Аннабель перевернула картину и провела рукой по бумаге, закрывавшей холст сзади. Вдоль края женщина нащупала небольшой рубец. Ее глаза округлились от возбуждения. Аннабель торопливо подошла к двери и как можно тише заперла ее на замок. Затем бегом бросилась в ванную. Там из выдвижного ящика Аннабель достала старый несессер Мэтью, набитый всякой всячиной. Старая бритва. Бактерицидный лейкопластырь. Антисептический спрей. До слуха Аннабель доносился приглушенный голос Джулиана, который разговаривал с кем-то в гостиной. Времени было в обрез. Наконец пальцы Аннабель нащупали то, что она искала, – небольшой перочинный ножик. Бегом вернувшись к картине, она просунула лезвие между бумагой и рамой и стала осторожно подрезать клей, пока бумага не отделилась полностью. Под ней к внутренней поверхности рамы липкой лентой была приклеена флешка, под которой была сложенная в несколько раз записка. Аннабель взяла листок бумаги и дрожащими пальцами развернула его. У нее на глазах выступили слезы, когда она узнала почерк Мэтью и заметила небольшое пятно на краю бумаги, в том месте, где его левая рука немного размазала чернила. Моя любимая А… Если ты читаешь это, значит, случилось что-то ужасное. Спасибо, что внимательно слушала меня и запомнила, что вся ценность в раме. Ты по-прежнему самая умная из всех, кого я знаю. Прости меня за все. Я не должен был везти тебя сюда. «Свисс юнайтед» – жуткое место. Они делают ужасные вещи для ужасных людей. Признаюсь, поначалу я был зачарован большими заработками. Но оно того не стоит. Я попытался выбраться из всего этого, но, видимо, начал действовать слишком поздно. Если ты читаешь это, я, скорее всего, уже мертв. Зои, наверное, тоже. Передай эту флешку Лоренцо Мора. Я верю, что он отдаст ее кому следует. Он все тебе объяснит. Я хочу, чтобы ты знала это, моя дорогая А., – я влюбился в тебя с первого взгляда. Эта любовь ни разу не ослабела. Она становилась только сильнее. Я совершил много ошибок и беру за них ответственность на себя. Но я никогда не переставал любить тебя. Если ты еще можешь поверить во что-то, поверь в это. Навеки твой, Мэтью Аннабель смяла записку в кулаке, а потом, закрыв глаза, прижала его к груди. Слезы падали на пол, по голой спине катились капли со все еще мокрых волос. – Аннабель? – снова раздался голос Джулиана из коридора. Она торопливо подошла к шкафу и быстро натянула на себя джинсы и мешковатый свитер. Записку вместе с флешкой Аннабель сунула в задний карман. В ящике своего стола она нашла клеящий карандаш. Он был старым, но клея должно было хватить. Аннабель провела им по задней стороне рамы и кончиками пальцев приклеила бумагу обратно, после чего прислонила картину к стене – в том месте, где она прежде стояла. Затем Аннабель побросала в чемодан самые необходимые вещи: косметичку, щетку для волос, смену белья. Из небольшой шкатулки на прикроватной тумбочке она достала пару жемчужных сережек, принадлежавших еще ее матери, и браслет – подарок Мэтью на первую годовщину свадьбы. С верхней полки шкафа Аннабель сняла коробку с записками. Поколебавшись немного, вынула оттуда записку Мэтью, которую он написал на страничке, вырванной из ежедневника в тот самый день, когда сделал ей предложение. Аннабель поцеловала ее, потом аккуратно сложила и сунула в кошелек. Остальное, решила она, можно оставить в прошлом. Прежде чем застегнуть змейку на чемодане, Аннабель подобрала перочинный нож и положила его в косметичку. Маленький, затупившийся от долгого использования, он не мог служить оружием. И все же осознание того, что он у нее есть, как-то успокаивало. Там, куда она направлялась, пригодятся любые средства, способные помочь ей сохранять внутреннее спокойствие. Марина Двенадцать разоблачительных статей. Все они должны были выйти на следующий день на первых страницах самых влиятельных и авторитетных изданий по всему миру. Кристоф Мартин из ICIJ разумно распределил сюжеты между ведущими журналистами «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнел», «Телегрэф», «Дейли мейл», «Чайна дейли», «Эль Паис», «Файнэншл таймс», «Зюддойче цайтунг», «Москоу таймс», «Йомиури шимбун» и веб-сайтом Оуэна, «Деливерэбл». Все эти статьи продемонстрируют, как «Шмит & Мюллер» десятилетиями перекачивали деньги глав государств, членов наркокартелей, террористов, президентов корпораций, торговцев оружием, финансистов, магнатов, шейхов и других представителей мировой элиты на номерные счета в офшорных банках вроде «Свисс юнайтед» или «КИБ» с явной целью – скрыть их активы. Результат должен быть ошеломляющим. Тех, кто будет разоблачен, ожидали аресты, штрафы, позор. Несколько мировых лидеров будут смещены со своих постов. Преступные взаимоотношения и бизнес-сделки, хранившиеся в тайне, станут достоянием общественности. Родственники разорвут отношения, после того как будут обнаружены спрятанные богатства, нелегально добытые прибыли, скрытые налоги, щедрые выплаты любовницам, а в нескольких случаях – и вторым семьям. Оуэн с Кристофом выбрали именно эти двенадцать скандальных сюжетов для одновременной публикации, потому что они способны нанести самый сильный удар. Но осколки будут разлетаться еще долго: недели, месяцы и даже