– Я в порядке, – сказала я наконец. И отчасти этот ответ был искренним; я удивилась, что это действительно может быть правдой. – Кажется, это было правильно, – сказал Лео. – В каком смысле? – Судьба вмешивается тогда, когда больше некому. На это я ничего не ответила. Помолчав, произнесла: – Мне нужно идти, Лео. – Слушай, – произнес он, выждав немного. Я представила, как он проводит рукой по волосам, рядом стоит чашка кофе. – Может быть, ты не против поужинать или что-то в этом роде? Мы играем концерт в… – Лео, – протяжно и негромко выговорила я его имя. – Я не знаю. – Хорошо, – согласился он, снова неловко поерзав на другом конце линии. – Что ж, если передумаешь… – Мне нужно идти. Может быть… я не знаю. Если у нас с Лео все должно было сложиться, я знала, что так и будет, независимо от того, как сильно я буду сопротивляться или как сильно он будет настаивать. И на этом я оборвала звонок и разжала хватку на краю скамейки, разминая кисть, пока кровообращение в ней не возобновилось. После бурного лета в Клойстерсе сейчас, в конце августа, в парке снова было тихо. Не было групп людей, разлегшихся на пледах, не было читателей, рассеянно качающих сандалиями, не было детей, гоняющих мячи. Я была одна, компанию мне составляли лишь ветерок с Гудзона и прочная каменная стена Клойстерса позади меня. Я заметила, что травы начали высыхать и приобретать коричневый оттенок, как в тот день в Уолла-Уолла. Он – мой отец – был бы счастлив увидеть все, чего я здесь добилась. Я подумала о том дне, о том, как он сказал мне твердо и уверенно: «Это не твоя вина». До приезда в Клойстерс я не верила ему. Я не могла верить. Поэтому похоронила стыд, опустошение и вину как можно глубже, за пределами моей памяти и моей жизни в Уолла-Уолла, за пределами даже моего собственного горя. Но это лето вскрыло все, и сейчас, под предосенним солнцем, я наконец-то смогла увидеть правду. Мой отец был прав с самого начала. Это была не моя вина. Эта судьба была предназначена для меня, она должна была найти меня в любой момент, как бы долго я от нее ни пряталась. В конце концов, я решила не слушать сообщения, которые оставила мне Рейчел. Я удалила их все, чтобы у меня не было соблазна вернуться и послушать ее голос, мелодичный и слегка тягучий. Я стерла и ее текстовые сообщения, потому что мне было невыносимо их видеть. Но фотографии я сохранила. Я оставила их на телефоне, чтобы помнить, каким было это лето, какими были мы, какой я была до этого. Тем вечером, по возвращении в квартиру Лоры, после того как ее парень приготовил ужин, а я вымыла посуду, я достала из сумки ноутбук и положила на колени. Затем открыла статью, над которой работали мы с Рейчел, и выделила курсором ее имя. С минуту я разглядывала ее имя на синем фоне с мигающим в конце курсором, а потом нажала «Удалить». Затем без лишних раздумий отправила статью на публикацию. Статью, единственным автором которой была указана я. Из сумки, которую я задвинула под диван, где я спала, я достала потертую кожаную коробку, перевязанную зеленой лентой, и открыла ее. Внутри лежали карты, полная колода. Я коснулась пальцем верхней карты, «Влюбленные», и почувствовала ее историю. Свет блеснул на кольце, которое Рейчел купила мне в магазине Стивена и которое я носила с того дня. Я стянула его с пальца и вышла из квартиры Лоры на берег Ист-Ривер. Там, любуясь панорамой Манхэттена, бросила кольцо в солоноватую воду. Глава 29 Статья вышла в декабре. К тому времени у меня уже был собственный кабинет в Клойстерсе – совсем маленький, но, тем не менее, мой. И к тому времени, когда первый снег окрасил в бурый цвет кончики травинок в парке Форт-Трайон, никто больше не упоминал ни Рейчел, ни Патрика. Только я помнила каждую подробность того лета. И каждую весну наступал вечер, всего один, когда я шла домой ночью по сверкающим, многолюдным улицам Нью-Йорка, и теплый ветер возвращал мне эту память. Даже когда я перестала весенними вечерами возвращаться домой пешком, этот ветерок настигал меня сквозь окна квартиры или в шуме приближающегося поезда метро – непрошено, среди полного штиля. Я была обязана всем тому лету, которое все стремились забыть. В марте приглашения в докторантуры посыпались десятками, и бесчисленные кафедры готовы были принять меня и чествовали мои достижения. Статья получила широкое признание и щедрые отзывы. Никто, конечно, не упомянул о предыдущих отказах, полученных