Я поднимаю кулак и бью Николь по лицу. Это коленный рефлекс. Что-то, что приходит в момент уловки. Когда я слышу, как она говорит о моей матери, меня охватывает волна гнева. Никто, абсолютно никто не смеет оскорблять мою маму и не выйдет сухим из воды. Николь и Виктория вскрикивают одновременно, когда ее любимая доченька падает на стол, схватившись за лицо. Николь выпрямляется, ее глаза блестят. Она сжимает руки в кулаки, а я стою на своем. Давай. Я готова драться с ней насмерть прямо сейчас. Виктория тянет дочь за воротник платья. — Ох, Генри. Не знаю, что произошло с Астрид. — она гладит Николь по волосам. — Все в порядке, детка, все в порядке. Мои мышцы напрягаются при упоминании имени отца. За моей спиной раздаются размеренные шаги, и он встает рядом с женой и падчерицей. Его лицо настолько закрыто, что невозможно прочесть его настроение. — Она назвала мою мать шлюхой, дядя, — всхлипывает Николь, показывая ему красный отпечаток вокруг левого глаза. — Когда я сказала ей прекратить, она ударила меня. — Это не правда! — кричу я. — Ох, Генри, — восклицает Виктория. — Думаю, Николь нужно показаться врачу. — Да ладно тебе, — я ошеломленно смотрю на нее. Это было не таким уж сильным ударом, хотя мне бы этого хотелось. — Я знаю, что мы тебе не нравимся, Астрид, — Виктория смотрит на меня полными жалости глазами. — Но я думала, что мы семья. — Перестань лицемерить! Ты оскорбила память моей мамы… — Достаточно! В столовой гремит папин голос. — Но, папа, она… — Я твой отец, а не папа, — процедил он сквозь зубы. Я борюсь с рыданиями, пытаясь освободиться. — Она сказала, моя мама… — Твоя мать умерла. Он невозмутимо смотрит на меня, будто я не знаю этого. — Она умерла три года назад. Я пытался дать тебе свободу действий, но это не сработало. Когда ты поймёшь, что твоя мать в прошлом? — Никогда! — мое зрение затуманивается слезами. — Если ты забыл о ней, это еще не значит, что забуду и я. — Астрид Элизабет Клиффорд. Ты немедленно остановишься и извинишься перед Викторией и Николь. Мать и дочь сдержанно улыбаются. Я поднимаю подбородок, и по щеке скатывается слеза. — Я никогда перед ними не буду извиняться. — Тогда ты забудешь о посещении выставки на следующей неделе. Он не может отнять это у меня. — Но ты обещал. — И ты обещала постараться поладить с Викторией и Николь. Если ты не выполняешь своих обещаний, то почему я должен? — Я не стану извиняться за то, что они начали оскорблять мою маму. — Никаких извинений. Никакой выставки. — Прекрасно! Я хватаю рюкзак и перекидываю его через плечо. — Но к твоему сведению, отец, ты перестал выполнять свои обещания с тех пор, как мне исполнилось семь. Я жду, пока выйду из дома, прежде чем дать волю слезам. Глава 21 Астрид Если ты дьявол, то почему я не убегаю? Почему вместо этого я врываюсь в твой ад? Энергия на стадионе заразительна. Она просвечивается под кожу и пробуждает ту часть меня, о существовании которой я и не подозревала. Крики толпы, девочек на игроков, аплодисменты родителей с их консервативного места внизу, Something Like This — Coldplay, доносящегося из динамиков. Это полный хаос — не считая Coldplay. Я никогда не была на футбольном матче, и не только потому, что спорт, это не мое, но и потому, что никогда не понимала фанатичного мышления большинства болельщиков Премьер Лиги. Сегодня кажется, что это часть Премьер Лиги — своего рода младший брат. Несколько тысяч зрителей заполняют школьный стадион, скандируя и держа в руках королевские синие палочки, соответствующие цветам команды. Ради Дэна я буду смотреть до перерыва, а потом свалю отсюда. — Ой, какие-то паразиты решили объявиться. Я поднимаю голову от злобного голоса Николь. Не могу удержаться от улыбки, глядя на небольшой синяк на ее левом глазу, оставшийся с утра. Она сделала все возможное, чтобы скрыть его с помощью макияжа, но он виден. Николь одета в майку команды и джинсы. В номере Кинга — 10. Конечно. Ее подруга Хлоя в номере 13 — Астора. — Если мы проиграем, ты труп, — говорит Хлоя, скривив драматически красные губы. Я закатываю глаза и решаю не обращать на них внимания. Лучший способ победить любого хулигана, не давать ему того, чего он добивается, — реакции. После некоторого убийственного взгляда, они, смеясь направляются занять лучшие места. Я достаю из сумки альбом и кладу его на колени. Будем надеяться, что зрители будут слишком заняты матчем, чтобы заметить, как я делаю наброски в середине их любимой игры. Я сосредотачиваюсь на мальчике, вероятно, один из братьев игроков. Он одет в синюю майку и кричит «Ан!» снова и снова. Я улыбаюсь и пытаюсь уловить эту искорку в его глазах и беззаботный взмах его рук, когда мать держит его. Как раз в тот момент, когда я собираюсь погрузиться, музыка резко обрывается. Вся толпа встает, ликуя и ревя во всю мощь своих легких. Поскольку мой обзор полностью заблокирован людьми, у меня не остаётся выбора, кроме как тоже встать. Причина трансформации толпы, должно быть, в том, что игроки выходят на стадион. Держу пари, что игроки в белых и черных майках не вызывают такого безумия. Это синие. Элита. Я ухмыляюсь, когда мой лучший друг выходит со своими товарищами по команде, выглядя готовым надрать несколько задниц. — Надери им зад, Дэнни! Я кричу во всю глотку, в то время как все остальные скандируют фамилию Кинг. Либо Леви, либо Эйдена, или обоих. Ксандер, Коул и Ронан тоже зарабатывают достаточно аплодисментов. Леви ведет команду точными, уверенными шагами. У него все еще виден синяк вокруг губы со вчерашнего дня, но он выглядит как бог, как всегда, в своей позе «к черту весь мир». Неприкосновенным его делает не его самоуверенность и даже не фамилия, а его отношение. Мне ещё предстоит узнать то, что действительно может на него повлиять. И, возможно, я завидую этому. Возможно, я хотела бы иметь такое же отношение к жизни. Он потерял обоих родителей, но, в отличие от меня, не ведет себя так, словно это конец света. Но опять же, что-то с Леви не так.