Заставляю себя собраться с мыслями и бегло, путанно рассказываю про то, что знаю. Огрызки чужих воспоминаний, как оказалось, мне не принадлежащих. А когда замолкаю, Родингер задумчиво произносит: — Интересно, Делагарди в курсе, что его жена на самом деле ему не жена? Мне же куда интереснее, как она вообще попала в меня. — Мог ли ритуал это как-то спровоцировать? Подселение души? — Это даже звучит невероятно и так не хочется, чтобы оказалось правдой. — Расскажи, что тогда случилось. Он хмурится. Отходит на пару шагов, а потом и вовсе поворачивается ко мне спиной. Касается бархатных лепестков лайхалий, медленно проводит по ним пальцами. Эти цветы такие же прекрасные, как и те, что вчера отправил мне в подарок. Но теперь получается, что не мне... Ей. Ревность ножом ударяет в сердце, и я чувствую, что уже ненавижу эту харгову девицу. Кем бы они ни была, я должна от неё избавиться. Нужно как можно скорее очиститься от этой дряни! — Я предупреждал, что последствия ритуала могут быть непредсказуемы. Нам мало что известно о магии племён Гайры. — Ты знаешь, почему я на это решилась. Он резко оборачивается и смотрит на меня в упор, как будто пронзая взглядом. — Если честно, не понимал тогда и не понимаю сейчас. У тебя было всё, Раннвей. Всё, о чём можно было мечтать, и даже больше — я. Он дарит мне короткую улыбку, я в ответ горько усмехаюсь. Вольмар никогда не поймёт, что это такое — расти пустышкой. При одарённой сестре с тремя(!) дарами, в семье, где в принципе не рождалось пустых. Вольмар был моим? Нет. Я ведь не дура и прекрасно понимала, что такие отношения, греховные, тайные, долго не продлятся. Вот если бы Делагарди не стало, а у меня была сила... Отец собирался отдать всё наследство Эдвине. Полукровке! Подарить ей богатства Фарморов, минуя родную дочь. С даром я могла бы оспорить клятое завещание, ведь законная наследница — я, а не полукровка. Что же касается Эндера... Служба у ультора рискованная и, если то, что я слышала об искажённых — правда, можно было бы попросить, воспользоваться одним из них... А став вдовой, наследницей, одарённой, я могла бы надеяться на другой финал нашей с Вольмаром истории. Довольно в моей жизни драмы! — Почему ты избегаешь ответов? — спрашиваю тихо. — Во время ритуала... что-то пошло не так? Он мрачно кивает и наконец признаётся: — Ты умерла, Раннвей. Шанетт пыталась тебя воскресить, но с её даром реставратора... — Он пренебрежительно усмехается, бросает на лайхалии короткий взгляд. — Она в состоянии вернуть к жизни разве что цветы. — Что было потом? — Потом? — Дракон морщится. — Лейф пообещал, что позаботится о тебе... Твоём теле. На следующий день мы вернулись в Гратцвиг. — И всё? — Я подскакиваю, чувствуя, как сердце разрывается от обиды и боли. — Вы вот так легко от меня избавились? Что со мной сделал Лейф? Похоронил или просто... Просто выбросил?! Он молчит, и это молчание звучит громче любого признания. Выбросили... Как мусор. Как что-то ненужное! Не получилось и ладно. Подумаешь, умерла неудачница Раннвей! — Мы пытались тебя спасти. Пытались. Но ты погибла. Он подходит ближе, сжимает на моих плечах пальцы. Надо бы отстраниться, оттолкнуть, но вместо этого я подаюсь к нему. Просто по-другому не могу! Возможно, я сумею понять. Я постараюсь! Случись нечто подобное с Шанетт, и что бы я сделала? Испугалась, запаниковала... Поспешила бы избавиться от тела. Но мне всё равно хочется придушить Лейфа! — Скажи, что скучал по мне. Скажи... — Тянусь к нему, привстаю на носочки, надеясь ощутить пьянящий вкус поцелуя. Но что-то внутри снова восстаёт, протестует. Настолько яростно и сильно, что мир вокруг темнеет, стирается лицо Вольмара. Последнее, что слышу, — это громкие шаги за дверями зимнего сада. Гулким эхом они продолжают звучать в гаснущем сознании, пугая сильнее только что открывшейся правды. Я снова теряю связь с реальностью. Глава 4 Женя Исаева Картинка перед глазами изменилась так внезапно, что на какое-то мгновение я остолбенела. И, к слову, остолбенела не в очень выгодном положении — объятиях Родингера. Как он оказался в холле Данны и почему холл Данны вдруг превратился в цветник — это ещё предстояло выяснить. Как и наличие в холле-цветнике Делагарди. — Я же сказал: к ней не приближаться! — прорычал дракон и в одно мгновение оказался рядом. Меня, всё ещё, мягко говоря, остолбеневшую, унесло к какой-то пальме, а Родингера — к вычурному