годы. Огромные массивы информации до сих пор оставались в Маэстре необработанными. Оуэн сидел за рабочим столом в своем офисе и нервно вертел в пальцах ручку. Подключаясь к последнему сеансу конференц-связи, перед тем как отправлять материал в печать, он осознавал, что ему досталось самое громкое дело. И сейчас уже не совсем понимал, что с ним делать. – Это Оуэн Барри, я уже здесь. Простите за задержку. – Привет, Оуэн, – отозвался Кристоф Мартин. – Думаю, теперь все в сборе. Есть что-то новенькое по истории Эллиса? – Ну, потому я и опоздал на несколько минут: надеялся подкинуть всем вам что-то еще, но не получается. Так что придется обойтись материалом, который уже есть. – Мы могли бы попридержать коней на день-другой. Если это поможет, – вступил в разговор Майк Ширан из «Нью-Йорк таймс». – Эта история с Эллисом – настоящий динамит. – Я беспокоюсь за нашего информатора, – ответил Оуэн. – Он вот уже двадцать четыре часа находится в режиме радиомолчания. Думаю, что тянуть дольше будет несправедливо. – Мы согласны, – подхватил Сергей Иванов, русский журналист из «Москоу таймс». – Для нас задержка слишком рискованна. Ситуация в Москве напряженная. На одного нашего коллегу сегодня утром напали с ножом в переулке возле его дома. Он в критическом состоянии; ждем от хирургов информацию о том, как он перенес операцию. Полиция говорит, что это случайное нападение, но мы в это не верим. Мы опасаемся, что уже прошел слух о расследовании, в центре которого офшорные активы. Так что все мы сейчас не чувствуем себя в безопасности. – Вы уехали из Москвы? – Да. С нами на данный момент все в порядке. Но чем дольше мы будем тянуть… – У нас тут похожая ситуация, – сообщил Андрес Гомес из испанской «Эль Паис». – У картеля Мора повсюду глаза. Нужно запускать публикацию прямо сейчас. Мы не можем дольше сидеть на этом взрывоопасном материале. – Хорошо. – Оуэн откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на затылке. – Договорились. История Эллиса может подождать. Оуэн откинулся назад еще сильнее и тут краем глаза заметил, как открылись двери лифта и появилась Марина. На ней была черная мини-юбка, под белой блузкой угадывались изящные плечи. Встав на цыпочки, Марина принялась его высматривать. Оуэн так резко крутанулся на своем вращающемся кресле, что едва не свалился с него. – Что за черт! – пробормотал он, хватаясь за край стола. – Оуэн, ты еще здесь? – Да, простите, ребята. Я свяжусь с вами позже. – Нам нужно отдать материал сегодня вечером, в противном случае… – Да-да, я все понял. Я вам перезвоню. Оуэн кликнул на кнопку, сбрасывая вызов. Когда Марина появилась перед его столом, он все еще возился со своей гарнитурой. – Как ты сюда попала? – Я тоже очень рада тебя видеть. – Прости, но после того, как ты захлопнула дверь у меня перед носом, я думал, тебе понадобится пару дней на то, чтобы остыть, после чего мы могли бы снова нормально общаться. – Мне жаль, что так вышло. Я была очень расстроена. – Ну, я так и понял. – Но ты ведь тоже на меня злился. – Послушай, Марина, мне, конечно, очень приятно видеть тебя и все такое, но я тут немного зашиваюсь, сроки поджимают. Не могли бы мы заняться примирением в другое время? – А я сюда не мириться пришла. А чтобы помочь. Можно присесть? Оуэн окинул ее оценивающим взглядом. Потом зацепил ногой пустое кресло в соседней офисной кабинке и подкатил его к ней. – Если ты пришла, чтобы уговорить меня не публиковать материал об Эллисе, ты попусту тратишь свое время. И мое тоже. – Я здесь не для этого. А для того, чтобы помочь тебе закончить эту историю. Оуэн удивленно хохотнул: – Вот поэтому я и не женат. Что стряслось, черт побери? Ты поцапалась с Эллисом-младшим или еще что? Уж больно резко ты развернулась на сто восемьдесят градусов относительно семейного курса. Марина вздохнула: – Я понимаю, что ты на меня злишься. И сожалею, что так вышло. Но об этом мы можем поговорить и позже. Когда все это нужно сдавать в печать? – К пяти – для печатных изданий, к одиннадцати – для веб-сайтов. Мы хотим, чтобы все было готово к полуночи по нью-йоркскому времени. – О’кей. Думаю, мы успеем. – Но только если у тебя есть стопроцентная улика – что-то вроде еще дымящегося пистолета. Потому что для хорошей статьи материала у меня маловато. Есть только переписка, связывающая Эллиса со «Свисс юнайтед», да кое-какие трансферы между фиктивными фирмами, одна из которых, как я думаю, принадлежит Эллису, а другая – Асаду. Но это все. Прямо скажем, жидковато. Нам нужны какие-то доказательства. Марина порылась в сумочке и достала мобильный. – Например, что-то вроде аудиозаписи с признанием? – Черт, ты меня разыгрываешь. – Подумай сам: стала бы я шутить такими вещами? – Так ты говорила с Джеймсом Эллисом? – Выйдя от тебя, я направилась прямиком к нему домой. Хотела получить ответы на свои вопросы. Поэтому я в лоб спросила его о счетах в «Свисс юнайтед» и о сделке с Асадом. Он признал и то, и другое. А потом заявил мне, что я никогда никому об этом не расскажу, потому что это поломает жизнь Гранту – и мне. – И он прав: это реально поломает тебе жизнь. – Я знаю. Это поломает жизнь не только мне, но и Гранту, а он этого не заслуживает. – Тогда почему ты здесь?