– Господи Иисусе! Прости. Отец может вести себя очень грубо, когда расстроен. На самом деле он так о тебе не думает. Надеюсь, ты это понимаешь. – Но при этом он мне все-таки не верит. А ты веришь? Ты когда-нибудь сомневался во мне? Грант подсел к Марине ближе и положил ладонь ей на щеку. Очень нежно повернул ее лицом к себе, и теперь они смотрели в глаза друг другу. – Никогда не сомневался, – твердо сказал он. – Ни разу. Марина кивнула. – Послушай, мне известны все эти слухи о моем отце. О его офшорном бизнесе. Не хочу его оправдывать, но очень многие люди делают то же самое. Чтобы уходить от налогов, сама понимаешь. Я этого не одобряю, но… – А эти твои «многие люди» тоже имеют дело с тиранами и террористами? Прежде чем ответить, Грант набрал в легкие побольше воздуха. – Не важно, что Данкан или кто-то еще тебе наплел. Мой отец не стал бы делать бизнес вместе с Асадом. – Но, Грант, он сам сказал мне об этом. Грант отвел глаза. – Это неправда. – Но это еще не все. Твой отец убил Данкана. Чтобы скрыть эту историю. Грант снова повернулся к ней; в его глазах появился сердитый блеск. – Нет, – ледяным тоном произнес он. – Тут ты ошибаешься. – Он стиснул зубы, и у него на скулах заиграли желваки. Марина была поражена тем, как сильно Грант похож на отца, когда разгневан. Он встал и подошел к окну. – Зачем ты все это говоришь? – Но он сознался, Грант! – Ты не можешь воспринимать это всерьез. Марина тоже поднялась. Теперь они оба стояли и пристально смотрели друг на друга через комнату. – Твой отец не тот, кем ты его считаешь, – сказала Марина, скрестив руки на груди. – Мой отец – лучший человек из всех, кого я знаю. А то, что, как тебе кажется, знаешь о нем ты, – это ошибка. – Понимаю, тебе тяжело выслушивать все это, – снова начала Марина, напомнив себе о том, что нужно сохранять спокойствие. – Грант, ты должен приготовиться. Твой отец борется за президентское кресло. Но правда все равно всплывет наружу. Она всегда всплывает. Грант фыркнул: – Что бы ни сделал мой отец, это бледнеет по сравнению с поступками очень многих великих людей. – Может, и так. – Он будет прекрасным лидером. Гораздо лучшим, чем Хайден Мерфи, во всяком случае. Папа замечательный. Он объективный. Что бы он ни сделал, он руководствовался высшими целями. Тебе нужно задуматься о том, что ты не видишь картины в целом. – Прости, но я не согласна с тем, что цель всегда оправдывает средства. Особенно если эти средства включают в себя убийство моего друга. – Мой отец не убивал Данкана, Марина! – раздраженно произнес Грант, повысив голос. – А почему бы тебе самому не спросить его об этом? Грант глубоко вдохнул. Какое-то время они с Мариной молча смотрели друг на друга. В наступившей тишине она слышала отдаленный шум машин на Парк-авеню и барабанную дробь дождевых капель, стучащих по оконному стеклу. Грант пошевелился; свет под неожиданным углом упал на его волосы, и Марина впервые заметила проблески седины у него на висках. Последние несколько недель им всем дались нелегко. Гранту – тоже. Он похудел, плохо спал, перестал ходить в тренажерный зал, и по нему это было заметно. Марина подумала, что сейчас он больше, чем когда-либо, похож на своего отца. Она почувствовала угрызения совести. Джеймс был отцом Гранта. А что бы она делала, если бы речь шла о ее собственном отце? Впрочем, Ричард, конечно, не показатель: он даже улицу всегда переходит строго по правилам. Тут Марине повезло. Она никогда прежде не задумывалась всерьез о моральном облике своих родителей – разве что иногда сверяла с ними свой внутренний компас. Так как же она может судить Гранта? Он верит в святость семьи. Верит в преданность. Именно благодаря этим достоинствам из него получится хороший муж. Но это же может стать и его недостатками. Потому что он будет поддерживать отца, что бы ни случилось. И только от Марины зависит, пойдет ли она вместе с ними. – Хочешь, поедем к отцу и поговорим все вместе? – спросил Грант смягчившимся тоном. – Так мы сможем все прояснить. Я уверен, что сможем. – Прости меня. – Марина подбежала к нему и обвила руками за шею. Грант наклонился и прижался лицом к ее щеке. Марина вдруг поняла, что он плачет. – Мне нужно идти, – сказала она. – Не уходи, прошу тебя! – Я должна. Я не могу просто так оставить то, что услышала сегодня вечером. – Ты еще любишь меня, Марина? Она отстранилась, чтобы посмотреть Гранту в глаза. Они стояли теперь на расстоянии вытянутой руки, крепко держа друг друга сплетенными пальцами. – Да, – прошептала