– Что вы тут делаете? – спросила Портер. Она легонько коснулась его руки, такой жест возможен, когда спрашиваешь у незнакомого человека, как пройти туда-то и туда-то. Она и Джереми играют в эту игру уже давно, и пока никто не пострадал. Они дарят друг другу счастье, а видеть своих родителей счастливыми охота каждому. Так всегда говорят дети из распавшихся семей – даже если развод был болезненный и тяжелый, это лучше, чем жить внутри несчастливого брака. Или хуже. Впрочем, Джереми пока ни с кем не развелся. – Будет участвовать в конкурсе на королеву урожая, – пояснил он. – Ты же была когда-то королевой урожая? За нее тогда проголосовали из-за популярности ее братьев, но все-таки Портер выиграла, и в награду ей полагалась короткая поездка в грузовике, полном сена, с лентой через плечо и скипетром из кукурузных початков. Ей было шестнадцать, почти взрослая, родители так и сияли от гордости, будто она действительно совершила что-то значительное, и она совсем очумела от счастья, едва не сорвалась с катушек. Знай она, что через три года отца не станет, она бы радовалась еще больше. Некоторые жалуются, что нужно что-то сделать вместе с семейством – пойти на День благодарения или день рождения к родственникам супруга или супруги, показать ребенка друзьям тещи или свекрови. Портер всегда такое злило. Неужели эти люди не понимают, что смерть неумолимо приближается к каждому, каждый божий день? Портер даже хотела сделать поздравительные карточки с надписью: «Внимание! Вас ждет смерть, как и всех остальных! Будьте людьми!» А что, подходит для любого случая. – Надо идти, – засобирался Джереми. – Рад тебя видеть. Встретимся? Снова? – Он поднял бровь, будто полностью донося смысл слов. – С удовольствием, – ответила Портер. – Позвони. Или просто заезжай. – Она постаралась скрыть энтузиазм. – Если хочешь. Джереми подмигнул и затрусил к бельведеру, где Сидни в шлепках топала по деревянному настилу и пялилась в экранчик своего мобильника. Когда подошел отец с камерой, она приклеила широкую улыбку и откинула волосы на плечо. В меру красивая, как модель в каталоге, все у нее на месте, однако ничего такого, что заставит тебя разинуть рот и отвлечься от шортов, которые она продает. Джереми сел на корточки в поисках плана получше, а Сидни каждую секунду принимала новую позу. Младший Фогельман, белокурый парнишка с наушниками и айфоном, сгорбился у противоположной стены бельведера, уткнув голову в куст пионов. Портер величаво, как королева красоты, помахала им на прощание. Глава 28 Август говорит правду Часть вторая Пока красишь в белое миллион коротких деревяшек, есть время о многом подумать. Парадный расчет обернулся множеством разных творческих кусочков, которые надо объединить вместе, – так в детском саду ты делаешь что-то свое, а рядом другие дети делают свое. Госпожа Школьник ставила хорошую музыку, было весело. На руках Сесилии, на джинсах, даже в волосах – белые пятнышки. Ничего страшного. Сидеть на легком сквозняке в мастерской и что-то творить собственными руками ей нравилось. – Наверное, поэтому взрослые любят делать книжки с цветными картинками, – предположил Август. – У меня мозги будто плавают в кувшине на столе. – Да, есть такое, – согласилась Сесилия. Похоже, она понимает, что Август имеет в виду. И что чувствует она сама, молча работая руками, вдыхая тонны кислорода, каким богата Гудзонова долина. Она хочет всем угодить, вот ее главная проблема. Хорошая девочка, независимо от обстоятельств. Умеет вести себя с родителями, умеет вести себя с друзьями. Не задает вопросов, если знает, что ответы приведут к разговору, который ей ни к чему. Будто цель жизни – жить без конфликтов, ладить со всеми. Ее отец годами постигал сию науку с помощью медитации. А мама, Джульетта, и думать не думала о том, чтобы всем угодить, да ей и незачем – эту работу взял на себя Ники. Сесилия прекрасно знала – никого изменить нельзя, значит, к чужим чудачествам надо относиться с пониманием. Поэтому, когда Катрин впервые сказала Сесилии, что общается с парнем через интернет, Сесилия никак не отреагировала. Конечно, в интернете полно темных и страшных закоулков, но там полно нормальных детей, как она, и Сесилия предпочла поверить Катрин, вернее, поверить в то, во что верила сама Катрин. Парня звали Джесси, @dogg99 в Инстаграме, он постил только всякие граффити, закаты солнца и собачек. Сесилия намекнула, что если Джесси родился в 1999 году, значит, ему восемнадцать – не так чтобы очень много, однако и не самый лучший вариант. Восемнадцатилетнего интересует треп с восьмиклассницей – как-то странно. У нее есть знакомые девятиклассники, например старший брат Катрин, Люкас, и его дружки, так они их называют малышками и на улице