Ники так толком и не знал, что же сделала Сесилия. По словам ее лучшей подруги, Катрин, они с кем-то познакомились через интернет. Вместе, обе. Болтали с мужчиной, которого принимали за мальчишку. Потом поехали к нему на квартиру. Сесилия сказала, что она туда не ездила, а Катрин сказала, что ездила, тогда Сесилия сказала, что ездила, но ждала на улице или просто подобрала Катрин потом, и она все знала, знала с самого начала. Такое может случиться, есть мужчины, которые в интернете выдают себя за подростков и вполне могут взаимодействовать с его дочерью – этого Ники вынести не мог. И поступил так, как поступил бы любой родитель на его месте: выдернул из розетки шнур, а заодно и Сесилию. Не оставлять же ее в этой ядовитой луже, ходила она туда или не ходила – какая разница? Дети не меняются, сколько их не проси. Легче изменить погоду. У Ники хватило разума ни в чем дочь не обвинять. Все-таки от родителей нельзя требовать многого. Особенно от твоих собственных, которые тебя по-настоящему любят, во всех твоих проявлениях видят себя. Когда фильм вышел, Ники только что перебрался в общежитие Нью-Йоркского университета, и жизнь его – по сравнению с тем, какой была год назад, когда он подавал заявки на учебу, – коренным образом изменилась. Он стал молодым тусовщиком и пытался заполнить дыру, оставленную его отцом, всем, что можно засунуть в рот: части тела прекрасных девушек, бесконечные самокрутки, треп на дурацких вечеринках, попытки перекричать ди-джея в модных заведениях, а вокруг тебя танцуют актрисочки, все до одной – участницы круглосуточного шоу под названием «Пой и пляши, веселимся от души». Режиссер «Джейка Джорджа», мужичок в квадратных роговых очках со Среднего Запада, пообещал Ники, что познакомит его со своим приятелем, тоже режиссером, тот снимает фильмы потоньше. Приятелем оказался Роберт Терк, уже получивший статус легенды, хотя снял всего три фильма. Часть отснятого материала «Джейка Джорджа» ему удалось посмотреть, и он пришел от Ники в восторг. Как-то в пятницу вечером Роберт позвонил Ники и пригласил на скромную вечеринку, ничего особенного, несколько друзей. Ники три раза переоделся, после чего сел в поезд и поехал на север Манхэттена. Роберт Терк жил в здании со швейцаром на углу Уэст-энд авеню и Восьмидесятой улицы. В вестибюле – белый мрамор, у двери охранник, еще один – за стойкой, оба в фирменной одежде и шляпах. – Привет, – поздоровался Ники. – Я в гости. К Терку. Мужчины не улыбнулись, просто кивнули в сторону лифта. – Шестой этаж, справа в конце коридора. Было десять часов. Еще год назад Ники считал, что десять часов – не начало вечеринки, а ее завершение. У него в бумажнике лежала пара самокруточек, он знал, что ходить в гости с пустыми руками не годится, конечно, это самоделка, однако где в той части города можно купить косячок, он не знал, а рисковать не хотелось. Может, никто ничего курить тут и не станет, а если станет? Лучше быть готовым. Когда Терк позвонил, он попросил Ники никого с собой не приводить, мол, только для своих, и Ники приехал один. Он не возражал. Каждый так или иначе сам по себе, понимаем мы это или нет. Ники постучал в дверь, 6Е. Кто-то крикнул «входите», он повернул ручку и вошел. Квартира оказалась круче, чем он ожидал: подсветка снизу, ни пылинки, на всех стенах – обрамленные кадры из кинофильмов. – Есть кто-нибудь? – позвал Ники. Несмело шагнул в прихожую. – Привет. – В дверном проеме появилась голова Роберта Терка. – Сюда. Ники снял рюкзак и поставил на пол в прихожей. Сцепил руки. – Я слишком рано? Он подошел к двери и увидел за ней узкую кухню. Окна выходили во двор и смотрели на квартиры дома. Во всех горел яркий и праздничный