут угли костра, потом стали глядеть на небо, рассуждая о Зефире и людях, что в нем живут. Мы пришли к общему мнению, что наш городок воистину волшебный. Печать волшебства лежит и на нас, потому что мы тут родились. Чуть позже, когда костер совсем погас и от него остались только тлеющие красные угольки, сова умолкла, а теплый нежный ветерок принес сладковатый аромат дикой вишни. Мы стали наблюдать за яркими лазурными и золотыми полосами падающих звезд, проносившихся в ночном небе. Но и это шоу скоро закончилось. Мы молча лежали, думая каждый о своем. Дэви Рэй сказал: – Послушай, Кори, не расскажешь ли нам какую-нибудь историю? – Не знаю, – отозвался я. – Что-то ничего не идет в голову. – Подумай, может, что-нибудь проклюнется, – не унимался Дэви Рэй. – Хорошо, Кори? – Да, Кори, – подхватил Бен. – Только чтобы неслишком страшно, а то мне опять будут сниться кошмары. Я немного подумал и начал так: – Наверно, вы, парни, слышали, что где-то неподалеку был лагерь для пленных немецких фашистов? Недавно отец рассказал мне об этом. Он сказал, что в самой чаще нашего леса был лагерь для нацистов. Там держали самых страшных убийц, какие только бывают на свете. Лагерь находился там, где сейчас авиабаза, которой тогда, конечно, еще не было. – Ты правду говоришь? – осторожно прошептал Бен. – Ты просто болван! – почти крикнул Дэви Рэй. – Он же сочиняет прямо с ходу! – Может, и сочиняю, – ровным голосом отозвался я, – а может, и нет. Дэви Рэй промолчал. – И вот однажды, – продолжал я, – в лагере начался пожар, и нескольким фашистам удалось убежать в лес. Они здорово обгорели, их лица превратились в кошмарные маски, но они бросились прямо в лес и… – Ты, похоже, видел триллер на эту тему? – спросил меня Дэви Рэй. – Нет, – отозвался я, – мне рассказал отец. Это случилось очень давно, прежде чем мы родились. Фашисты убежали в лес, но держались все вместе. У них был вожак – здоровенный детина по имени Бруно с обожженным лицом, покрытым шрамами. Они нашли пещеру и стали в ней жить, но в лесу не хватало еды на всех, и, когда кто-нибудь из них умирал, они разрезали его тело ножами на части… – О господи! – выдохнул Бен. – …и ели, а Бруно всегда брал себе мозги. Он разбивал череп камнем, как грецкий орех, черпал из него мозги горстями и запихивал себе в глотку… – Меня сейчас вырвет! – прохрипел Дэви Рэй, издав отвратительный звук, и дико захохотал. Бен засмеялся вместе с ним. – Прошло довольно много времени, года два, и в пещере остался только Бруно, который сделался еще больше и сильнее, чем раньше, – продолжал рассказывать я. – Но на его лице остались страшные ожоги. Он стал настоящим уродом: один его глаз оказался на лбу, а другой свисал с подбородка.