Он посмотрел в ее глаза цвета небесной синевы, в которые хотелось провалиться. — Обещаю. Петруша взяла его за руку. По спине пробежали мурашки. Потянулась к уху и произнесла шепотом: — Меня зовут Эли. * * * Лэнд Крузер сталкеров свернул на Большую Лубянку и, набирая скорость на пустой дороге, поехал в сторону Кремля. На пути проносились поросшие мхом и лопухами безжизненные здания. За полтора десятка лет флора Земли изменилась до неузнаваемости. Корневища мощных кустарников прогрызали бетон, «поедая» здания один за другим, словно голодный зверь. Со времен Катастрофы в Москве обрушилась каждая третья постройка, а через несколько десятков лет весь город превратится в руины. У общин имелись спецгруппы по контролю за состоянием своих построек: корневища вырубались, обрабатывались химикатами. Никому не хотелось погибнуть однажды под рухнувшими сводами собственного дома. Погода тоже претерпела перемены — Москва с ее умеренным климатом превратилась в тропики. Периоды засухи и знойной жары сменялись сезонами дождей, ураганные ветры и торнадо обрушивались по несколько раз в год, доставляя несчастным выжившим множество неудобств: разбитые стекла, поваленные хозпостройки, сорванные крыши, погибшие и раненые. Будто сама планета ополчилась на людей, решив, что человек как вид больше не имеет права на существование. Основные дороги между общинами контролировал Гортранс. Дружинники доставляли воду от Кремля другим общинам и следили за состоянием дорожного покрытия: освобождали от ржавых машин, периодически вырубали кустарники и траву, латали ямы. Большая же часть дорог в городе оставалась заброшенной и поросла травой толщиной с палец, преодолеть которую даже пешком непросто. Периодически на тротуарах еще можно заметить торчавшие из земли проржавевшие водоразборные колонки. Когда темная вода заполонила собой все океаны, реки, озера и даже дождевые облака, чистая вода еще сохранялась в толще земли. На протяжении месяцев колонки оставались последней надеждой для москвичей на выживание, но вскоре зараза пробралась и под землю. Темная вода убивала быстро и беспощадно. В зависимости от выпитой дозы человек умирал от нескольких минут до двух часов, сгнивая заживо, словно его время жизни ускорилось на несколько порядков. — А почему та часть Садового для нас закрыта? — спросил Витька, когда Кобальт рассказал о просьбе Гороха достать картину из Третьяковки. — Москва — река отрезает южную часть кольца. Оставшийся пятачок омывается водой с трех сторон — для тварей это излюбленное место обитания. Было решено отгородиться от него береговой линией. — Так вот почему взорвали все мосты. — Не все. Оставили Кремлевские на всякий случай. Там у них дозорные посты. Витька задумался и заговорил: — Ради таких денег можно и рискнуть. Ну, в Третьяковку сходить. Я б пошел. — Вот как разрешит Батя, ходи, куда захочешь, а пока та территория закрыта для сталкеров. — Не пойму, какая разница, где тварей мочить… Плотная застройка окраин Садового кольца послужила естественной стеной от тварей. Двери и окна первых двух этажей забаррикадировали. Имеющиеся переулки заложили многометровыми завалами из подручного материала — в основном автомобилями. Защитной стеной это с трудом можно было назвать, однако количество тварей внутри Садового заметно снизилось. Обычные люди все равно старались не покидать территории своих общин, по крайней мере, без охраны. — Я видел, как та девочка на тебя смотрела, — заговорил Кобальт. — У тебя что с ней за шашни? — Просто дружим. — У гарднерцев не может быть друзей чужеземцев. Если хочешь быть сталкером, ты должен уважать законы других общин, иначе накличешь на Мид беду. Они должны покупать наши товары. Витька молчал. — Чтоб я тебя больше рядом с ней не видел, а то вообще туда не возьму. Ты все понял? — Да, — сухо ответил Витька. Мимо пронеслись несколько водовозок Гортранса, за ними БТР с оравой дружинников. Вслед сталкерам прозвучали привычные оскорбления. Кобальт не отреагировал на них, а вот Витька напрягся и какое — то время матерился под нос. На Манежной внедорожник свернул в сторону библиотеки Ленина. На Кремлевской стене дежурили снайперы с винтовками, на башнях располагались дополнительные пулеметные расчёты. Главную водную обитель Садового, источник жизни всех ее жителей, защищала самая мощная армия в кольце. Единственный способ получить чистую питьевую воду — создать ее заново, окислив водород кислородом. Водород выделяют из темной воды, пропустив через нее мощный электрический ток. Далее газ проходит несколько степеней очистки, прежде чем начнется финальная стадия истинного творения. Первые электролизные установки вывезли из лабораторий МГУ и