свет, почти все – без занавесок, будто обитатели негласно договорились: свет важнее уединения. Роберт протянул Ники бокал вина. – Знаю, никакой телевизор не нужен, – сказал он. Стукнул с легким звоном бокал о бокал Ники, сделал большой глоток. – Молодец, что выбрался. Было ясно, что в квартире больше никого нет. Ники осушил свой бокал, оглядел книги на полках Роберта – то, что сейчас происходит, нормально? На щеках появился румянец. Роберт расхаживал у него за спиной, наблюдал за ним вблизи – так ходят в клетках животные в зоопарке, – лучше разглядеть, осмотреть под разными углами. – Можно быстро позвоню? – спросил Ники. – Забыл, что обещал позвонить подружке, будет потом пургу гнать, не против? Роберт указал в сторону спальни. – Телефон там. Вперед. – Он уселся на кушетку, заложил ногу на колено. Ники нырнул в комнату, прикрыл за собой дверь. Никакой подружки у него не было. Он взял трубку и позвонил маме. – Уже почти полночь, – напомнила Астрид, когда Ники, прикрыв трубку рукой, сказал, что это он. – Что случилось? – Я в квартире режиссера, – объяснил Ники. – Он пригласил на вечеринку, но кроме меня никого нет. Как-то странно. – Ясно. Наверное, Астрид в постели, читает на ночь книгу. Ники представил: глаза полузакрыты, перед ней раскрытая на середине книга. – Думаешь, мне уйти? – Ты взрослый человек, Ники! Откуда мне знать? Ты хочешь уйти? – Не знаю. – Ему хотелось, чтобы она ему сказала: «уходи». Чтобы сказала, что сейчас вызовет ему такси, и оно будет на всякий случай ждать внизу. Что готова прийти на помощь по первому зову, что бояться нечего, она всегда печется о его благе, она всегда рядом, как в детстве, когда он просыпался среди ночи, увидев страшный сон. – Не знаю, что хочу от тебя услышать. Астрид засмеялась. – Ники, дорогой, пожелай мне спокойной ночи. Я тебе доверяю. Выпей чего-нибудь. Все будет хорошо. Ники открыл дверь спальни, и Роберт улыбнулся. Он чуть сменил позу, и Ники увидел, что его джинсы в верхней части топорщатся, будто тянется к небу шалашик. – Гонит пургу, – сообщил Ники. Поставил бокал вина на кофейный столик. – Надо ехать. – Точно? – Роберт погладил пальцем промежность. – Я думал, мы познакомимся поближе, Ник. Мне кажется, у нас отличные перспективы. Начать можем прямо сейчас. – Он чуть подмигнул, и Ники понял – он действует так всегда, и результат почти всегда успешный. – Да, конечно, спасибо, обязательно. – Ники подхватил рюкзак, прижал к груди и заспешил к лифту. Лифта не было целую вечность, сердце колотилось так громко, что Роберт, наверное, мог услышать стук из своей квартиры. Ники проскочил мимо швейцара – по Уэст-Энду гулял ветер. Застегнувшись на все пуговицы, он побежал к Бродвею. Зачем бежать? Можно позвонить Джерри, кому-то из друзей, только для чего? Всю жизнь люди относились к Ники, как к картонной куколке, которую можно одеть, раздеть – эдакая занятная плоская игрушка. От его желаний на самом деле ничего не зависит – он стал актером, потому что у отца в глазах стояли слезы. Стал кинозвездой, потому что ему дали роль. Он танцевал с красотками и целовал их, потому что они были красотки, но главным образом потому, что они, как и он, притворялись, будто свои роли получили заслуженно, будто имели право выбирать. Фотографы знай себе щелкали, вот его рука лежит на бедре у модели, а потом свидание, а потом она стала его подружкой, а потом они расстались, даже не разделив трапезу, даже не узнав, как зовут их братьев или сестер. Русская баня пахнет солью, тускло блестит, все поверхности пропитаны влагой. Поры Ники раскрылись – шире некуда. Вот она выходит из него – вся злоба, вся его слабина, когда он позволял себе сказать «да», а надо было говорить «нет». В сотый раз перед глазами мелькнуло: он пробкой вылетает из той квартиры, а потом, сквозь пар и жар, привиделось другое: он садится рядом с Робертом и разрешает ему поиграть в картонные куколки. Ники тогда не знал, станет ли он родителем, женится ли и все прочее, однако точно знал другое: если это произойдет, он всегда будет слушать слабый голосок существа, которому дал жизнь, и постарается ответить на все его вопросы – и те, что будут заданы, и те, что стыдно задавать. Оттолкнувшись от полки, Ники поднялся, наполнил ведро и вылил на себя ледяную воду. Пора идти. Глава 25 Общими усилиями Контракт оказался скромнее, чем она поначалу думала. Венди проглядела его довольно быстро. В кабинете Эллиота они были вдвоем. Вот почему нужна помощница по дому: в придачу к ее работе с неполной занятостью у Венди имелся еще один бесплатный клиент – ее муж. Безусловно, «Бар красоты» предлагал хорошие деньги, лучше, чем любой другой бизнес на Мейн-стрит, однако речь идет об аренде всего на пять лет, с правом возобновления, а рост арендной платы на весь срок не мог превышать полпроцента. За все остальное должен платить владелец участка: уборка снега, кондиционирование воздуха, аренда во время строительства, на которое может уйти до девяти месяцев, – куда больше обычных трех. – То есть не годится? Так? – Эллиот захлопнул дверь кабинета, чтобы им никто не мешал. Он сделал карьеру на строительстве домов, фактически же просто управлял бригадами рабочих и супружескими парами, чьи проблемы обычно разруливали архитекторы и дизайнеры по интерьеру. Главные его хлопоты – объяснить клиентам, которые хотят перенести электропроводку и туалеты, что электричество и вода не возникают в стене по волшебству, их надо откуда-то подвести. – Это первое предложение, – сказала Венди. – Они тебя прощупывают. Эллиот кивнул. – Хорошо. Ладно. Что дальше? – Делаешь им встречное предложение, всю эту хрень выбрасываешь и говоришь, что именно тебя устроит, и если они не согласятся, с меня миллион долларов. Знаешь, какие у этой компании бабки, Эл? Миллиарды! Могут заплатить за все. Просто не хотят, если можно не платить. – А если согласятся? – Эллиот глянул в окно, на дереве друг за другом гонялись две белки. – Тогда придется строить? – Не раньше, чем подпишешь контракт, – заметила Венди. Эллиот потер руками челюсть. – И хочется, и колется. – Он походил по комнате. – С одной стороны, я за. Весь город изменится – благодаря мне. А с другой стороны, весь город изменится – и виноват буду я. – Новые предложения появятся, – заверила Венди. – Можем внимательней изучить обстановку, провести опрос, понять, чего люди действительно хотят. Им нужна красота? Пожалуйста. А возможно, что-то другое им нужно больше. Увидишь, Эл, это средненькое предложение значит, что в конце концов они предложат что-то стоящее. Нутром чую. – Венди открыла ноутбук и стала печатать. – Выкидываю все лишнее и начинаю сначала. Это я люблю. Инстинкт убийцы. Эллиот вскинул бровь. – Неужели? Венди не подняла головы. – Это же круто, Вен. Теперь она посмотрела на мужа. Эллиот медленно вернулся к своему столу. Управляющий сидел в конце коридора. Ничего не увидит и не услышит, тем более за закрытой дверью. – Я тебе скажу, что` круто. – У Венди дернулась нижняя губа. – Садись. Эллиот подкатился на кресле к ней, оба теперь сидели спиной к двери. Венди расстегнула джинсы – сначала себе, потом ему. – Спроси меня: «можно потрогать»? – велела она. – Можно потрогать? – Можно. Венди взяла руку Эллиота и просунула ее себе ниже талии. – А я у тебя и спрашивать не стану. Просто сделаю с тобой, что хочу, и будет тебе счастье. – Будет, – согласился Эллиот и сосредоточенно прикрыл глаза.