– Томико, милая, – слезы скатились по ее щекам, – помнишь меня? Я твоя мама. А это папа. Она не решалась улыбнуться, не веря собственному счастью. Увиденное казалось ей сном – ее малышка сидела перед ней живая и невредимая. Труп с раздробленными костями сменило тело, похожее на человеческое. Киоко боялась, что новое обличье ее девочки окажется кукольным, а конечности будут скрепляться с помощью шарниров, но и здесь Саша ее не подвел: тело было как настоящее. Касаясь щеки Томико, Киоко узнала эту нежную, слегка пористую кожу, ей были знакомы и эти карие глаза, и маленькие губы, и приплюснутый нос. – Девочка моя, – миссис Маруяма заключила ее в свои объятья и заплакала, – живая, моя родная! Почему-то муж не спешил присоединиться к ней, но женщину это не смущало. Не обращала она внимания и на тревожное молчание принца, смотревшего куда угодно, но только не на воссоединение семьи. Только одно насторожило ее в тот счастливый момент – Томико была безучастна и продолжала сидеть, сложив руки на коленях. – Что такое? – Киоко обхватила ее лицо. – Кто вы, миссис? Повисло молчание. Радость в Киоко бессмысленно боролась с озадаченностью и горьким осознанием истины. – Что? – Кто вы такая? Почему вы обнимаете меня? – спрашивала Томико без эмоций. Киоко шагнула назад, чувствуя, как тяжелеет сердце. – Что это значит? – Я не смог полностью сохранить вашу дочь. Извините, – только и ответил Саша. Мистер Маруяма, можно было подумать, ждал именно такого объяснения и остался холоден, хотя пару раз принц отметил, как дергался кадык у него на горле и сжимались губы. Но Киоко не была готова распрощаться с ложным счастьем, которое уже успело ее согреть: – Как это понимать? – Я не смог сохранить душу вашей дочери, а мозга и даже сердца недостаточно, чтобы полностью вернуть Томико. Отрицание Киоко сменилось гневом. – Что вы сделали с моей дочерью?! – Ничего. – Саша устало покачал головой, но даже искреннее сожаление в его голосе не могло успокоить несчастную мать хоть немного. – Уже никто не сможет с ней что-то сделать. Есть вещи, неподвластные людям. Даже мне. Я не бог, а душа не тело. Ее невозможно воссоздать. Душа – пламя свечи. Оно погибнет, как только свеча растает. То же самое происходит с людьми. В вашем случае свечу порубили, и пламя погасло. Я пробовал вернуть его и раньше. Даже у меня ничего не получилось. Мне жаль. Киоко тряслась от охвативших ее противоречивых чувств. – Даже вам? Вы же просто мальчишка. Господи, на кого же я понадеялась! Вы просто сделали из моей дочери безжизненную куклу! – Я воссоздал ее интеллект, тело и даже привычки. – Но это не Томико! – Крик Киоко смешался с рыданиями. – Вы просто… – Она сглотнула, найдя утешение на груди обнявшего ее мужа. – Вы же… подарили нам надежду. – Я понимаю вас. Люди на вашем месте могут и будут надеяться даже на немыслимое чудо. Но я не бог, повторюсь. Вернуть душу невозможно. Мы не видим ее, мы не можем за нее ухватиться. Мы не знаем о ней ничего, а ведь именно она несет в себе настоящую жизнь. Проблема здесь в связи с телом. У Томико ее больше нет. Простите, что обнадежил вас. – Это не моя дочь! Как прикажете жить с этим… роботом? Вы создали монстра! Точную копию моей девочки, а внутри пусто! Вы… вы жестокий человек! – Простите… – только и шептал Саша. – Оставьте этого робота себе, но переделайте лицо, поняли?! И отдайте тело – настоящее тело! – моей Томико. Лучше я кремирую его, чем оставлю для ваших безжалостных экспериментов… Да?! Вы просто экспериментировали над моей девочкой?! – Киоко, успокойся. Он сделал все, что мог. – Мужчина медленно тянул ее к выходу, но женщина вырывалась вперед, словно хотела наброситься на поникшего Сашу. – Уничтожьте это лицо! Слышите? Уничтожьте! Это