Саша развел руками. – На то это и неведение. Но я все-таки скажу кое-что: беги от своей сестры. Она погубит тебя. Твое безволие – только начало. Уже скоро она попытается стравить нас. Попытается убить меня. А затем начнет войну. – Что ты такое говоришь? – Александр встал с кресла с легкой дрожью. – Ты спрашивал у нее о «Зазеркалье Нашей Реальности»? – Да. Она сказала, что не знает… – Она солгала. Она знает все. Сомнения бушевали в Александре несколько секунд. Он уже успел понять, что германский принц не из лжецов. Единственное, что не давало ему принять услышанное, – слепая беспочвенная надежда и вера в относительность зла. – Зачем ей война? – спросил он потерянно. – По природе своей жадным и властным людям не нужны на то причины. Задайся вопросом, чего ты желаешь на самом деле. Какой смысл чего-то желать, если ты знаешь, что оно недостижимо? Но и знание – сомнительная вещь, в неустойчивости которой Александр убедился всего за один разговор с Сашей. – Я желаю уехать отсюда куда-нибудь далеко. Чтобы рядом был близкий мне человек. И я хочу узнать, кто убил маму. Саша глубоко вздохнул. – Даже после всего, что она сделала, ты будешь искать ее убийцу? – Она моя мама, Саша. И она не была виновата в том, что стала такой. Разве тебе самому не хочется узнать, кто убил всех участников Съезда Мировых Лидеров? – Мне достаточно той правды, которую я знаю. Из-за нее я был вынужден сидеть в своей комнате четыре года, а все остальное время родители прятали меня. Стеснялись моего врожденного слабоумия. Но в один миг все изменилось. * * * За восемьдесят лет бункер Рейхсбан сменил не одного хозяина и не одно назначение, и вот в 2031 году пережил свое последнее преображение, став частным музеем современного искусства. Внешне ничем непримечательное грязно-бежевое пятиэтажное здание со стенами толщиной два метра и ста двадцатью помещениями превратилось в царство минимализма и уже мало чем напоминало бомбоубежище времен Второй мировой. Грандиозное перевоплощение исторического здания не обошло стороной короля и королеву, которые не только пригласили правителей Российской империи и их дочь Жанну, но и привели своего сына Сашу, предварительно, якобы в виде шутки, надев на его лицо детскую маску с кошачьей мордочкой. Ни на секунду они не отпускали его руку. – Проходите, дамы и господа! – Новоиспеченная хозяйка, прославленный чудаковатый дизайнер Монелла, провела гостей в вестибюль. Нетронутый со времени последней продажи бункер оставался все таким же, разве что бетонный пол сменил паркет, а в конце зала по стенам ползали гигантские искусственные муравьи, словно сплетенные из пряжи. Жанна взвизгнула, вцепившись в Сашу так, что тот едва не выронил мячик. Но принц был спокоен и мотал головой, словно пытаясь найти причину ее беспокойства. – Ну что ты, милая, – махнула Монелла рукой. – Они не живые. Двигаются взад-вперед, но со стен не слезают. Здесь безопасно, вещей минимум. Не люблю захламление. Недоверчивая Жанна медленно ослабила хватку, поглядывая на женщину в очках. Монелла натянуто улыбнулась и экскурсия продолжилась. – Знаете, в древности считалось, что мир был создан с применением всего трех цветов, но каких – не уточняется. Этот же принцип, по слухам, использовался в одном довоенном проекте, тогда их называли цветовыми кодами. Но тогда завершить его не было возможности. – Что за проект? – поинтересовалась Инджеборг. Саше показалось, что она спрашивает из вежливости и сама знает, о чем речь. – Неизвестно. Но говорили, что это может изменить мир. – Не в лучшую сторону, – бросила Инджеборг. Монелла слегка удивилась ее порывистому ответу. – Я хочу домой, – прошептала Жанна маме, поднявшись на носочки. Но ее услышали все. – Хорошо, – согласилась королева Мария. – А ты, Саша? – спросила Инджеборг. – Хочешь подождать нас в машине? Мальчик лишь кивнул. – Только спускайтесь по лестнице. Жанна, ты отвечаешь за него. Сашу немного удивил наказ мамы, но Жанна, обрадовавшаяся приятной компании, взяла его за руку и побежала к лифту. – Но мама сказала… Жанна надула щеки. – И что? Хочу на лифте. Сейчас быстренько доберемся до первого этажа. Не глядя она нажала на самую нижнюю кнопку. Дверца плавно закрылась, не издав ни звука. Лифт медленно спустился по шахте. Дверца открылась. Впереди показался глубокий заброшенный коридор. Во тьме можно было различить очертания углов и края стен, выделяющихся на фоне голубоватого свечения, исходящего от поворота в самом конце. – Ой! – Жанна взглянула на панель. По ошибке она выбрала самый нижний этаж, не отмеченный ни буквой, ни цифрой. Сашу ее ошибка словно не волновала: он был увлечен мячом, который подкидывал. – Мы не туда приехали. Нам нужно наверх. Мячик выскользнул из рук Саши. С глухим стуком он ударился о бетонный темный пол и укатился в коридор. Из-за маски Жанна не видела лица маленького принца, но его подозрительное молчание и бездействие натолкнули ее на мысль, что он сомневается. – Поехали