мною. Все, как и я, верили, что время, проведенное в Клойстерсе, изменило меня. Я знала, что так оно и было. В конце концов я решила поступить в Йель, но не потому, что там витал призрак Рейчел, а потому, что там была Аруна, а она стала для меня самым близким человеком после моей семьи – во всяком случае, на тот момент. В течение нескольких месяцев карты лежали в коробке нетронутыми, пока Аруна не предложила мне подумать о том, чтобы продать их в Бейнеке на частной распродаже, где никто не станет задаваться вопросом об их происхождении. Сумма, на которую мы согласились, была достаточно большой, чтобы я могла спокойно жить в Нью-Хейвене, зная, что мне не придется брать дополнительную работу или ссуду, чтобы прокормить себя во время учебы в аспирантуре, а возможно, даже дольше. Во второй год учебы в Йеле я снова посетила симпозиум в музее Моргана, на этот раз вместе с Аруной. Там я встретила Карла Гербера, куратора отдела эпохи Возрождения, из-за отъезда которого я попала в Клойстерс, к Рейчел, к Патрику, к теням моего прошлого. Он был мягким и добрым и выразил сожаление по поводу ситуации, в которую по неосторожности втянул меня. – Но, – сказал он, когда мы пили кофе между заседаниями, – я думал, вы знали. Знали, что меня не будет. Конечно, это было заранее оговорено – мой отъезд. И тут меня осенило, что, возможно, Патрик подстроил весь этот гамбит. Что момент, который я считала судьбой, момент, когда он постучал в дверь Мишель, на самом деле был срежиссирован. Может быть, причиной тому было имя Линграфа в моем резюме. – Это Патрик все устроил? – спросила я. – О нет, – произнес он, понизив голос. – Это сделала Рейчел. Это она помогла мне получить тем летом работу в коллекции Каррозза, в Бергамо. Она сказала, что вы придете в Клойстерс. Она была уверена в этом. И в том, что о вас позаботятся. Ей очень хотелось увидеть, чему вы могли научиться, работая с Линграфом. Он предложил мне сигарету, и я взяла ее, глубоко затянувшись. Линграф, как оказалось, не дожил до публикации статьи и даже до холодных ветров, которые обрушились с Каскадов той зимой после моего лета в Клойстерсе. Он умер от сердечного приступа в своем домашнем кабинете, через месяц после моего выпуска из Уитман-колледжа. Ему было восемьдесят девять лет. В результате мне не суждено было узнать, связалась ли Рейчел с ним, рассказал ли он ей обо мне, почувствовала ли она во всем этом хоть какую-то, пусть самую малую, но возможность. Открытие, которое могло бы бесповоротно изменить ее и мой мир. Прошлое, как я теперь знаю, может рассказать нам больше, чем будущее. Этот урок я усвоила еще до того, как переступила порог Клойстерса. Я знала, что этот день, эта полоса асфальта, навсегда изменит меня. И хотя карты рассказали мне так много, оставались еще некоторые пробелы, которые нужно было заполнить. Так, просматривая микрофильмы в Нью-Йоркской публичной библиотеке, я узнала, что родители Рейчел любили кататься на яхтах класса «Лазер». Узкие, с мелкой осадкой, которые были популярны в гонках. «Лазеры», однако, порой создавали проблемы, потому что в их корпусах были две сливные заглушки: одна на корме, которая, если ее не закрыть, сразу же заливала яхту водой, а другая, расположенная в кокпите, заставляла лодку погружаться в воду постепенно. Как выяснилось, несчастные случаи с суденышками на озере Лонг-Лейк происходили очень часто, но утопления случались редко. Из-за этого расследование гибели родителей Рейчел и ее чудесного выживания занимало полицию и журналистов Джонсбурга в течение нескольких месяцев. Самым главным вопросом было, как вторая заглушка, та, что должна была находиться в кокпите лодки, оказалась в мусорном контейнере ресторана, где в тот вечер обедали Рейчел и ее родители? Полиция, естественно, опросила всех. Но никто из сотрудников или посетителей не мог вспомнить, чтобы кто-то заходил на борт их «Лазера», пришвартованного к деревянному причалу, где ветер и волны бились о скрипучие пластиковые бамперы… кроме, конечно, Рейчел. Не найдя ни мотивов, ни свидетелей, полиция в конце концов прекратила поиски. Это решение, несомненно, было обусловлено вмешательством адвоката семьи Мондрей, который в довольно строгих юридических выражениях попросил полицию дать семье время на скорбь. Рейчел, в конце концов, тоже пострадала в результате крушения яхты. Ей просто, как сказал главный следователь, чрезвычайно повезло. Удача. Luck. Вероятно, от