— Вот видишь! Интуиция тебя не подвела. Я помолчала, обдумывая прочитанное. — Но ведь мы делали его психологический портрет. И если следствие опиралось на него, значит, и мы приложили руку к таким результатам. — Понимаю. Бывает, — сказал Ресслер. — Неужели тебя это не напрягает? Ведь в итоге в тюрьме оказался невиновный человек. И он чудом избежал смертной казни. — Наше дело было создать психологический портрет. Мы его создали, и сделали это наилучшим образом. А дальше от нас уже ничего не зависело. Если полицейские решили пойти самым простым путем, а не искать того, кто подойдет под наше описание, это их проблема. Мы можем только сделать выводы, учесть их на будущее и перевернуть эту страницу. Конечно, Ресслер был прав. Я это понимала. Но легче от этого не становилось. — Значит, на этом всё? Оставляем как есть? — Оставляем как есть, — сказал Ресслер. Я кивнула в знак согласия. Но это дело осталось со мной на многие годы. Оно указало на одну из нерешенных проблем профайлинга. Задача нашего отдела состояла в использовании всей имеющейся информации для создания психологического портрета неизвестного преступника. А задача следствия была в том, чтобы использовать полученный от нас психологический портрет во всей его полноте. То есть мы работали не для того, чтобы у сыщика под руками было набор личностных черт, из которого можно было выбирать любые, соответствующие уже имеющимся подозреваемым по делу. Результат нашей работы — филигранно точное описание, каждый элемент которого являлся неотъемлемой частью единого целого. Разумеется, важны были и отдельные детали, но лишь в качестве частей полной картины. Ведь серийные убийцы существуют в пределах того же богатого нюансами психологического поля, что и все остальные люди. Поэтому бессмысленно пытаться понять их, сведя к одной-двум элементарным отличительным особенностям. Профайлинг эффективен только потому, что показывает преступника в виде целостного набора особенностей характера и моделей поведения в тщательно выверенном словесном описании. В случае Джонстона сыщики запутались в деталях и потерпели неудачу. Поняв это, я осознала, что профайлингу нужно стать чем-то большим, чем просто «вот, получите, и удачи вам, ребята». Нам следовало оставаться вовлеченными в расследование значительно дольше. Хотя бы потому, что после прохождения через процесс профайлинга мы уже понимали психологию данного преступника. И оставалось лишь превратить это понимание в тактику следственных действий, чтобы ускорить раскрытие дел. Нужно было обратить знание особенностей характера и моделей поведения преступников против них самих. Глава 13 Читать между строк Мы всегда были готовы к вызовам и трудностям. Но в середине 1980-х годов, осознав необходимость более продолжительного участия в расследованиях и более директивного характера наших консультаций для органов следствия, мы столкнулись с осложнением, которого с давних пор старались избегать. С самого начала у ОПА были довольно непростые отношения со средствами массовой информации. То нас хвалили как новаторов и первопроходцев, то называли шарлатанами, псевдосыщиками и бумагомарателями. Это ровным счетом ничего не значило ни для агентов, ни для меня. Но для ФБР как ведомства это имело огромное значение. Известно, что с самого начала своей деятельности на посту директора Бюро Дж. Эдгар Гувер считал связи с общественностью одним из ключевых элементов своей работы. Он прикладывал огромные усилия для создания образа Бюро в прессе и массовом сознании, продвигая тему самоотверженных фэбээровцев, мастерски находящих управу на самых опасных преступников страны. В массовой культуре фэбээровец фактически встал в один ряд с Бэтменом и Суперменом. Гуверовская смекалка превратила агентов ФБР в кумиров американцев. Поговаривали, что Гувер управлял имиджем Бюро главным образом для того, чтобы безупречная репутация и доверие общества защищали ведомство от попыток негласно контролировать его работу. Но вне зависимости от первоначальных мотивов этой кампании в ее пользу было что сказать. Положительный имидж помогал Бюро нанимать качественный персонал, постоянно наращивать бюджет и обеспечивать участие общественности в борьбе с преступностью. Все