фонтанчику. От удара в челюсть (такого, что мою на месте челюсти дракона точно пришлось бы потом собирать по осколкам) Вольмара отбросило на несколько шагов. Он врезался в каменное произведение искусства, и постамент, на котором то возвышалось, угрожающе дрогнул, покачнулся. Но ещё более угрожающе звучал голос моего «мужа»: — Убью... Вроде бы всего одно слово, да ещё и такое короткое, но тело прошило дрожью: неприятной, колкой. Ещё и голова, как назло, кружилась, словно я выпила лишнего. Когда — не помню. Как здесь оказалась — вообще не представляю. Вроде бы пила чай с Данной... И это вместо того чтобы скандалить и угрожать ей, как собиралась. О чём мы говорили — хоть убейте не знаю. Может, в чай было что-то добавлено? Отсюда и головная боль, и провалы в памяти. С Левенштерн станется! Пока я так размышляла, пытаясь собрать воедино огрызки воспоминаний, Эндер метнулся к Вольмару. Не иначе как чтобы продолжить начатое. На этот раз Родингер уклонился, и драконы сцепились. Я отскочила ещё дальше, потому что драка этих двоих очень напоминала схватку искажённых. Не то чтобы мне доводилось видеть, как дерутся между собой искажённые (к счастью, Бог миловал), но, наверное, так бы всё и выглядело. Грязно. Дико. Неистово. — Хватит! — мой возглас потонул в драконьем рычании. — Перестаньте! Очередной вазон рассыпался черепками, и безупречная рубашка Родингера оказалась испачканной. Его сопернику тоже досталось: из губы Эндера сочилась кровь, и это, кажется, его ещё больше распалило. — Я предупреждал... — ещё один рык «мужа» и захват, из которого Родингеру с трудом, но удалось вырваться. — Твоя жена сама ко мне пришла, — сплёвывая мутно-красный сгусток, ухмыльнулось чудовище. — Можно сказать, прибежала. Пришла? Прибежала? С какой вдруг радости?! — И то, что ты видел... Очередной удар пришёлся по скуле Вольмара, а в следующий момент я заметила, как ногти Делагарди удлинились, становясь когтями. И я не выдержала. Бросилась к ним, с трудом вклинилась. За мгновение до того, как дракон совершил бы непоправимое. Нет, Родингера мне жалко не было, я бы сама ему ещё добавила, но картина, пронёсшаяся перед глазами: Эндера арестовывают и сажают куда-нибудь подальше (королю при сложившихся обстоятельствах только дай повод!) чертовски напугала. — Я же сказала: хватит! Когти мужа прошлись по корсажу, оставляя на ткани три идеально ровные полосы. Благо под платьем был корсет, иначе бы мне снова грозило свидание с семейным лекарем. — Успокойтесь! Оба! Когти исчезли, словно их и не было. Делагарди скользнул по мне всё ещё мутным от ярости взглядом, а я повернулась к Вольмару: — Оставь меня в покое! Больше никаких цветов, никаких подарков. Тебе ясно?! Должно быть, я за тем сюда и пришла, где бы ни было это «сюда»... Чтобы высказать Родингеру всё, что думаю о его провокациях. С какой ещё радости могла здесь оказаться — просто не представляю. — Ну, если леди Делагарди настаивает... — отозвался он с насмешкой. Даже попытался по-шутовски поклониться, но тут же скривился. А я удовлетворенно хмыкнула. Рёбра болят? Замечательно! Хоть что-то приятного... — Пойдём! — «Муж» схватил меня за руку, словно провинившуюся школьницу. Дёрнул на себя, а «сопернику» бросил: — Повторяю. В последний раз. Увижу рядом с женой, вызову на бой. — Эйрэ забывается, — каждое слово Родингера сочилось ядом. — Дуэли в Кармаре запрещены, и тот, кто её провоцирует, может закончить свои дни под пулями солдатских пистолетов. — Мне всё равно. Главное, в мире на одну мразь станет меньше, — ледяно проговорил Делагарди и, не теряя времени на светские прощания, потащил меня за собой. Через роскошно обставленные комнаты в холл, но точно не Данны. Я зажмурилась, чувствуя, как в голове снова взрываются петарды. От непонимания. От всего происходящего. То, что ощущала сейчас, очень напоминало утреннее недомогание. Но утром я всё благополучно списала на последствия ужасной ночи. А сейчас? — Я тебя не понимаю... Зачем?! — резко процедил дракон, когда мы наконец-то вырвались из дома кошмаров. Нет, сам по себе особняк Родингеров выглядел чудесно, просто прекрасно, но со мной там не случилось ничего чудесного и прекрасного. — Я сама себя не понимаю, — пробормотала, щурясь от неяркого света. Солнца не было, но я всё равно сейчас не отказалась бы от солнечных очков. И таблетки аспирина. А может, какого-нибудь опохмелина... Вот точно состояние как после вечеринки.