Михаил Андреевич никогда не предполагал, что сам окажется в ситуации, в которую часто ставил своих врагов. Он был жестким лидером и безжалостно уничтожал всех, мешавших его деятельности, а следовательно, ему лично. Отцы семейств, одинокие волки и немало других бедняг бесследно исчезали с его жизненного пути. Он даже не помнил имен людей, отправленных когда-то по его приказу в мир иной, и ни разу не задумался, как тяжело терять тех, кого любишь. А ведь у многих были семьи, дети, жены… Сейчас он прекрасно понимал, что именно ощущает человек, когда ему сообщают о смерти близкого. Если бы это произошло естественным образом, если кончина была ожидаемой, например, вследствие болезни, осознание вечной утраты ощущалось бы не так горько. Но когда чья-то смерть происходит насильственным путем, с помощью третьего лица – которое сейчас дышит, ходит и улыбается своей безнаказанности, – уже выше всяких сил становятся попытки взять под контроль гнев и не начать убивать всех подряд, не разбираясь, кто виновен, а кто нет. Михаил Андреевич с трудом усмирил свою ярость и позволил Ирине Линдерман остаться в живых. Прежде он уже давно избавился бы от нее, а затем принялся бы методично устранять всех остальных, связанных с ней и с ее наследством. Он не задумался бы над вопросами гуманности, убрал бы всех без детальных разбирательств – только потому, что среди них непременно скрывается тот, кто застрелил его мальчика или отдал приказ для этого действия. Но сейчас что-то словно сломалось в нем и не позволяло выпустить наружу хищного зверя, которым он был когда-то. Возможно, виною этому был его погибший сын и Марат, пробудившие своей любовью его ответную чувственность и мягкость. Михаил Андреевич не хотел действовать сгоряча, поэтому пока что наблюдал за всеми со стороны, ожидая момента, когда придет время нанести удар. Однако он уже начал терять терпение. Убийца оказался слишком умен и осторожен. Вероятнее всего, их вообще было несколько, так как в одиночку невозможно осуществить подобную операцию, обязательно нужны помощники. Нынешнее положение вещей говорило о том, что его враг медлит с дальнейшим ходом, потому что предстоящий шаг представляет собой особую значимость; а может, причиной такого промедления является тот факт, что игра уже закончена. В этом случае Михаил Андреевич уже знал, кто убийца, оставалось только отдать приказ избавиться от него. Однако в его представлении все уж как-то слишком просто складывалось, и это не давало покоя. – Дядя, о чем вы задумались? – спросил Марат, подлив еще горячего чая. – О Заимисе, – ответил Михаил Андреевич и с наслаждением вдохнул аромат мяты, липы и чабреца. – И когда же Гаврила обнаружил в себе талант травника? – Он ведь с Алтая, – таким тоном, словно он открыл дяде большую тайну, произнес Марат. – Это он тебе напел? – хрипло засмеялся Михаил Андреевич, и Марат обрадовался его приподнятому настроению. – Не верь этому сказочнику! Гаврила родился под Москвой, а на Алтае его деда пристрелили – за то, что он пушниной промышлял. Лесники обнаружили его в тот момент, когда он горностаев свежевал. – А он так красочно расписывает свое детство: пихтовые леса, озеро, возле которого стоял родительский дом… Невозможно не поверить. – На то он и Говорило. Его бы фантазию да в мирных целях применять – имело бы смысл. Хотя усидчивости в нем нет. Он ведь твой ровесник? Напомни мне, что-то совсем у меня с памятью плохо. – На год старше. – Тридцать три? Хороший возраст, – вновь призадумался Михаил Андреевич. – А теперь скажи, почему ты решил больше не участвовать в наблюдении за Ириной. Марат почувствовал, как ледяной озноб пробежал по всему его телу. Он пересел в кресло, стоявшее у камина, и протянул руки к огню. – Она тебе нравится? Михаил Андреевич улыбался, но Марат знал, что за этой мягкостью кроется нечто другое. И что именно – он еще не определил. – Нет, не нравится, – ответил он. – Мне нравятся другие женщины. Яркие, знающие себе цену… – Ах, дорогой мой мальчик, – во второй раз за вечер рассмеялся Михаил Андреевич. – Если человек может назвать свою стоимость, то грош ему цена! Запомни это. Я не утверждаю, что ценить себя – это неправильно. Напротив, признавать и учитывать ценность себя как личности – верная позиция. Но вот оценивать себя, то есть назначать конкретную сумму – это уже неуважение по отношению к своей сущности. – Ладно, ты выиграл. Она мне интересна. Марат даже не заметил, как перешел на «ты», зато Михаил Андреевич, ничего не пропускающий мимо себя, внутренне