это продолжилось и после ухода Гувера: достаточно вспомнить образы сотрудников Бюро, увековеченные в книгах, кинофильмах, таких как «Молчание ягнят», «Секретные материалы» или «Самые разыскиваемые в Америке». При этом у себя в ОПА мы понимали, что можем использовать СМИ в качестве инструмента коммуникации не только с общественностью, но и со многими преступниками. Серийные убийцы обычно гордились содеянным. Им было отнюдь не безразлично, как газеты и телевидение освещают их преступления. А в случае Харви Глатмена и Безумного Бомбиста общение со СМИ было неотъемлемой составляющей преступлений. Серийные убийцы в подавляющем большинстве были очень осторожны и предпочитали оставаться в тени, избегая малейших рисков разоблачения. Но в то же время для продолжения череды своих преступлений им нужно было знать, насколько далеко продвинулось следствие. Одним из способов следить за этим на расстоянии было внимательное изучение сообщений в средствах массовой информации. Придумав, каким образом манипулировать СМИ в своих интересах, мы могли бы использовать это в качестве ценного дополнения к нашему арсеналу орудий охоты на этих убийц. * * * Зимним утром 1987 года традиционное утреннее совещание начальник отдела Депью начал со слов о росте числа преступников, стремящихся по собственной инициативе доводить информацию о своих преступлениях до СМИ и правоохранительных органов. Они делали это ради привлечения к себе внимания, ради острых ощущений и усиления своего наслаждения насилием. Их мотивы обычно проявлялись в тональности посланий, которая могла быть издевательской, угрожающей или исповедальной. В ряде случаев это были гневные тирады в связи с тем, что о них сообщают в СМИ. Так или иначе, но полицейские никогда не сталкивались ни с чем подобным. Они не очень понимали, как реагировать на это. — Теперь это наше задание, — объявил Депью. — Директору Бюро нужен полный отчет о том, что это значит. Он хочет видеть анализ подобного поведения и общие принципы реагирования. Некоторые из этих дел относятся к особо важным, например ВТК, который снова объявился с двумя новыми жертвами. Есть у кого-нибудь идеи? — Кто-нибудь из вас помнит про убийство Фрэнсис Браун в 1945 году? — Ресслер начал свое выступление с вопроса. Некоторые агенты закивали. — Мне тогда было всего десять. Но я помню, что оно широко освещалось в газетах. Писали, что убийца воспользовался красной губной помадой жертвы, чтобы написать сообщение на ее зеркале. Оно гласило: «Ради всего святого, остановите меня, прежде чем я убью снова. Я себя не контролирую». В общем, эта история меня зацепила, и я заинтересовался серийными убийцами. Потом мы с тремя приятелями создали свое детективное агентство. Пару недель мы в школе только и делали, что писали друг другу записочки о том, как будем ловить преступников, про которых пишут в газетах. Улыбнувшись, Дуглас сказал Ресслеру: — Это же замечательно, Боб. Скажем полицейским, чтобы привлекали к таким делам местных ребятишек. Они-то во всем мигом разберутся. Так что с этой проблемой мы разобрались. Посмеялся даже Ресслер. — Но ты же не дал мне закончить, — сказал он. — Идея в том, что, если эти типы шлют послания в прессу, мы можем использовать газеты и телевидение, чтобы отправлять им ответные послания. * * * Идея всем понравилась, и мы сразу же приступили к работе. Для начала поискали в старых делах примеры преступников, которые занимались похожими вещами. Большую часть найденного составили прямые угрозы, поступавшие в полицию. Но Хэйзелвуду удалось обнаружить подсказки в деле Харви Глэтмена, том самом, которое пробудило его интерес к серийным преступникам. Он напомнил, что в случае Глэтмена взаимодействие со СМИ заключалось не в рассылке угроз. С помощью газет этот преступник напрямую обращался к потенциальным жертвам. Происходило это так: в разделе платных объявлений он размещал приглашения фотомоделям на сессию. Когда девушки приходили по адресу, он насиловал их, а потом убивал. «Содержание — не главное, — сказал Хэйзелвуд. — Это всего лишь контекст. Главное — то, что сообщение может рассказать нам об отправителе. Подход нужно сфокусировать именно на этом». Дуглас воспользовался идеей Хэйзелвуда и взялся за