На следующий день ее головная боль утихла, однако кровь все так же медленно и лениво текла по жилам. Жанне казалось, что стены покоев, завешенные шпалерами, давят на нее. Вместо сидения за туалетным столиком она позвала пришедшего Берье сопровождать ее на прогулке. Жанна решила походить по фруктовым домикам, где в воздухе пахло вишнями и абрикосами, и эти ароматы почти заглушали зловоние дворца. – Николя, жду от вас рассказа о происходящем. До меня долетают разные слухи. Говорят, будто кукла по-прежнему пишет и подает иные «признаки жизни». – Эти слухи мне известны, но в них, конечно же, нет ни капли правды. – И тем не менее расскажите, чем порождены эти слухи. Я хочу знать все подробности. Берье почесал подбородок. Таким измотанным Жанна его еще не видела. Лицо генерал-лейтенанта стало похожим на восковую свечу. Впрочем, она и сама выглядела не лучшим образом. – Служанка зашла в комнату, где находится кукла, и заявила, что та передвинулась с места, куда ее поставили, ближе к окну. Это явно вранье, или же девка просто забыла, где кукла находилась прежде. С тех пор слухи пошли множиться. На стенах комнаты якобы появилась надпись. Если и так, я уверен: это чья-то гнусная шутка, но… – Какая надпись? – Кукла грозится, что не прекратит писать до тех пор, пока похититель детей не будет найден… или что-то в этом роде. Точные слова я забыл. Чушь полнейшая! Естественно, у куклы отобрали перо и чернила. Так что новых надписей не будет. Жанна почувствовала странный холод внутри. – Что еще? – Честное слово, маркиза, это все. – Что еще, Николя? Берье вытер вспотевший лоб и заговорил тоном человека, которого принудили: – Две служанки, проходившие мимо, утверждали, что слышали, как кукла поет. Некий лакей почуял запах мочи, словно кукла справляла малую нужду. Но мы-то знаем: в Версале повсюду пахнет мочой. Как бы то ни было, сегодня утром куклу тщательно осмотрели люди из Академии наук. Они подтвердили слова доктора Рейнхарта: кукла способна писать лишь то, на что ее настроили. Действовать по-другому она не может. У нее попросту нет мозгов, чтобы писать собственные послания. Скажу вам больше: она не может и двигаться по своей воле. Все ее движения обусловлены заводом пружины. Слова Берье звучали убедительно, но не вязались с тем, что Жанна видела своими глазами. Два послания, написанные куклой, причем второе она написала без какого-либо вмешательства Рейнхарта. Жанна сорвала грушу и прижала к щеке. Кожица груши была нежнее ее кожи. Жанне вдруг отчаянно захотелось увидеть Александрину, обнять, вдохнуть запах волос дочери – удивительный запах молока и мыла. Возникло желание привезти девочку в Версаль. Но где Александрине безопаснее: здесь или в Париже? – Меня навещала супруга маршала де Мирпуа. По ее словам, парижане требуют, чтобы им показали куклу. В ней видят не то оракула, не то вестницу отмщения за исчезнувших детей. – Да, это мне известно. Безумие, конечно, но третье сословие всегда легко поддавалось эмоциям. «Особенно когда их дети продолжают исчезать», – подумала Жанна. – Получается, мы имеем дело с настоящим бунтом? Берье болезненно поморщился: – Есть определенные трудности, но мы сумеем утихомирить народ. – Каким образом? Вы узнали, кто похищает детей, и готовы их арестовать? – Речь не о похитителях, а о подстрекателях. – Поясните. – У нас есть основания полагать, что распускание слухов о пропадающих детях – дело рук шайки пришлых негодяев, вздумавших бунтовать против королевской власти. – Да? И кто же они? – Разный сброд из сельской местности. Мои люди выявили горстку потенциальных зачинщиков. Они не впервые стараются раскачать народ на бунт. Один обещал заплатить ремесленникам, если те будут орать, что во всем виновата полиция. Дескать, мои люди сами похищают детей и привозят в Версаль, поставляя кровь… – Берье понизил голос, – королю. – Боже милостивый! Вы сообщили Людовику? – Еще нет. Мы продолжаем собирать сведения. – Зачем эти люди