не Томико. Это издевательство над нашими чувствами! Крики, рыдания и проклятия были слышны даже с первого этажа. Киоко продолжала сыпать ими и в машине, в которую ее силой посадил подавленный муж. Даже когда машина отъехала, Саша не мог вдохнуть полной грудью и смотрел на свое человеческое творение в гробу. Оно смотрело на него пустым взглядом. Саша приблизился к нему, обхватил края гроба, нежно улыбнулся и заговорил заботливым голосом: – Ничего. Я немного доработаю тебя. С эмоциями, погляжу, туго. Без верхнего слоя кожи будет удобнее, чтобы в случае чего менять конечности. – Так значит, это были мои родители? Мама и папа, которые меня родили? Почему они ушли? Что значит «Томико»? – Поскольку я, скорее всего, сотру твою память, скажу – это твое настоящее имя. Но временное. – Почему временное? – Потому что после перезагрузки тебя будут звать по-другому. – Зачем меня перезагружать? – Чтобы ты стала другой. Свободной от Томико, которую они ожидали увидеть. – А какое имя вы мне дадите? Саша помедлил с ответом: – Анко. Изменим тебя, но этим именем хотя бы сохраним твои японские корни. Он подошел к компьютерному столу, поднял руку над монитором, чтобы отключить камеру, когда услышал: – А я у вас первая? – Нет, но ты первая, кого я решился включить. – Значит, есть другая первая? – Да. Моя подруга Жанна. Но ее настоящей, как и тебя, больше нет. – Почему нет? Тяжелый вздох. – Ее убили. Убили вместе с множеством других людей. Запись закончилась. 26 Самый богатый человек в мире Столицу Делиуара незамысловато назвали в честь страны. Дирк Марголис назначил встречу в собственном «Гранд-Делиуар» – самом элитном и дорогом отеле, в котором Александру доводилось бывать. Двадцатиэтажный замок, поделенный на два крыла, чем-то напомнил ему Саейдский дворец, но тот был меньше в полтора раза и выглядел серым пятном на фоне отеля. Когда принц прибыл на место, уже темнело, и теплая подсветка под каждым окном облачала величественное здание из красного, намеренно состаренного кирпича в золотые оттенки. У входа его встретила портье, открыла двери и поклонилась. – Прошу, сэр. Александр вошел в лобби. Несмотря на начальную цену за номер в тысячу фунтов за одну ночь, отель напоминал живой организм, в котором без остановки сновали жильцы, горничные, коридорные и прочая обслуга. – Я провожу вас, Ваше Высочество. – Девушка в красном классическом костюме с бабочкой взяла его небольшую сумку с вещами и проследовала к лифту. Они вышли на двадцатом этаже. – Мистер Марголис просил вас лично подойти к его номеру – 2021. Ваш номер 2022. Вот карточка. – Но я только в гости. Ничего большего. – Таково веление мистера Марголиса. – Девушка улыбнулась ему и вернулась в лифт. – Однако он просил для начала заглянуть к нему. Приятного вам вечера. Дверь кабинки закрылась. Александр нашел нужный номер и поднял кулак, намереваясь постучать, когда дверь открылась сама. Он встретился лицом к лицу с юношей своих лет. Несмотря на аристократическую бледность и изнеженность, довольно потрепанным, в брюках, расстегнутой рубашке и с пиджаком в руке. Он оценивающе оглядел принца с ног до головы и прошел мимо, оставив того в полном замешательстве. – Не стойте в дверях, дорогой гость. Прошу, проходите. И Александр зашел в номер. Мужчина его роста и пятидесяти лет на вид застегивал белую рубашку. Красный галстук и серый пиджак лежали на неубранной постели. Через высокие окна номера весь город был как на ладони, полюбоваться его видами можно было как из встроенного в пол джакузи, так и из живого уголка. Сам номер, казалось, занимал четверть этажа. – Здравствуйте, – сдержанно приветствовал мужчину Александр, не желая даже предполагать, что только что здесь происходило.