Следующие три дня были типичными предпраздничными. На месте никого не застать, просить перезвонить бесполезно. На автостоянках свободно, обеденные перерывы растягивались, служебные поездки украдкой совмещались с заездами в магазин, банк или на почту. В практических целях работа в учреждениях прекратилась еще до официального начала праздника. Однако Нилза Вэндера все это совершенно не касалось. Забыв о времени и пространстве, он позвонил мне утром в канун Рождества. – Я тут начинаю работать над усилением изображения и подумал, может, вам интересно, – сказал он. – Я имею в виду дело Дженнифер Дейтон. – Иду, – ответила я. Спеша по коридору, я чуть не налетела на выходившего из туалета Бена Стивенса. – У меня встреча с Вэндером, – бросила я. – Скоро вернусь. – Я как раз собирался зайти к вам, – сказал он. Я неохотно остановилась, чтобы выслушать его. Интересно, думала я, заметил ли он, что в общении с ним мне приходилось преодолевать некоторую натянутость. Дома Люси продолжала контролировать мой компьютер через терминал, чтобы узнать, будет ли кто-нибудь вновь пытаться войти в мой каталог. Пока не было никаких попыток. – Я сегодня утром разговаривал со Сьюзан, – начал Стивенс. – Как она? – Она не будет работать, доктор Скарпетта. Это не стало для меня откровением, но поразило то, что она не сказала мне об этом сама. Я вот уже с полдюжины раз пыталась до нее дозвониться, но либо никто не подходил к телефону вообще, либо подходил ее муж и сообщал, по какой причине Сьюзан не могла подойти сама. – И все? – удивилась я. – Просто не будет работать? А она как-то это объяснила? – Я думаю, беременность проходит тяжелее, чем она рассчитывала. И работать ей сейчас просто не под силу. – Ей нужно будет прислать заявление об увольнении, – сказала я с плохо скрываемым негодованием. – Я предоставляю вам разобраться с кадровым вопросом. Нам нужно будет немедленно заняться поиском замены. На улице кучи грязного снега, сгребенного к обочине дороги, не давали ни припарковаться, ни перейти проезжую часть. Сквозь мрачные тучи тускло светило солнце. Мимо меня в трамвае проехал маленький духовой оркестр, и под звуки жизнеутверждающей мелодии я поднялась по скрипевшим из-за соли под ногами гранитным ступенькам. Стоявший в дверях полицейский пропустил меня в Сиборд-Билдинг, и, поднявшись наверх, я нашла Вэндера в комнате, ярко освещенной цветными мониторами и ультрафиолетовыми лучами. Сидя перед рабочей станцией, он, водя мышью, внимательно разглядывал что-то на экране. – Здесь кое-что есть, – сообщил он, забыв даже о приветствии. – Кто-то писал что-то на листе бумаги, который лежал на этом, или почти на этом. Если вглядеться, то можно разобрать едва заметный оттиск. Тут я начала понимать. В центре освещенного стола слева от него лежал чистый лист белой бумаги, и я наклонилась, чтобы рассмотреть его. Оттиск был настолько слабый, что я засомневалась, был ли он на самом деле или мне просто показалось. – Это тот самый лист бумаги, что лежал на кровати Дженнифер Дейтон? – взволнованно спросила я. Он кивнул, продолжая двигать мышью. – Видеокамера уже сняла оттиски, и они остались на жестком диске. Только не трогайте бумагу. Я еще не снял с нее отпечатки. Я только начал, так что потерпите пока. Ну, давай, давай. – Это уже относилось к усилителю изображения. – Я знаю, что камера все схватила. Теперь ты должен нам помочь. Компьютерные методы усиления изображения – это загадки контрастности. Камера различает более двухсот оттенков серого, глаз человека – меньше сорока. Если чего-то не видно, это вовсе не означает, что там ничего нет. – Слава Богу, когда работаешь с бумагой, не беспокоишься о шумовом фоне, – говоря это, Вэндер продолжал свое дело. – Все значительно быстрее, когда это тебя не волнует. А вот на днях мне тут пришлось разбираться