Еда потрясающая, даже несмотря на то, что сладкая картошка слегка подгорела. Она подается плавающей в густом темно-коричневом клюквенном соусе, и еще Лиз приносит домашний сидр в пластиковой бутылке из-под кока-колы. Сидр шипит у Коул во рту, а Мила пьянеет всего от полстакана. Они надевают бумажные короны, одну на другую, потому что на троих у них дюжина хлопушек. К праздничному настроению примешивается трагизм. Как это похоже на обычный семейный праздник! Как-то раз на Рождество Билли заявилась домой с профессиональным серфингистом, которого подцепила накануне, у обоих одурманенные наркотиками глаза за темными очками. Едва способные поддерживать разговор, они быстренько удалились в ванную, чтобы шумно заняться там сексом, а остальные сидели за столом в мучительном смущении, и отец постоянно спрашивал: «Куда пропала твоя сестра?», а его подруга молча закатывала глаза. Девону пришлось включить музыку погромче до тех пор, пока они не появились из ванной, растрепанные, пахнущие сексом, одурманенные еще больше, чем прежде. Последней соломинкой явилось то, что Майлс, которому тогда было четыре года, пришел и сказал, что к ним прилетали феи, потому что они оставили на подоконнике в ванной свою пыльцу. Панический ужас: а что, если он случайно понюхал, и как в этом случае они будут объясняться в «Скорой помощи» и не лишат ли их родительских прав, даже несмотря на то, что Майлс настаивал, терпеливо и рассудительно: «Нет, мам, конечно я ее не трогал. От пыльцы фей люди летают, а ты же знаешь, что я боюсь высоты». – Да это был даже не «кокс», – оправдывалась Билли. – Это был всего лишь кат[43]. Совершенно естественная штука. – Как и яд африканской гадюки! – кричала Коул. Билли и серфингист поспешно смылись, с Майлсом ничего страшного не произошло, но Коул после этого не разговаривала с сестрой семь месяцев. Важность семьи. Как будто они сами не баловались наркотиками. Но только не в присутствии детей, но только не в присутствии ее ребенка. Билли должна была думать, что делает. Это было так в ее духе. Не то же ли самое она сказала и в «Атараксии»? «Что тут такого? Я знала, что ты взбеленишься. Просто успокойся!» «Атараксия». Монтировка. Нет, не надо туда возвращаться. Но это воспоминание подобно поплавку. Коул тщетно пытается запихнуть его под воду, но оно упрямо выскакивает на поверхность. – Милочка, не хотите добавки? – трогает ее за руку Лиз, и Коул возвращается в настоящее. – Еды достаточно. – Спасибо, с меня хватит, – рыгает Мила, выражая свою признательность. – Благодарю вас, но нам пора трогаться в путь. Уже поздно, а ехать нам еще далеко. – О, но вы просто не можете уехать! Я приготовила вам отдельную комнату. Это гораздо удобнее, чем спать где-то в машине. Оставайтесь! – Нет-нет, спасибо, мы должны ехать. – Но я настаиваю! Места здесь нехорошие. Неподобающие для молодой дамы. Вы должны остаться. Пожалуйста, останьтесь! Можете оставаться здесь сколько вам понравится. Еды у меня более чем достаточно. Я смогу ухаживать за вами обеими. Мне это не составит никакого труда. – Нам нужно ехать, – решительно говорит Коул. – Прямо сейчас. Спасибо за все. – Мила уже отодвигает стул, повинуясь невысказанным вслух сигналам – симфонии тех, кто скрывается от закона, которая день ото дня становится все более слаженной. – Нет-нет. Нет-нет, пожалуйста! Пожалуйста, останьтесь! Как насчет десерта? Крошка, на улице холодно. – Честное слово, мы не можем. Мила впереди, надевает куртку, и они вместе направляются к двери. – Огромное спасибо! Еда была просто потрясающая! Рады были с вами познакомиться! Но когда Коул подходит к входной двери и поворачивает ручку, выясняется, что дверь заперта. Ну разумеется, она заперта. – Мама!.. – окликает Мила. Обернувшись, Коул видит, что у Лиз в руках ружье, материализовавшееся из ниоткуда, правда, не направленное на них, но готовое нацелиться в любой момент. – Вы не должны уходить! – Голос Лиз превращается в завывание. – Вы не можете! Коул вкладывает ключи от машины Миле в руку. – Иди. Я тебя догоню. Найди какой-нибудь другой выход. – Мам, нет! – Я им воспользуюсь! Не вынуждайте меня им воспользоваться! – Сухой щелчок предохранителя. Коул поворачивается лицом к женщине с ружьем. – Лиз, я знаю, что вы этого не хотите. Отоприте дверь. Положите ружье. Вы должны нас отпустить. – Она шагает вперед, сокращая расстояние, медленно, осторожно. – Отойди назад! Застрелю! – Лиз вскидывает ружье. Коул резко бросается вперед и хватает ствол обеими руками. Она рассчитывает на то, что женщина не выпустит ружье, и та его не выпускает. Коул опускает ствол вниз, отрывая