держатся от них на приличном расстоянии. Катрин же настаивала – Джесси клевый. И Сесилия заткнулась. В какой-то момент Джесси и Катрин стали просто засыпать друг друга эсэмэсками. В ее телефоне он значился как Джессика, если вдруг телефон попадется маме. Перед уроками, после уроков, каждый вечер. Сесилия привыкла сидеть за столиком в «Старбаксе» и смотреть, как Катрин улыбается и хихикает, а пальцы летают по кнопочкам со скоростью света. Иногда Катрин опускала телефон и говорила: тебе надо это услышать – и зачитывала их переписку. Мобильник она не выпускала из рук, точно боялась, что контакт будет потерян навечно. Сесилия знала: добром это не кончится, нутром чуяла. Он часто спрашивал Катрин, сколько ей лет, велел об их переписке никому не говорить. Разве восемнадцатилетнему есть до этого дело? Может, и есть. И все же в глубине душе Сесилия знала – тут дело нечисто. Однако расстраивать Катрин не хотелось. И она просто смотрела, как разворачивается вся эта история, будто при замедленной съемке. – Все нормально? – спросил Август. Сесилия подняла голову. – Да, а что? – Просто ты эту палочку от мороженого красишь уже в десятый раз. И так хорошо. – Он указал своей кисточкой. И правда, палочка, которую красила Сесилия, уже намертво приклеилась к лежавшей под ней газете. Когда Джесси и Катрин договорились о первой встрече, Сесилия пошла тоже. Катрин, проявив некоторую слабость либо насмотревшись телевизора, попросила Сесилию пойти с ней, но постоять где-то в сторонке, пусть Джесси думает, что она пришла одна, как и договорились. Встречу назначили на Гранд-Арми-Плаза, у входа в Проспект-парк, там по субботам с утра фермерская ярмарка. К вечеру она закрывается, остаются разве что растоптанные помидоры. Людей полно. Такой был план. Катрин простояла почти час, потом плюнула и уныло приплелась к скамейке, где сидела Сесилия. Надо было тогда сказать родителям. Наверное, он пришел и понял, что их двое. Да и полицейские там ошивались около патрульной машины. Будь Джесси подростком, он бы к ним подрулил, как это сделал бы старший брат Катрин, с идиотским выражением на лице и испугом в глазах. Вот когда Сесилии надо было сказать. Если что-то подобное повторится теперь, она сразу закричит в полный голос. Чтобы никаких недомолвок, чтобы всем все сразу стало ясно. И только так. Август и Сесилия шли к автобусной остановке. В школе они задержались, помогали госпоже Школьник убрать поделки после сушки, подготовить для покраски новые детали – пришлось вырезать для платформы крошечные двери и окна. Августа пригласили к Стрикам на обед. Солнце висело над деревьями, заливая небо пурпурно-розовым светом, и приходилось козырьком прикладывать руки к глазам, чтобы защититься от слепящего сияния. – Вопрос можно? – обратилась Сесилия к Августу, тот перекладывал вещи в рюкзаке. – Угу, – промычал Август, не поднимая головы. – Ты гей? – Сердце Сесилии заколотилось, она вздрогнула от своего вопроса. Вот это выстрел, среди всего этого великолепия, яркого солнца и свежего воздуха. Август поднял голову. Такого вопроса он явно не ожидал. – Тебе это кто-то сказал? – Девочка спросила, из Парадного расчета. Семиклассница с веснушками. Я ответила, что не знаю. – Сесилия закрыла глаза, ее решимость растаяла с первой же попытки. – Если не хочешь, можешь не отвечать. Август застегнул рюкзак на молнию, закинул за плечи. Прядь волос попала под лямку, он мягко ее высвободил. – Меня давно об этом спрашивают. Какое-то время я думал, что так и есть. Но ответ – нет. Резко взвизгнули тормоза – какой-то парнишка едва успел остановить машину перед светофором. Как дети вообще доживают до взрослого возраста, просто чудо. – У меня в лагере есть подруга, она трансгендер, знаешь, что это? – Август говорил негромко. Он выпрямился, подошел на шаг ближе, чтобы она хорошо его слышала. Сесилия кивнула. В школе в Бруклине несколько ребят просили учителей называть их не «он», а «она», ее друзей среди них не было, так, просто любопытно. Она уставилась перед собой – густые деревья, пурпурное небо, ряды птичек на проводах. Это очень важный момент. Только без облома, сказала она себе. Не вздумай повторить ошибку. Потеряешь единственного друга. Никакого нажима. Никакого удивления или наезда. – Трансгендер – когда ты родился в теле, которое не совпадает с тем, что у тебя в голове. Моя подруга родилась мальчиком, все и считали, что она мальчик, но в душе она всегда знала, что она – девочка. Всегда, понимаешь? Еще в садике. Всегда знала, что она – девочка. – Август перенес центр тяжести с одной ноги на другую. Тоже нервничает. Из школы, шагах в пятидесяти, вывалилась стайка ребят, они громко смеялись. Голоса эхом отражались от деревьев. – Понятно, – сказала