улыбнулся. Похоже, его племянник неосознанно переступил черту, которую он сам же и начертил много лет тому назад, не допуская близости и мягкости в их отношениях. Михаил Андреевич никогда не требовал, чтобы Марат называл его по имени и отчеству, потому что не в этом вежливом обращении проявляется уважение. И все же он не пытался нарушить границы, установленные Маратом, и не возражал, когда тот делал все, чтобы никак не сокращать разделявшую их дистанцию. Сейчас эта невидимая демаркационная линия исчезла, и Михаил Андреевич обдумывал, что послужило тому причиной: смерть брата или серьезное увлечение? – Ты ничего не знаешь об этой женщине, – он решил проверить, насколько далеко можно зайти. – А мне кажется, что я знаю о ней все, – произнес Марат. – Мне известно ее прошлое, вся правда о ее нынешних отношениях с людьми, и даже то, сколько ложек сахара она кладет в свой чай. – И сколько? – Предпочитает несладкий, с молоком. – Марат понял, что дядя подшучивает над ним, и улыбнулся. – Но разговор зашел не о ней, а о Заимисе. Михаил Андреевич нахмурился: – Помню. – Как ты намерен с ним поступить?.. Простите, – вдруг вымолвил он и заметно побледнел. – Марат, – Михаил Андреевич поднялся, подошел к креслу и, перегнувшись через спинку, обнял племянника за плечи. – Довольно формальностей! Мне приятно, как ты ко мне обращаешься, – он отошел к столику, на котором стояло спиртное. – Выпьешь со мной? – Да, – согласился Марат, – только не твой виски. Схожу в кухню за вином. – И мне возьми бокал, – Михаил Андреевич внезапно изменил своим пристрастиям, что случалось с ним очень редко. – Хочу белого. Холодного. Марат быстро вернулся, разлил вино по бокалам, которые мгновенно запотели в теплой комнате, и подал бокал дяде. Михаил Андреевич отпил глоток вина и от удовольствия прикрыл глаза. – Заимис, – начал он. – Слишком легко все сходится! Будто кто-то намеренно вывел дорожку именно к нему, чтобы отвести подозрения от себя. Посуди сам. Марта Азарова пишет завещание в его пользу – и вскоре погибает. Нелепая авария? Вряд ли. Милиция так и не нашла тех таинственных гонщиков, устроивших «соревнования» в самом центре Москвы. Камеры на здании установлены под таким углом, что номера проезжающих по трассе машин определить невозможно. А если их не было вообще или их чем-то замазали, получается, что убийцы действовали очень рискованно, потому что любой патруль ДПС мог остановить их и тем самым сорвать операцию. Это говорит о том, что место для совершения убийства было тщательно запланировано. И, следовательно, все усилия были направлены на то, чтобы Заимис стал основным акционером. Но, насколько мне известно, он хотел избавиться от этого бремени. Даже нотариуса вызвал. – Уловка? – спросил Марат. – Чтобы ему не выдвинули обвинения в покушении на Марту? – Возможно, – согласился Михаил Андреевич. – Тогда следующей жертвой станет Ирина Линдерман – твоя зазноба. Марат покраснел, услышав это замечание. – Что именно тебе не понравилось в моих словах? – спросил Михаил Андреевич. – Все, – правдиво ответил Марат. – Не думал, что мне придется участвовать в широкомасштабных военных действиях. Но еще больше меня удручает тот факт, что ради денег люди готовы на любые жертвы. – Намекаешь на мое прошлое? – Нет. Говорю о тех, кто намерен заполучить «IrVi Group». – Деньги – это прекрасная вещь, но они порабощают, – сказал Михаил Андреевич. – К ним настолько быстро привязываешься, что они становятся важнейшей необходимостью. Тебе этого не понять, потому что ты никогда не нуждался в деньгах и не имел страха потерять их. Когда появляется это поганое чувство, ты начинаешь ощущать, и очень явственно, насколько ограничена твоя свобода. Нет денег, значит, нет всего того, к чему ты привык и без чего уже не можешь обходиться, либо их отсутствие не дает тебе возможности получить желаемое. В таких ситуациях и проявляется истинная натура человека: один предпочтет довольствоваться тем немногим, что имеет, и не опустится до стяжательства или, более того, убийства, другой с легкостью примет все условия игры, не задумываясь над моральной стороной вопроса. Марату казалось, что дядя говорит о себе, уж очень убедительно звучали его слова, словно основывались на его многолетнем личном опыте. – Преимущество на нашей стороне, так как о том, что мы вступили в игру, никому не известно. Те люди заняты только собой и не догадываются, что находятся под наблюдением. Та-ак, – протянул Михаил Андреевич. – Сейчас нам необходимо усилить охрану за Бурмистровым и Заимисом. Также