Марина, и по ее щекам тоже поползли слезы. – Люблю. И всегда буду любить. – Тогда подумай о том, что ты делаешь. Подумай о жизни, которая может быть у нас с тобой. Все, о чем ты говорила, не имеет к нам с тобой никакого отношения. – Как бы я хотела, чтобы это было так! – Марина взяла ладонь Гранта и поцеловала его пальцы, после чего резко развернулась и выскочила из квартиры, боясь потерять решимость. Подхватив с пола в прихожей туфли и пальто, она захлопнула за собой входную дверь. Марина опасалась, что останется, если Грант пойдет следом за ней. Она изо всех сил нажала кнопку вызова лифта и удивилась, когда его дверь тут же открылась. Марина шагнула внутрь кабинки – босиком, судорожно прижимая обувь к груди. Аннабель Аннабель рыдала, пока у нее не заболело горло, а в висках не началась болезненная пульсация. Наплакавшись, она поднялась с пола и заставила себя пойти в душ. Когда она вышла оттуда, ей показалось, что в спальне ужасно холодно. Аннабель остановилась возле кровати, чувствуя, как дрожат ее влажные после душа плечи. Неужели они с Мэтью много раз здесь спали? Неужели это он привел ее сюда, в эту квартиру? От этой мысли ее затошнило. Взгляд Аннабель внезапно задержался на гвозде над кроватью. Раньше на нем висела картина Маршалла Клива, которую Мэтью подарил ей незадолго до смерти. Где она теперь? Может, ее повредили? Уничтожили? Забрали с собой? Мысль об изорванном полотне, о сломанной толстой серебристой раме разбивала Аннабель сердце. Как будто оно уже не было разбито. Аннабель заглянула с левой стороны кровати, затем с правой. Слава богу, вот она, стоит, прислоненная к стене. Аннабель опустилась перед картиной на колени и обхватила раму руками. Полотно было не повреждено. Непонятно, зачем понадобилось его снимать. «Наверное, они решили, что за картиной может быть сейф», – подумала Аннабель. Ее передернуло. Но если это не Йонас с Джулианом прислали сюда своих людей, чтобы обыскать ее квартиру, тогда кто же это был? И что они рассчитывали здесь найти? Аннабель долго смотрела на картину, пока изображение у нее перед глазами не затуманилось. А затем ее пальцы сами собой сомкнулись вокруг рамы. «Я хочу, чтобы эта картина была твоей, – сказал ей тогда Мэтью. – Одной из причин, по которым я согласился на эту работу, была возможность покупать для тебя эти красивые вещи. Чтобы ты могла владеть тем, что тебе понравится. Чтобы у тебя была собственная галерея». Действительно ли Зои убедила его продать клиентскую информацию человеку, который предложит наиболее высокую цену? Аннабель не верила в это; с другой стороны, она также не верила, что ее муж спал со своей секретаршей, пока не увидела снимки, подтверждающие это. Денежные аппетиты Мэтью всегда тревожили Аннабель. Теперь у нее в голове роилось множество разных сценариев, один ужаснее другого. Либо Зои говорила правду и фотографии были постановкой, организованной Йонасом, чтобы шантажировать Мэтью и заставлять его выполнять чужие распоряжения. Либо же это Йонас с Джулианом говорили правду, и тогда Зои убедила Мэтью предать интересы банка, продавая информацию о клиентах. Аннабель никогда не верила Зои, и увиденные фото не способствовали тому, чтобы изменить отношение к ней. Теперь вопрос стоял уже иначе: насколько она верила Мэтью? «Если со мной что-нибудь случится», – сказал ей Мэтью, вручая эту картину. Может быть, он уже тогда знал, что кто-то попытается его убить? Аннабель крепко зажмурилась, стараясь как можно точнее вспомнить их разговор. «Если со мной что-нибудь случится…» А что он сказал после этого? Вспомнив, она резко открыла глаза. «Рама, в ней вся ценность». Вот его слова. «Рама, в ней вся ценность… Хочу, чтобы ты знала». Тогда произнесенная им фраза показалась Аннабель странной и неприятно ее озадачила. Но теперь… Аннабель вскочила на ноги, позволив влажному полотенцу соскользнуть на пол. Она аккуратно уложила картину на кровать и принялась изучать раму; потом осторожно провела пальцами по ее краям в поисках щелей или хотя бы небольших зазубрин. Ничего. Рама была красивая, но все-таки ничего особенного в ней не было. Вряд ли она была самым ценным из их имущества. – Аннабель? – услышала она за дверью голос Джулиана. – У тебя все о’кей? Аннабель вздрогнула и подняла голову. Она инстинктивно подхватила полотенце, сползшее вниз, и снова завернулась в него. – Я в порядке! – крикнула она. – Только что вышла из душа. – Хорошо. А то я уж начал волноваться. – Прости. Я скоро. – Не важно. Не спеши.