отсюда. Родители купят тебе другой мячик. – Нет, – глухо ответил Саша. Мяч, подаренный ему особенным, самым богатым человеком на Земле, которого Саше посчастливилось однажды увидеть у себя дома, не был обычным. Прыгучесть мячу придавала прозрачная резина, и даже она казалась Саше волшебной. Благодаря золотым вкраплениям и алмазной пыли на солнце мячик светился всеми красками, радуя маленького принца так, как не могло обрадовать его ничто другое. Саша никогда не боялся темноты. Он смело вышел из светлого лифта под испуганные возгласы подруги и зашагал к концу коридора, где поблескивал мяч. – Саша, пойдем обратно! Нужен тебе этот мяч! Пожалуйста, пойдем! – взмолилась Жанна, едва не плача. – Пойдем! Ну же! – Иди сама. Жанне было стыдно признаться, что тогда ей здорово достанется, но она знала, что если их хватятся и найдут на нижнем этаже, проблем будет гораздо больше. Она решилась на маленькое предательство для общего блага: вернуться и рассказать обо всем родителям, не забыв упомянуть об упрямстве непослушного Саши. Да, так она и сделает. Двери лифта закрывались, но Жанна до последней секунды через уменьшающуюся расщелину наблюдала за удаляющимся другом. Надеялась, что он испугается оставаться один в темноте, среди холодных голых стен и зловещей тишины. Но Саша даже не вздрогнул, и Жанна уехала одна. Он стянул маску. Наконец можно свободно дышать. Сыро, воздух режущий и холодный. Каждый глухой шаг и вздох возвращались к нему эхом. Он взял с пола испачканный в цементе мячик и заботливо вытер его о белую рубашку. Внимание привлекло голубоватое свечение за последним поворотом. Интересно, что это может быть? Саша двинулся вперед. Коридор закончился. Перед ним открылся огромный зал. Теперь Саша понял, откуда шло свечение – это светились капсулы со стеклянными крышками, не менее трехсот штук. Некоторые из них просто потрескались, некоторые были сломаны. Мелкие и крупные осколки стекла усеяли весь пол, жалобно хрустя под твердой подошвой ботинок Саши. Его отражение приближалось в каждом ромбовидном стеклышке, которыми была облеплена дальняя стена. Рядом с ней на разгромленных столах стояли заброшенные компьютеры. В центре стены, внизу, на уровне пояса, поблескивала плоская ромбовидная пластина размером с чайный пакетик. Саша встал перед ней. Только он решил, что цвет пластины алый, как он сменился на сиреневый, затем на белый и так снова и снова с самого начала. Завороженный сменой цветов, Саша осторожно коснулся ее, обхватил по краям и потянул на себя. Треск. Пластина вышла из своего гнезда. Саша улыбнулся новой блестяшке. Не успел он отправить ее в карман, как услышал расходящийся по стене треск. Стекла друг за другом откалывались по краю. Пластина больно обожгла его руку. Когда он осознал, что пора бежать, было поздно: последнее, что он увидел, – взрыв, всплеск осколков. Ударная волна припечатала Сашу к дальней стене. Он упал на пол. В глазах мерцали огни. По подбородку стекала кровь. Несколько крупных осколков торчали из его живота. Он проснулся в больнице в окружении семьи и даже не сразу понял, почему они так обеспокоены. Они говорили о разном: неизвестный взрыв, его чудом спасли, а бункер закрыли. Затем мама приблизилась к нему. В ее глазах читались непонимание и испуг. – Сынок, твои глаза… Со временем Саша стал забывать, что до взрыва они были зелеными, – настолько он привык к красным. Впрочем, он не помнил многих вещей, но одно было словно выгравировано в его памяти – пластина. – Сынок, – обратилась к нему мать в один из приемных дней, – тебе стоит поесть. Врачи говорят… – Я не голоден, спасибо, – ответил он резко и отстраненно. Он лежал на спине с самого утра, глядя в потолок, и не мог понять, что в нем изменилось: привычные ценности – игрушки, милые питомцы и все, что делало его счастливым, потеряли смысл. Словно затерялись в густом тумане. И Саша не хотел ничего искать. Это были просто свидетельства детской наивности. – Так вот, врачи говорят… – «Этот мальчик, кажется, слабоумный. Он выглядит странно. Я не уверена, что он вообще мальчик, ты видела его лицо? Может, он нимфае? Сразу и не поймешь, внешне ведь это не проявляется» – вот что они говорят, мама. Королева сидела, приоткрыв рот, до тех пор, пока Саше не надоело ее удивление и он не встал с постели. – Ты… все запомнил? – Лучше бы не запоминал. – Но к-как? Казалось, ее глаза вот-вот выскочат из орбит. Она смотрела на сына, не чувствуя, что перед ней он. Тон его переменился, взгляд стал умнее, ум – острее, и даже в движениях сквозила уверенность. Саша сам заметил это, и все же не мог до конца вспомнить, каким его знала мать до этого момента. Чем больше он погружался в себя нового, тем мутнее становились воспоминания о нем старом. – Просто запомнил. Как-то само вышло. Мама схватилась за сердце и, улыбаясь, издала какое-то подобие крика. Ее поведение нисколько не удивило Сашу. Не замечая ее дрожи и счастья, написанного на лице, он прошел к шкафу и переоделся.