делают столь абсурдные заявления? – Пока трудно сказать, – покачал головой Берье. – Мы опасаемся, что дело может оказаться серьезнее. Возможно, готовится заговор, дабы обрушить государство и заставить народ восстать против короля. Естественно, заговорщиков ждет поражение. Виновные будут выявлены и наказаны самым строгим образом. Но нельзя исключать, что доктор Рейнхарт, швейцарец по происхождению, является одним из них. И послания, написанные его куклой, были частью упомянутого замысла. – Говорите, нельзя исключать? – Жанне было трудно совместить облик худощавого, странного вида часовщика с обликом бунтаря, раздувающего гнев среди народа. – Но ваша «муха» не нашла ничего, что указывало бы на интерес Рейнхарта к подрыву королевской власти. Разве его странности – достаточное основание, чтобы считать его мятежником? – Для меня очевидно одно: она не выполнила возложенное на нее задание. Я должен был бы сразу отклонить ее кандидатуру, как только узнал… Мы с ней еще поговорим. – Узнали… что? Что она была проституткой? Так половина ваших «мух» – проститутки. – Жанна покачала головой. – Нет, ваша теория меня не убеждает. Мадлен не обижена умом, а часовщик вовсе не анархист. – Почувствовав усталость, Жанна присела на скамейку. – А вот куклу необходимо уничтожить, дабы предотвратить дальнейшие беспорядки и появление новых слухов. – Целиком с вами согласен, маркиза, однако решение принимаю не я. У вас в этом деле гораздо больше влияния, чем у меня. Уже нет. – Я попробую еще раз, но до сих пор все мои попытки убедить Людовика терпели неудачи. – Тогда, быть может, вы сумеете убедить короля отдать часовщика под суд. – Людовик отказывается его судить? Почему? – резко спросила Жанна. – По словам короля, это ничего не даст, учитывая, что Рейнхарт продолжает отрицать свою вину. Возможно, Людовик проявляет к нему неуместное сочувствие. – Что успел сказать часовщик? – Очень мало, хотя его и подвергли пыткам. Жанна содрогнулась внутри, представив хруст ломающихся костей. – Он продолжает отрицать свою причастность? – Да. По-прежнему утверждает, что не несет ответственности за послания. Он либо безумец, либо из более крепкого теста, чем мы думали. – Или же говорит правду. Берье скривил губы, явно сомневаясь в таком варианте. – Есть еще слухи и догадки? О кукле? О детях? – Ничего такого, о чем стоило бы говорить. Жанна слегка улыбнулась: – Николя, вы же знаете: самое лучшее – рассказывать мне обо всем. Я люблю быть в курсе всего. Берье поерзал на скамейке: – Как и всегда в Версале. Обвинения в черной магии, не имеющие под собой никакой почвы. – То есть обвиняют меня. Говорите напрямую. – К сожалению, маркиза, да. – Подробности? – Перехватили очередное «закидывание удочки», не успевшее достигнуть вас. Учитывая ваше нездоровье, я не решился вас тревожить. Там утверждалось, что это вы управляете куклой, дабы облыжно обвинить короля и отвлечь внимание от ваших… действий. – Каких действий? – Употребление крови похищенных детей для восстановления вашего пошатнувшегося здоровья. – Берье помолчал. – Правда нелепо? Жанна закрыла глаза. Ее обступила чернота. Казалось, еще немного – и она упадет в обморок. – Да. И в самом деле нелепо. Людовик знает об этом «закидывании»? – Увы, да. Ему сообщили. По ее спине пополз холодок. Не потому ли король ни разу не зашел к ней? Неужели поверил в правдивость слухов? – Вы обязательно найдете авторов этого возмутительного стишка. – Разумеется, – кивнул Берье. – Это моя обязанность. – Доказательства, Николя. Мне нужны доказательства, иначе король откажется действовать, как часто отказывался раньше. А вы придумаете объяснение того, что в действительности случилось с этими детьми. – Маркиза, уверяю вас, мы прилагаем все силы. – Ваших заверений больше недостаточно. Эту печальную историю о пропавших детях надо прекращать, равно как и историю с проклятой куклой. То и другое дурно влияет на мое здоровье и репутацию короля. На вашу карьеру тоже.