средневерхненемецкого слова glück, означающего везение или счастливый случай. Удача – просто другое слово для обозначения судьбы. Рейчел, как я знала, не верила в удачу. И, читая статью, я буквально видела, как она достает спасательные жилеты и оставляет их на причале. Я видел, как она поднимается на борт яхты ближе к концу ужина, чтобы вынуть пробку из кокпита. На этом несчастном случае повсюду были заметны отпечатки пальцев Рейчел. По ее расчетам, насколько я поняла, оставался неплохой шанс, что ее родители выживут. Но если повезет, то выживет она. А они – нет. Она была права, когда сказала, что мы одинаковые. Но я бы отдала все, чтобы изменить судьбу своего отца. Рейчел, конечно, не испытывала подобных угрызений совести. Карты, которые я раскинула в ту ночь в Лонг-Лейк, подсказали мне, чем закончится история Рейчел, но в конечном итоге я оставила выбор за ней. В жидком предутреннем свете следующего утра я дошла до конца причала, где над водой были подвешены «Лазеры» – мачты опущены, паруса убраны, – и поднялась на борт каждой яхты, стараясь не раскачивать ее. Из кокпитов я вытащила спасательные жилеты и заглушки – маленькие белые пластиковые диски, которые сунула в карман. Я несла их всю дорогу до квартиры Лоры, а потом, когда мы шли домой после ужина под теплым ветром с Ист-Ривер, вытащила заглушки из кармана и позволила им упасть на асфальт. Видите ли, мы одновременно и хозяева своей судьбы, и находимся во власти Мойр – трех богинь Рока, которые ткут наше будущее и обрывают его. И хотя я по-прежнему верю, что мы можем контролировать мелочи жизни, те небольшие решения, которые складываются в повседневность, я считаю, что, возможно, общая структура нашей жизни зависит не от нас. Эта структура принадлежит судьбе. Тем летом Клойстерс пришел за мной и вручил мне мою судьбу. Но сейчас, как и Рейчел, я предпочла бы не знать, чем закончится эта история. Руководство Энн Стилуэлл по чтению карт Таро СТАРШИЕ АРКАНЫ МЛАДШИЕ АРКАНЫ[35] Благодарности Прежде всего, спасибо Саре Кинг, которая прочитала вступительную главу заброшенного проекта и настояла на том, что в этом что-то есть (а затем с энтузиазмом прочитала бесчисленные версии!). Без тебя этой книги не было бы. Натали Халлак, моему редактору, чьи воображение и энтузиазм в отношении этой книги никогда не ослабевали: спасибо. Работа с вами была мастер-классом по тому, как довести повествование от хорошего к великому, и я по-прежнему благодарна вам за вашу доброту и неустанную напористость. Моему агенту Саре Фэйр, чьи мудрые советы и холодная голова всегда служат мне надежной гаванью: вы уговорили меня показать вам ранний вариант этой книги и с тех пор поддерживаете ее. Спасибо, что привносите энергию Девы во все, что вы делаете! Спасибо также двум людям, оказавшим влияние на эту книгу (хотя никто из нас в то время об этом не знал) – Гербу Кесслеру и Джошу О’Дрисколлу. Много лет назад вы позволили мне присутствовать на вашем коллоквиуме по Средневековью. Все те странные вещи, которые я там увидела, в итоге стали зачатками этой книги. И Джош, ваша страничка в соцсети была просто кладезем. Ни одна благодарность не будет полной без слов признательности людям, которые на протяжении многих лет стойко терпели мои многочисленные увлечения – моим родителям. Вы ни разу не моргнули и глазом, когда я рассказывала вам, какую необычную вещь думаю сделать в следующий раз. И вы приветствовали мой писательский этап с таким же энтузиазмом и поддержкой, как и все, что было раньше. Вы всегда считали всё достижимым, а это прекрасный подарок для ребенка. Вы оба, попросту говоря, самые лучшие. Спасибо также Бет и Уэйду за то, что привили мне любовь к искусству. Дэвиду, Карен и Айайс спасибо за то, что вы без конца говорили со мной о книгах. И всем моим дальним родственникам – мне так повезло, что вы у меня есть. Но никто не слышал об этой книге больше, чем Эндрю Хейс, чьи терпение, любовь, творчество, остроумие, талант, хороший юмор и доброта составляют краеугольный камень нашей жизни. Без тебя ничто не было бы таким забавным, ярким и радостным. Мне нравится жить с тобой в тени горы, которая свела нас вместе. И нашему псу, Кесо, который составляет нам компанию, пока мы печатаем. Ты очень хороший мальчик. Мы любим тебя. * * * notes Примечания 1 В наши дни мартовские иды наиболее известны как дата, в которую в 44 году до нашей эры был убит Юлий Цезарь. 2