с кровавым отпечатком, оставленным на простыне. Сами понимаете, переплетение нитей. Не так давно такой отпечаток оказался бы бесполезен. Ну вот. – На участке, над которым он работал, появился новый оттенок серого. – Теперь у нас кое-что есть. Видите? – Он указал на слабые, призрачные блики в верхней части экрана. – Едва ли. – Здесь мы пытаемся усилить тени, оставленные от того, что было написано на другом листе, потому что на этом листе ничего написано не было и, соответственно, ничего не стиралось. Тень образуется от света, наклонно падающего на плоскую поверхность этого листа бумаги и на оставленный на нем оттиск, – по крайней мере видеокамера уловила тень ясно и четко. Мы с вами просто так этого не увидим. Давайте попробуем немного усилить вертикальные линии. – Он пошевелил мышью. – Сделаем горизонтальные капельку потемнее. Вот так. Хорошо. Что-то видно. Два-ноль-два, тире. Здесь телефонный номер. Пододвинув стул поближе к нему, я села. – Это код округа Колумбия, – сказала я. – Так, я вижу четверку и тройку. Или это восемь? Я прищурилась. – Мне кажется, тройка. – Вот так получше. Вы правы. Это определенно тройка. Он еще немного потрудился, и в результате его стараний на экране стали видны другие цифры и слова. Потом он со вздохом сказал: – Дьявол. Не получается с последней цифрой. Ее просто нет, но взгляните на то, что идет перед кодом округа Колумбия. После «кому» стоит двоеточие. А здесь, прямо под ним, – «от кого» с последующим двоеточием и другим номером. Восемь-ноль-четыре. Это местный. Этот номер очень нечеткий. Пятерка и, кажется, семерка, а может быть, и девятка? – Думаю, здесь написан номер Дженнифер Дейтон, – сказала я. – Ее факс и телефон на одной линии – у нее в офисе стоял факс, в него вставляются обыкновенные листы машинописной бумаги. Похоже, на том листе, что лежал поверх этого, она написала факс. Что она отсылала? Какой-то документ? Здесь нет никакого сообщения. – Мы еще не закончили. У нас вырисовывается нечто похожее на число. Одиннадцать? Нет, здесь семерка. Семнадцатое декабря. Я сейчас спущусь немного пониже. Он пошевелил мышью, и стрелки сползли вниз. Нажав клавишу, он увеличил тот участок, над которым хотел поработать, и начал закрашивать его оттенками серого. Я сидела, не шелохнувшись, пока практически из ничего начали образовываться завитки и точки. Вэндер работал молча. Затаив дыхание, мы смотрели почти не мигая. Так мы просидели около часа – слова постепенно становились более четкими, один оттенок серого контрастировал с другим. Вэндер словно заставлял их появляться, выманивал их. Казалось невероятным, но вот уже все было перед глазами. Ровно неделю назад, меньше чем за два дня до убийства, Дженнифер Дейтон отправила в Вашингтон, округ Колумбия, факс следующего содержания: Да, я согласна, но слишком поздно, поздно, поздно. Лучше вам приехать сюда. Как же все плохо! Когда я наконец отвела глаза от экрана, после того как Вэндер нажал на кнопку распечатки, я почувствовала легкое головокружение. Перед глазами все расплывалось, повысилось содержание адреналина в крови. – Нужно, чтобы это немедленно увидел Марино. Надеюсь, мы сможем выяснить, чей это номер факса в Вашингтоне. У нас есть все, кроме последней цифры. Сколько в Вашингтоне может оказаться факсов с таким же номером, за исключением последней цифры? – С цифрами от ноля до девяти. – Вэндер повысил голос из-за работающего принтера. – Самое большее – десять. Десять номеров телефонов или факсов совершенно таких же, за исключением последней цифры. Он показал мне распечатку. – Я ее еще немного подчищу и потом дам вам лучшую копию, – сказал он. – И еще кое-что. Мне никак не удается добраться до отпечатка Ронни Уоддела – того кровавого отпечатка, что обнаружили в доме Робин Нейсмит. Каждый раз, когда я звоню в архив, мне