его от плеча Лиз, после чего резко толкает ружье вперед, всем своим весом вгоняя приклад ей в грудь. Женщина издает звук, подобный закипающему чайнику, проникнутый болью задыхающийся свист, и падает навзничь на пол, по-прежнему не выпуская из рук ружье. Коул наступает ей на грудь, с силой, чтобы прижать ее к полу, и вырывает у нее ружье. Внутри она чувствует холод и спокойствие, однако этот лед черный, ноздреватый, готовый проломиться под ногами и отправить тебя в глубину. – Вы делаете мне больно… – стонет Лиз. – Извините. Я не хотела. Дайте мне ключ. – Я не думала… я бы этого не сделала… – Где ключ? Больше я спрашивать не буду. – Здесь. Ключ здесь. – Женщина лезет дрожащей рукой в карман джинсов. Она перепугана до смерти. – Спасибо. Оставайтесь здесь. Не ходите следом за нами. Иначе я вас застрелю. Коул оборачивается, сжимая в руках ружье, и видит, что Мила наблюдает за ней из прихожей, глаза у нее черные, лицо непроницаемое. Неделю назад 25. Майлс: Непристойное предложение Ночью после встречи с Ирвином на Кукурузном поле Майлсу снится Раковые пальцы, впервые с тех пор, как они покинули военную базу. Он бродит по своему дому в Йоханнесбурге, но двери всех комнат закрыты и он не может никого найти, пока не выходит к бассейну и страшному сараю, где хранятся хлорка и кислота в открытых банках, и он понимает, что должен зайти внутрь. Однако когда он туда заходит, сарай превращается в винный погреб «Атараксии» (на верхнем уровне, куда водили туристов), и бледная распухшая тварь затаилась там среди серебристых цистерн и острого запаха брожения. «Маленький трусливый гаденыш», – произносит она мягкими губами, похожими на заплесневелый белый хлеб. Воспоминание не оставляет Майлса весь следующий день, бесящее, стискивающее желудок, и он не может избавиться от этих слов, застрявших у него в голове подобно тупейшей компьютерной мелодии. И что с того? Подумаешь, оскорбление! Майлс также не хочет видеться с Эллой. Не хочет говорить об этом, сознавая, что она захочет что-либо предпринять. Но сам он хочет только поскорее обо всем забыть. Майлс один в квартире на четвертом подземном этаже, в которой они живут с тетей Билли. Мама ушла на завтрак, или чем-то занимается, или на каких-то курсах, но у него нет желания подниматься в обеденный зал и общаться с другими людьми. Он заглядывает в духовку, потому что тетя Билли постоянно что-нибудь готовит, и там могут быть пирожки. Однако никакой вкусной выпечки там нет. Зато там есть грязная черная пластмассовая трубка с металлическими кольцами внутри, похожая на завинчивающуюся крышку от огромной фляжки. Или это как-то связано с машинами? Странно. Быть может, мама и тетя Билли вымыли ее и решили высушить в духовке. Или это имеет какое-то отношение к их тайным замыслам. Майлс достает трубку из духовки и кладет ее на плиту, чтобы показать, что он ее видел, что он знает – что-то происходит, а ему, черт возьми, ничего не говорят. Что ж, у него тоже есть свои секреты. Маленький трусливый гаденыш. Майлс хватает из шкафа энергетический батончик (они ужасные, но по-своему навязчивые) и альбом и бегом преодолевает четыре лестничных пролета, ведущих наверх. Однако его план побыть наедине рушится с самого начала. Подходя к двери, ведущей с кухни на улицу, он чувствует запах марихуаны. – Это ты? – окликает его тетя Билли с балкона, проходящего через всю гостиную, облокотившись о кованые перила, с самокруткой во рту, светлые волосы рассыпались по плечам. – Это ты? – откликается в ответ Майлс, надеясь, что этим все и закончится. Он машет рукой на прощание, но тетка уже идет к лестнице. – Я хотела с тобой поговорить. – Вообще-то я занят. – Места, где нужно побывать, друзья, с которыми нужно выполнить задание. Проследить за жутким козлом-уголовником? – Ты об этом знаешь? – Он как-то сдувается. – Я слышала, как он вчера ворвался в здание, ругая последними словами глупых детей, а потом увидела тебя бегущего. Нетрудно догадаться, что случилось что-то. С тобой все в порядке? – Нет. – У него горят глаза, и он отчаянно моргает, стараясь с этим справиться. – Не хочешь поговорить об этом? – Нет. – Я испекла шоколадные кексы, пальчики оближешь. Это поможет? – Нет, спасибо. – Как насчет одной затяжки? – Нет, – отвечает Майлс. – Может быть. – Хорошо. Жди здесь, мы сходим прогуляемся. Она спускается по лестнице, и они идут мимо сада с медицинскими растениями к теплицам. Билли заводит его в самую дальнюю часть, где их никто не увидит, и протягивает самокрутку. На кончике красная губная помада, похожая на кровь. – Нужно втянуть дым в легкие, но не слишком глубоко.