– Ладно, ладно, но гораздо важнее, что ты, черт возьми, сделала со своими волосами? – Билли берет в руку прядь, неровная стрижка под эльфа, новая седина. – Малышка, ты постарела. Коул в шутливом гневе высвобождает свои волосы и тычет кулаком сестру в плечо. Слишком сильно. «Девочки, вы очень грубые», – говорил их отец. – Ой, подожди! Подожди! Я только сейчас вспомнила. Я по тебе совсем не соскучилась! – Ну а я, Коули, соскучилась по тебе, – улыбается Билли. – Я рада, что ты жива и здорова. – И я тоже рада. Где ты пропадала, черт бы тебя побрал? – Господи Иисусе, все кончено. Тебе лучше это не знать. Самой последней была яхта – мы находились на полпути к Каймановым островам, когда все рухнуло. Мой босс надеялся, что в открытом море не подхватит болезнь, но, – Билли небрежно пожимает плечами, – как оказалось, он ее все-таки подхватил. В отличие от Майлса, да? Где мой племянник? – Думаю, на занятиях. Или играет на улице. Твою мать, я не могу поверить в то, что ты здесь! – Мы с тобой вместе. Ты хоть представляешь себе, как трудно было разыскать тебя во всем этом месиве? – Ты сможешь остаться? – Коул удивлена этой потребностью. – Так мне сказали. Бумаги все в порядке, но потребуется еще генетический тест для доказательства нашего родства. – Это из-за видоизмененного гена. Похоже, у меня он есть или может быть, поэтому тобою очень заинтересуются. В кровожадном смысле. – Знаю, глупышка. И мне также рассказали о возможности выращивания яйцеклеток, так что перестань тревожиться. Все хорошо. Я буду с тобой, возможно, даже решится вопрос с нашим гражданством. Если только я не сделаю какую-нибудь глупость и меня не вышвырнут отсюда. Но ты будешь оберегать меня от неприятностей, правда? – Билли берет ее под руку. Несмотря на то, что из них двоих она младшая, она всегда была выше ростом, с тех пор как им исполнилось семь и девять лет. – Классная у вас тут пещера. А как насчет еды? 20. Коул: Найти трещину и провалиться в нее Вошедшая Патти застает ее ругающей компьютер и ублюдков-ублюдков-ублюдков из ФБР, ЦРУ или откуда там еще, выдающих себя за ее покойную сестру. – Мерзавцы! Больные извращенные подонки! – У вас… э… все в порядке? – спрашивает Патти. – Да. Все замечательно. Извините. – Пристыженно. – Временами связь пропадает. Интернет без маршрутизатора – не самая надежная штука. Я знаю, как это может выводить из себя. – Дело не в этом. Тут… что-то другое, – неуклюже заканчивает Коул. Патти прислоняется к косяку. – Знаете, у меня был любовник. – Мм… – Этого Коул никак не ожидала. – Уверены, что я должна об этом знать? – издает неуверенный смешок она. Откуда все это, черт возьми? – Ничего примечательного. Обыкновенный старый хрыч. Мне было ужасно – лгать, красться, прятаться. Страшная штука. Но, знаете, что было хуже всего? Я не хотела вмешивать в свои дела посторонних. Я никому не открылась, ни подругам, ни родственникам, ни психологу, ни священнику, ни даже моим собакам, потому что это были наши собаки, и я понимаю, пусть они и животные, но я не хотела, чтобы они смотрели на меня с той абсолютной беззаветной собачьей любовью, какую дарят хозяину собаки, потому что не заслуживала этого. – Уверена, это не так. – Конечно. Но именно так я себя тогда чувствовала. Мужчины – ну, они умерли. Оба. Как и все остальные, и тогда это перестало иметь смысл, боль, ноющее сердце и все разговоры, порожденные такими событиями, все нелегкие выяснения отношений. Но знаете, что по-настоящему причиняло боль? Что отравляло мне каждый день? Невозможность высказаться. Потому что я полтора года носила эту тайну в себе, не поделившись ею ни с одной живой душой. Я была совершенно одна с ней, и она отравляла меня смертельным ядом. Кому-нибудь из ваших близких делали химиотерапию? – Было уже слишком поздно. – К тому времени как Девон заболел, во всех больницах уже выстроились длинные очереди, словно в престижные клубы. – Джон прошел через химиотерапию. Мой муж, не любовник. Того звали Дейв. Крупные мужчины, оба, в этих «пакетах милосердия» опиатов недостаточно, чтобы помочь им мирно уйти. В конце концов мы оказались все вместе в одном доме. Как вам такое нравится? – Вы сделали то, что должны были сделать. – Нужно подыграть ей, чтобы она не вернулась обратно к неудобным вопросам. – Вот так я и рассказывала о своих похождениях, когда наконец начала говорить о них, и это явилось таким облегчением, что я даже не могу вам передать. А может быть, могу. Я вас не знаю, не знаю, что произошло у вас в жизни. Но я хочу вам сказать, что есть тайны, о которых нужно говорить. Человек должен высказаться, хотя бы собаке, которая все равно не сможет его судить. Но здесь достаточно дружелюбных людей – все они тоже прошли через свой собственный ад, – и они тоже не станут вас судить. Помните тот бред про туристический лагерь, который вы несли, когда только сюда приехали? Я сразу же поняла, что это вранье, но мне не было никакого дела. У