Бауманки. Их оказалось недостаточно, чтобы обеспечить потребность в воде большого числа людей, поэтому построили еще с десяток подобных, в прямом смысле слова из того, что было. Производство воды требует много энергии, следовательно, и топлива для питающих генераторов, а еще запчастей, электроники, проводов и прочего. Всем этим до недавнего времени снабжали Кремль сталкеры. Однако им на пятки стали наступать дружинники из Гортранса, решившие примерить на себя роль добытчиков в кольце. Это сталкерам не нравилось, однако Батя на прямой конфликт с могучей общиной не шёл, предпочитая решать все за столом переговоров в кремлевских застенках. Очевидно, что эта тактика себя не оправдывала. Сталкеры уже лишились трети рынка и продолжали терять выручку. А люди не стали меньше пить. — Как можно попасть в Кремль? — спросил Витька, косясь на бомжей, роющих в Александровском саду защитный ров. — Зачем тебе? — с безразличием в голосе спросил Кобальт. — Хочу посмотреть, как люди там живут. — Жизнь сейчас везде непростая. — У них-то непростая? Воды полно, фляги сами штампуют, жратва каждый день свежая — мясные консервы им поставляем, сами не жрем. Не жизнь, а сказка. Проехали стационарный пункт продажи воды, представляющий из себя бронированный киоск с тамбуром. Обычно тут отовариваются вольнонаемные в основном разного рода лицедеи сцены, по сути, те же бомжи, однако многие из них неплохо зарабатывают и даже могут позволить себе иметь свиту и личную охрану. Тут всегда можно купить ерша — ядреную смесь из альдостерона и вазопрессина — гормонов, тормозящих вывод жидкости из организма. Готовят его из просроченных лекарств. Говорят, на этой смеси можно просидеть в сухую десять дней, однако потом развиваются побочные эффекты пострашнее отравления темной водой. Кобальт заметил того самого бомжа, пытавшегося у Витьки отобрать фляжку. Они встретились взглядами. Оголив в оскале почерневшие от ерша зубы, бомж угрожающе полоснул себя пальцем по шее. — Ты бы мог договориться, чтобы меня туда пустили? — спросил Витька. — Куда? — Ну в Кремль. — Что ты заладил с Кремлем своим? Никто тебя туда без гражданства не пустит. — А если Батя попросит? Ну, типа по межгосударственной линии. Кобальт скептично хмыкнул. — Сам его и спрашивай. Витька, конечно, не особо рассчитывал на его помощь, но надежда умирает последней. В любом случае сдаваться он не собирался. Как вернется в Мид, сразу пойдет к Бате. Несколько минут ехали молча. — Ты сегодня снова в детский отдел ходил, — заговорил Витька. — Что ты там ищешь? Могу помочь. Кобальт помолчал и ответил: — Просто веди машину. * * * На Новом Арбате дорогу им перекрыла металлическая лента с шипами. Лэнд крузер остановился перед фургоном с надписью на боковине «Гортранс». Двое дружинников с оружием подошли к машине. Странно, подумал Кобальт, здесь никогда не было подобных постов. Кроме сталкеров и редких водовозок, никто по этой дороге не ездит. Витька опустил стекло перед лицом упитанного дружинника с тонкими редкими усиками под носом. — Кто такие? — Сталкеры из Мида, — ответил Кобальт. — Иголки свои убери, а то будешь новые колеса должен, — сказал Витька стоявшему у капота второму дружиннику, высокому, с протезом на месте правого глаза. — Документы, — вызывающим тоном произнес упитанный. Одеты они совершенно не по погоде — плотная зеленая военная форма, высокие берцы, белые стоячие воротнички, пилотки с двуглавым орлом. От жары оба вспотели, но никто из них и подумать не мог, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки. За такую вольность можно вылететь со службы, а для дружинников Гортранса это смерти подобно. — Документы! — повторил упитанный, передернув затвор автомата. — Ты кем себя возомнил, а? — возмутился Витька. — Сказано тебе, сталкеры мы, домой едем. Пропускай! Кобальт толкнул горячего напарника в плечо, сам протянул паспорт. Витька нехотя последовал примеру. Провоцировать дружинников в этой ситуации — не лучшее решение, сначала надо разобраться, что вообще происходит. — Дмитрий Дорожный, позывной Кобальт, — прочитал упитанный. — Хм, Антоха, да у нас тут знаменитость, великий твареборец. А второй…, — дружинник открыл паспорт Витьки. — Виктор Дорожный, позывной… — Не присвоен еще, — съязвил Витька. Дружинник у капота держал ствол автомата направленным в лобовое стекло. — Скажи напарнику, чтобы в сторону убрал, — обратился Кобальт к упитанному с показной вежливостью. А у самого рука незаметно опустилась к кобуре на ноге, готовая в любую секунду выхватить пистолет. Он очень надеялся, что этот момент не настанет. Упитанный кивнул напарнику, и тот нехотя опустил ствол, но общее напряжение от этого не уменьшилось.