возьми под контроль ребят, с которыми общается Ирина. А ее саму привези ко мне завтра, во второй половине дня. До полудня я буду занят, у меня встреча с Гией. – Зачем ты желаешь с ней встретиться? – с нетерпением перебил Марат и вдруг пораженно замолчал, догадавшись о намерениях дяди. – Смышленый ты. Устроим ловлю на живца, – без тени улыбки сказал Михаил Андреевич и поднялся. – Гия настойчиво предлагает свою помощь. Желает подключить к слежке своих ребят. Говорит, что его псы выследят любую добычу, где бы она ни находилась. – А если Ирина не согласится? – У нее нет выбора. Михаил Андреевич потрепал Марата по щеке и направился к выходу. На пороге он остановился и обернулся, бросив на племянника пристальный взгляд: – Не усложняй себе жизнь, сынок. Привязанность к кому-либо всегда приводит к разочарованиям. Глава 26 Людмила Бурмистрова неровными шагами обошла всю квартиру. Помутившимися глазами она осматривала комнаты. – Не мое… – шептала она. – Все – чужое… Взяла в руки вазу, которую Артур купил на одном из аукционов, осторожно провела пальцами по ее изящной росписи и вдруг с силой бросила на пол. Мелкие осколки разлетелись в разные стороны, чем вызвали у женщины безудержный пьяный смех. Людмила забегала по гостиной, лихорадочно уничтожая дорогие вещи. Ничего не жалела: ни мраморных статуэток римских богов из коллекции мужа, ни картин известных художников, ни бесполезных, по ее мнению, фотографий, расставленных по всей комнате. Пострадала даже лампа, при свете которой Артур любил читать по вечерам. Одинокая, с треснувшим, но героически выстоявшим, не разбившимся плафоном, она лежала в углу, гармонично вписываясь в картину всеобщего хаоса. Людмила наконец устала от этого процесса разрушения, остановилась и с удовольствием посмотрела на устроенный ею беспорядок. – Я похожа на булгаковскую Маргариту. Пьяная Марго! – рассмеялась она, швырнув в стену стеклянную пепельницу, полную окурков. – Танька убьет меня. Нет! Не успеет. Она побежала к себе в комнату, на ступенях поскользнулась и скатилась вниз, ободрав коленки и больно ударившись головой о нижнюю часть лестницы. На несколько секунд Людмила потеряла ориентацию. Она некоторое время лежала на полу, не понимая, где находится. Потом, протяжно постанывая, женщина с трудом встала и, держась за перила, осторожно поднялась на второй этаж. У зеркала она остановилась и вновь рассмеялась. На ее лбу, у самой кромки волос, появилась глубокая рана, из которой по виску и щеке текла кровь, ярко-красными каплями падая на ее блузу. Странно, но Людмила не чувствовала ни боли, ни того, что лицо ее стало влажным. Она стянула блузу, быстро вытерлась полотенцем и, подойдя к тумбочке, взяла с верхней полки пистолет. Приложив его к своей голой груди, Людмила долго неподвижно стояла в полной тишине, пока вдруг не услышала испуганного возгласа Артура, вернувшегося домой и обнаружившего разрушения в гостиной. – Люда! – выкрикнул он. Артур осмотрел первый этаж, но жену там не нашел. С громко бьющимся сердцем он взлетел по лестнице в их комнату и замер, увидев Людмилу, державшую в руках пистолет. – Что случилось? – Он сделал шаг вперед и остановился, потому что она навела на него оружие. Людмила чуть пошевелила пальцем на курке, приказывая не приближаться, и рассмеялась. – Ты вернулся не вовремя, – запинаясь, произнесла она. – Не мог опоздать или вообще не прийти? Артур настороженно наблюдал за ее движениями. Людмила качнулась вперед, но удержалась на ногах, потом присела на кровать и положила пистолет рядом с собой. – Я тебя напугала? Артур с облегчением выдохнул, подошел к ней и провел пальцами по щеке. – Поранилась? – мягко звучал его голос. – Где ты взяла оружие? – Купила. – Где?! – Какая разница? – хихикнула Людмила. – Думаешь, это сложно? Мне его Павел продал. Только не спрашивай, какой именно Павел. Я и сама не знаю о нем ничего, кроме того, что когда-то мы учились в одном университете. Я универ бросила и стала женой богача, а он закончил вуз, но превратился в торговца оружием, травкой и остальной противозаконной дрянью. Предоставляет огромный спектр услуг. Может, тебе что-нибудь нужно? Могу вас познакомить. Артур взял с кровати пистолет и усмехнулся. В юности он занимался пулевой стрельбой и даже выиграл несколько соревнований, поэтому по тяжести оружия мог с легкостью определить, есть ли в нем патроны. Магазин был пуст, но Людмила, похоже, пребывала в полной уверенности, что пистолет заряжен. – Для чего ты его купила? – Артур потряс пистолетом перед лицом жены.