дело. В ОПА уже были знакомы с психолингвистикой, которая изучает психологию языка, и Дуглас посчитал полезным применить ее в делах, связанных с использованием СМИ. Анализ посланий преступника практически ничем не отличается от любых других аспектов профайлинга. Разобравшись в ключевых параметрах коммуникации преступника с окружающими, можно получить представление о его образе мыслей. Дуглас объяснил это на примере знаменитого дела о похищении сына Линдберга[27], процитировав записку, найденную на подоконнике детской. Она гласила: Уважаемый сэр, Имейте $ 50 000, из них $2000 в 20-долларовых банкнотах, $1500 — в 10-долларовых и $1000 — в 5-долларовых. Через 2–4 дня мы сообщим вам, куда доставить деньги. Мы предупреждаем вас нишего не оглашать и не извещать полицейских. Ребенок в нодежных руках. Инструкция для писем в потписс. Дуглас проанализировал этот текст. Орфография, синтаксис, выбор слов и неестественные формулировки подсказывали, что автор родился в Германии и, по всей вероятности, сохранил сильный немецкий акцент. В последующих записках автор тоже делал ошибки, характерные для носителей немецкого языка. Для искушенного следователя подсказок было более чем достаточно. — Парня вычислили по номерам купюр, выплаченных в качестве выкупа, — сказал Дуглас. — Но с тем же успехом можно было применить анализ языка. Только нужно разработать набор методов для такого анализа. * * * Я помню прорывной момент в работе над новым методом, получившим название «психолингвистический анализ». Мы с Дугласом занимались в его кабинете разработкой практических рекомендаций, когда раздался телефонный звонок из Чикаго. Полиция получила анонимное письмо с угрозой взорвать банк. Дуглас пригласил еще нескольких сотрудников и кратко изложил суть звонка. — Это городской банк, где провели сокращение. Причем сокращаемых информировали об этом не лично, а письмами. Что интересно, в полученном полицией сообщении нет ни одного имени сотрудников или руководителей. Угрожают именно банку. Итак, что у нас с виктимологией в этом случае? — Это и должен быть банк, — сказала я. — А почему? — спросил Дуглас. — Потому что покушаются именно на него. Сотрудники в недоумении переглянулись, а я продолжила: — Не зацикливайтесь на том, что банк — не физическое лицо. Дело не в этом. Главное в связи между преступником и жертвой. Преступник считает проблемой именно этот банк. — Хорошо. А тогда зачем писать письмо в полицию? — поинтересовался Дуглас. В разговор включился Хэйзелвуд: — Мне кажется, это пустая угроза. Просто парень потерял работу, а пожаловаться ему некуда. Он и пытается ощутить себя таким образом большим и важным. — Только постарайтесь не дать сыщикам повод отнестись к этому несерьезно, — предупредила я. — Может быть, на данный момент это и пустая угроза, но чем дольше он распаляется по этому поводу, тем более реальной считает. Не исключаю, что его может что-то триггернуть, причем очень быстро. После совещания Дуглас связался с чикагскими полицейскими и предложил им поискать недавно уволенного из банка сотрудника со стажем. Скорее всего, это белый мужчина, постоянно высказывавший коллегам свое недовольство работой в этом банке. Он не будет строить из себя крутого и расколется после пары вопросов в лоб. Только и всего. Ближе к концу недели Дугласу позвонили из полицейского управления Чикаго, чтобы проинформировать, что автор письма установлен. Это и в самом деле был белый мужчина среднего возраста из числа недавно уволенных сотрудников банка. Его помнили как человека, постоянно недовольного банком и его руководством. Таким образом, психолингвистический анализ доказал свою эффективность в профайлинге. И это было вполне логично. Хотя на первый взгляд психолингвистика могла показаться сугубо абстрактной областью знаний, она имела самое непосредственное отношение к человеческому поведению. Работа в ОПА привлекала меня в первую очередь как раз такого рода инновациями. Если остальные наши коллеги по цеху все больше и больше полагались на технологические новшества, компьютеры, базы данных и системы наблюдения, то в центре нашего внимания оставалась человеческая составляющая. Ведь именно люди совершают преступления и угрожают безопасности.