говорят, что его файл еще не нашли. – Не забывайте, какое сейчас время. Я почти уверена, что сейчас там вряд ли кто-нибудь сидит, – сказала я, одолеваемая каким-то дурным предчувствием. Вернувшись к себе в офис, я дозвонилась до Марино и рассказала ему о том, что обнаружил Вэндер. – Черт, забудьте про телефонную компанию, – буркнул он. – Мой человек уже уехал на праздники, и никто там больше пальцем не пошевелит в канун Рождества. – А нам самим не удастся вычислить, кому она посылала факс? – предположила я. – Не представляю как. Разве что послать факс типа «Кто ты?» в расчете на то, что этот кто-то ответит: «Привет. Я – убийца Дженнифер Дейтон». – Все зависит от того, запрограммировано ли в том факсе обозначение, – сказала я. – Обозначение? – Новые, модернизированные аппараты позволяют запрограммировать имя или название компании в синему. Такой заголовок будет напечатан на всем, что бы и куда бы вы ни послали. Но самое главное, что обозначение-заголовок того, кто получил факс, появится на дисплее аппарата, с которого тот факс был отправлен. Иными словами, если я пошлю факс вам, то на экранчике дисплея своего аппарата я увижу «Полицейское управление Ричмонда» прямо над номером только что набранного мною факса. – У вас есть такой модный аппарат? Тот, что стоит у нас в отделе, – барахло. – Здесь в офисе есть один. – Хорошо, потом расскажете мне, что получится. Мне уже пора. Я наскоро составила список десяти телефонных номеров, каждый из которых начинался с тех шести цифр, которые нам с Вэндером удалось разобрать на том листе бумаги, что был найден на кровати Дженнифер Дейтон. Я приписала к каждому номеру ноль, единицу, двойку, тройку и так далее и начала набирать. Только один из них отозвался характерным скрипучим сигналом. Факс-аппарат находился в кабинете моего программиста Маргарет, которая, к счастью, тоже уже начала свой праздничный отдых. Плотно закрыв дверь, я села за ее стол и задумалась под жужжание компьютера и мигание огоньков модема. Если я начну передачу факса, название моего офиса появится на дисплее того факс-аппарата, номер которого я наберу. Мне нужно будет быстро прервать связь. Я рассчитывала на то, что к тому времени, когда кто-нибудь решит проверить факс, надпись «Офис главного судебного эксперта» и наш номер исчезнут с экрана. Вставив чистый лист бумаги, я набрала вашингтонский номер и дождалась начала связи. В окошке дисплея ничего не появилось. Проклятье. Никакого обозначения в том факс-аппарате, номер которого я набрала, не было запрограммировано. Довольно. Я прервала связь и, разочарованная, вернулась к себе в офис. Не успела я сесть за стол, как зазвонил телефон. – Доктор Скарпетта, – ответила я. – Это Николас Грумэн. Не знаю, что вы хотели мне передать, но ваш факс не прошел. – Простите? – оторопев, воскликнула я. – У меня здесь ничего нет, кроме чистого листка бумаги с названием вашего офиса. – Понятно, – отозвалась я, чувствуя, как у меня по рукам побежали мурашки. – Вы, вероятно, хотели прислать мне ваши исправления по материалам судебно-медицинской экспертизы? Насколько я понимаю, вы ознакомились с конструкцией электрического стула. Я не отвечала. – Что ж, очень разумно с вашей стороны, доктор Скарпетта. Может быть, вам стало известно что-нибудь новое о предмете нашего с вами обсуждения – о повреждениях на внутренней части рук мистера Уоддела? О локтевых ямках? – Вы не напомните мне еще раз номер вашего факса? – тихо сказала я. Он продиктовал. Номер полностью совпадал с тем, что был записан у меня. – Этот факс-аппарат стоит у вас в кабинете или им располагают еще и другие адвокаты, мистер Грумэн? – Он стоит прямо рядом с моим столом. Так что не надо никаких пометок. Просто взяли и отправили – только поторопитесь, доктор Скарпетта, а то я уже собирался уходить. * * *