Сесилия. – Она. – Она, – подтвердил Август. – Именно так. Рассказать об этом нелегко, поэтому она молчит. Знает кое-кто в лагере да родители. Пока так. Сесилия тоже подвинулась и встала вровень с ним, а не друг напротив друга, ее бедро коснулось его бедра, они смотрели вперед, словно заявляя: в этом пространстве мы вместе, заодно, луч света в царстве Сидни Фогельманов. Локти тоже соприкоснулись, две точки в темноте. – Видно, она близкий тебе человек. – Очень близкий, – подтвердил Август полушепотом. – Совсем близкий? – прошептала Сесилия. – Как лучшая подруга? Эмили? – Ближе, чем Эмили. Это моя плоть и кровь. – Голос Августа был едва слышен. – Как ее зовут? Имя у нее есть? Говорят, что нет ни прошлого, ни будущего. Есть. Просто они не совпадают по времени. Прошлое – вот оно, смотри на него, если хочешь. Но фокус в том, что свое прошлое ты всегда видишь по-разному, и для двух людей оно всегда разное. Каждый видит мир своими глазами, через призму того, что произошло с ним до этой минуты. Да и в настоящем попробуй разберись. – Робин, – произнес Август. – Это мое среднее имя. И туда, и сюда. В смысле, имя и мужское, и женское. – Рада познакомиться, Робин, – сказала Сесилия. – Никому не скажу, клянусь. Никому на свете, пока буду жива, пока ты не разрешишь. Это важно, пусть Август это знает, пусть Робин знает. Раскрывать чужие тайны – больше никогда и ни за что. Ни подружкам, ни бабушке, никому. Сесилия чуть склонилась вбок, их головы коснулись. Видно, не ей одной хочется промотать ленту жизни вперед. Наверное, промчаться сквозь пространство в ту или другую сторону хочется каждому, главное, найти людей, которым с тобой по пути, чтобы с кем-то вместе. Из-за угла выехал автобус, описал круг, забрать детей после внеклассных занятий, водитель призывно нажала на гудок – я здесь, я вас жду. Сесилии подумалось, что громкий сигнал тревоги должен звучать всякий раз, когда школьник говорит, думает или делает что-то очень важное, от чего изменится вся его жизнь, о чем он будет вспоминать все свое взрослое существование. Всякий раз, когда шар в боулинге тяжелым накатом начинает свое движение. Но тогда бить в этот набат придется без передышки, целыми днями, и учиться будет просто некогда. Глава 29 Барбара Бейкер, покойся с миром Барбара была квакером, отпевание назначили в Приходе друзей Клэпхэмской долины, и там же, в подвальном помещении, – поминки. Астрид потащила с собой Портер и Сесилию, пообещав потом сводить их в кино, они взяли с собой домашнюю карамель, печенье и салаты с загадочной розовой заправкой – в церковных подвалах, независимо от вероисповедания, Астрид всегда угощали именно этим. В церкви к ним собиралась примкнуть Берди. Астрид из-за этого нервничала. Она и Берди были вместе в тысяче мест – в магазинах, в кино, во всех ресторанах города, в химчистке, в книжном магазине, в саду, в «Херон медоуз». В Клэпхэме и близлежащих городах пары геев и лесбиянок отнюдь не редкость, многие, как Берди и она, дожили до седых волос, эти пары завтракали в «Спиро», спорили о покупке нового шланга в хозяйственном магазине Фрэнка, рассматривали книги в магазине Сьюзен – занимались тем, что составляет каждодневную жизнь любого из нас. Однако тут дело обстояло иначе, тут был серьезный повод, люди держат своих супругов за руки и думают о том, как пройдут их собственные похороны. И Астрид нервничала. – Кто такие квакеры? – спросила Сесилия негромко, когда они открыли дверь из легкого дерева. – В смысле, что им уготовано – рай или ад? Портер пожала плечами. – Наверное, их религия – делай для других. Рай или ад тут ни при чем. – Рай! – воскликнула Астрид. – Почему не верить в рай? Абсурд, конечно, но разве вся наша жизнь – не абсурд? Рай – это пустыня, так? То, что ты получаешь после праведной жизни? – Ты веришь в рай, мама? – Портер застыла на месте. – Серьезно? В ангелов? По ту сторону двери большая толпа уже растеклась по всем церковным скамьям. Помещение довольно простое, окна с красными, желтыми и зелеными ромбовидными витражами. Наверное, так выглядят дошкольные заведения в Швеции, подумалось Портер. Тусклые, подсвеченные солнцем. – Нет, не в буквальном смысле, – ответила Астрид. – Но я не атеист. Мои прародители уехали из своей страны в поисках свободы. – Она закатила глаза. – Конечно, Барбара верила, что люди творят добро во имя господа. Боже, я просто цитирую рождественскую песню! Неподалеку от входа принимал соболезнования Боб Бейкер. Рядом с ним – похожая на Барбару женщина, с пером в завитых светлых волосах, букли спадали на щеки, как у ведущей на каком-нибудь сетевом телевидении – женщина явно сформировала свой образ в восьмидесятые и не желала с ним расставаться, и плевать ей, кто что подумает.