нас здесь бывали самые разные люди. И недавно, и раньше. Люди, стремящиеся уйти от своих бед. От надоедливых ухажеров, от бывших мужей, по-прежнему требующих внимания, от токсичных семей. У вас такой вид. Мне он хорошо знаком. Затравленный. Вид человека, находящегося в бегах. – Я не знаю, что делать, – признается Коул. – Нет, знаете. Что подсказывает вам ваше нутро? – Вернуться домой. – Так вернитесь. – У вас есть майанский летающий корабль, который подбросит нас до места? – Нет, но я могу дать вам немного наличных. Мы держим небольшой запас как раз для таких случаев, и Энджел говорит, что вы сможете взять ее машину. Это сдвинет вас с мертвой точки. Но вам нельзя медлить. – Патти подается вперед и сжимает Коул плечо. – Спасибо. Огромное. – Всегда пожалуйста. Будет возможность – расплатитесь. Да, и еще. – Патти задерживается в дверях. – Напоследок еще один совет. Найдите щель. И провалитесь в нее. 21. Билли: История поисков Они снова стучат в двери, ходят по улицам. Как там это называется на полицейском жаргоне? Опрос свидетелей? Но по крайней мере им удалось сузить круг поисков. Через несколько часов после фотографии трактора на странице мальчишки в «Инстаграме» появился новый снимок – разъяренная курица с выпученными глазами и зловещая подпись: «Прощайте, долбаные козлы!» С тех пор они, словно одержимые, следят за аккаунтом Майлса, но племянник Билли затих. Радиомолчание. Если только не считать назойливого гула у нее в голове. И все же в Солт-Лейк-Сити не может быть много мест с трактором, на котором написано неприличное слово. То еще украшение газона. В Восточном районе, где все улицы широкие, а здания приземистые, словно их распластал зной, а может быть, мороз из пустыни, две молодые девушки, обнимающие друг друга за талию, направляют их к Каспроингу. И, наконец, вот он. – «Будущее принадлежит женщинам (полная задница)», – читает вслух Билли надпись на тракторе, стоящем перед убогим двухэтажным зданием на запущенной лужайке. Какая-то птица резко пикирует вниз и скрывается в высокой траве. – До тех пор, пока правительства ограничивают право на воспроизводство потомства, это действительно так. – О, прошу прощения, мы теперь что, тоже активистки? – язвительно интересуется Билли. – Нет, твою мать, – смеется Рико. – Разве на этом можно сделать деньги? Когда они подходят к двери, начинает лаять одна собака, затем хором подхватывает целая стая. Билли кажется, что этот шум звучит у нее в голове, подобно треску петард в пещере. Женщина с копной седых волос открывает наружную дверь, держа за ошейник истошно лающего питбуля. Билли приходится зажать уши руками. Подобно девочке-аутистке из ее класса, которая не могла выносить школьный звонок, крики во дворе или фен в душевой. «Слишком громко!» – кричала она. Теперь Билли ее прекрасно понимает. – Не надо, Спивак, замолчи! Извините, он обыкновенно смирный. – У нее внешность поп-певицы Мадонны, отчаянно старающейся уцепиться за молодость: поджарые мышцы от серьезных упражнений, но с дряблыми складками кожи, виднеющимися под бретельками блузки. «Да прекрати же наконец! – хочется сказать ей Билли. – Воткни в себя вилку, ты уже старая и отжила свое!» – Я не люблю собак, – говорит Зара, пятясь. В ее голосе искренняя тревога. – О, он безобидный. – Вы не могли бы успокоить собак? – сверкает своей ослепительной улыбкой принцесса Рико. – У моей подруги фобия. – А я птичка раненая, – добавляет Билли. От шума у нее перед глазами мерцают огоньки. «О, как интересно», – рассеянно думает она. – Это правда. Она попала в аварию. Вы не могли бы принести ей стакан воды? Может быть, чаю со льдом? – Ослепительная улыбка, сплошные зубы. – В таком случае вам лучше обратиться в больницу, – говорит седовласая женщина, собираясь закрыть дверь. – Моя сестра здесь? – протискивается мимо нее Билли. Она хочет попасть внутрь. Хочет сесть. Но больше всего она хочет, чтобы все это закончилось. Собака скалится на нее, лязгая зубами. Здесь слишком много животных. Еще одна собака, несомненно, беременная, лежит на ковре, учащенно дыша, время от времени постукивая хвостом по полу. На подоконнике свернулась черная кошка, наблюдающая за ними немигающими желтыми глазами. – Эй, Коул! – кричит Билли. – Мы знаем, что ты здесь! – Вы должны немедленно уйти отсюда! – говорит старая карга, но Зара уже достала пистолет. – Убери собаку, иначе я ее пристрелю. Убери, живо! – Выходи, выходи, где ты там прячешься? – Билли проходит дальше в дом. На периферии ее поля зрения что-то движется, как раз невидимое. Следы призраков в уголках глаз. Сейчас она видит такое постоянно. Быть может, она умирает, а призраки готовы ее принять. – Вы должны немедленно уйти отсюда, – повторяет старая хиппи, и в ее голосе звучит настоящая тревога. Под потолком висит смерть. Этого не может быть. – Леди, послушайте, моя подруга перестреляет всех ваших собак, если вы их не уберете. У вас есть комната, где их запереть?