Глава 24 Статья была почти готова к публикации. Мы обе знали, что она сделает для нашей карьеры больше, нежели летняя работа в Клойстерсе. Для меня это было больше, чем билет в аспирантуру по моему выбору, и гарантия того, что я не вернусь в Уолла-Уолла. Это также было доказательством того, что работа моего отца в качестве переводчика, долгое время остававшаяся непризнанной и незаметной, принесет значимую пользу. Возможность, которой у него, наверное, никогда не было при жизни. Возможность. Вот что дала бы мне эта статья – возможность сказать «да» или «нет», возможность жить в Нью-Йорке, возможность практически переписать прошлое. Это был момент, определяющий карьеру, открытие, случающееся раз в поколение – такое открытие, которое редко дается молодым женщинам, особенно в начале их трудового пути. И пока мы с Рейчел возились над каждой сноской и перепроверяли каждый перевод латыни XV века, Лео сидел в тюремной камере в ожидании залога. Накануне вечером он мне приснился. Мне снилось, что мы сидим в баре в Бронксе, где фанаты лениво опрокидывают в себя кружки пива. Там, за пивом, он прошептал через стол, что ничего из этого не делал. Что это не он совершил кражи и не он отравил Патрика. На следующий день, когда я рассказала об этом Рейчел, она ответила: – Я знаю его дольше, чем ты, и думаю, ты бы удивилась, узнав, на что способен Лео. Мы сидели бок о бок за обеденным столом, послеполуденное солнце отражалось на паркете. Я двигала курсором по экрану, выполняя утомительную работу по форматированию дат и библиографической информации. – Когда я начала работать в Клойстерсе, Лео был еще более необузданным, чем сейчас, – продолжила Рейчел, глядя в окно, где плавно колыхались из стороны в сторону кроны деревьев Центрального парка. Под ними по тротуарам бродили семьи, наслаждающиеся одним из последних выходных дней лета. – Он никогда не разговаривал с сотрудниками. Патрик упоминал, что Лео, как и тебя, наняли в срочном порядке, потому что постоянный садовник неожиданно уволился и нам нужен был хоть кто-то. Это просто чудо, что его не уволили за эти четыре года. Я ничего не сказала, только продолжала листать страницы на экране и проверять даты. – Если хочешь знать мое мнение, я не так уж удивлена. Он никогда не считал, что на него распространяются правила. Лео нравится верить, что он живет одновременно выше и ниже всех ожиданий общества. Он и садовником был таким же: слишком хорош для этой работы, но в то же время счастлив возиться в грязи. До приезда в Клойстерс я долгое время была прилежной, хотя и в глубине души недовольной, последовательницей правил – человеком, который скрупулезно возвращал книги вовремя, соблюдал все рабочие протоколы, несмотря на то, что мне это не всегда нравилось. При виде того, как Лео так радостно беспредельничает, во мне что-то проснулось: удовольствие от хаоса, которое зародилось задолго до моего приезда в Нью-Йорк. Людям, подобным Рейчел, было легко смотреть свысока на то, что делал Лео. Для таких, как она, правила были гибкими. Всегда находилось обходное решение, которое можно было выторговать или уладить за счет влиятельности. Мне казалось, что это трусость. То, что делал Лео, требовало мужества. Но я все равно понимала, что между воровством и убийством лежит пропасть. Лео был из тех, кто нарушал закон и выставлял это напоказ, но это не делало его убийцей. Я держала свои мысли при себе, позволяя им бурлить внутри меня, пока они не превратились в ядовитое варево паранойи, которое делало меня все более нервной и угрюмой, однако Рейчел, похоже, чувствовала себя более безмятежно, чем в начале лета. Она вытянула руки над головой. – Почему бы нам не сделать перерыв? Я устала сидеть за столом. Хочешь прогуляться? – Думаю, я больше всего хочу закончить эту работу, – ответила я. По сути, это было правдой; я действительно хотела завершить дело. Мы с Рейчел очень сдружились за лето, но иногда мне все-таки хотелось побыть отдельно от нее. – Как хочешь, – произнесла она, отодвигаясь от стола. Из-за экрана своего ноутбука я наблюдала, как Рейчел собирает свои длинные волосы в хвост и надевает кроссовки. Затем, когда за ней закрылась дверь в квартиру, я подошла к окну, чтобы посмотреть, куда она направится. Подождала, пока она войдет в парк, потом сняла трубку и набрала номер, напечатанный на карточке, которую дала мне детектив Мёрфи. Я так и осталась стоять, прислонившись к окну и наблюдая за границей парка, чтобы увидеть, когда, покачивая собранными в хвост волосами, из-за деревьев появится Рейчел. – Можно мне поговорить с Лео? – спросила я, когда детектив ответила на звонок. – Вы имеете в виду, можете ли вы навестить его? – Разумеется, – подтвердила я. Прежде никто из моих знакомых не попадал под арест, поэтому я не была уверена, что могу или не могу сделать. – Если он пожелает, то да. – Мне просто приехать… – Энн. – Я слышала, как на другом конце линии детектив Мёрфи перекладывает бумаги. Я представила себе, как она сидит в своем полном беспорядка офисе, прижимая к щеке телефон. – Могу я спросить, что происходит? По правде говоря, я сама не знала, что происходит, поэтому оставила вопрос без ответа. – Есть ли что-то еще, что вы хотите мне сообщить? – спросила она наконец. – Я не думаю, что это сделал он, – тихо призналась я. – Почему вы так думаете? – Он не способен на это. – Иногда мы не знаем, на что способны другие люди. – Она сделала паузу. – Иногда мы не знаем, на что способны мы сами. – Вы думаете, это сделал он? Я слышала, как на другом конце линии детектив Мёрфи обдумывает вопрос; в трубке слышалось быстрое стаккато, характерное постукивание ее карандаша. – Я думаю, он мог бы, – произнесла она после паузы. – Но есть большая разница между «мог» и «сделал». – Есть? – Конечно, есть. – Различие казалось до глупости простым: грань между «мочь» и «сделать». Разница между убийством и просто мыслью о том, как сильно ты хотел бы видеть кого-то мертвым. – В чем его обвиняют? – спросила я. – Прямо сейчас? Только в кражах. У нас нет достаточного количества данных, чтобы задержать его по обвинению в убийстве. Но есть достаточно для обвинения в крупной краже. Я не знала, что еще можно сказать. Я наблюдала за пешеходами, которые входили в парк и выходили из него. Всегда ли грань была настолько тонкой? Разве не обязательно было быть убийцей, чтобы убивать? Лео являлся для детектива Мёрфи не более чем решением, галочкой, которая означала, что ей не нужно искать дальше. – Вообще-то, возможно, вы могли бы помочь мне с одним вопросом. – Теперь я слышала, как детектив Мёрфи листает заметки на другом конце линии. – Адвокат Лео рассказал нам, кого именно тот использовал для скупки предметов. Это довольно неожиданно. Мы полагали, что ему было сложно найти посредника, нелегко найти человека, готового заниматься продажей предметов с таким сомнительным происхождением. Но речь идет об одном месте в центре города. На Восточной Пятьдесят шестой улице. Антикварный магазин под названием… Но пока она искала название в своих записях, я инстинктивно догадалась. Мое дыхание стало прерывистым и неровным. Бешеная легкость забурлила в моих руках и ногах. – «Редкие книги и антиквариат Кетча»? – спросила я. – Да. Он вам известен? – Не совсем. Я была там один или два раза. – С Патриком? – Да. И с Рейчел. На моем пальце блеснули глаза кольца-барана, которое она мне купила. Я попыталась снять его, но оно крепко держалось на моем отекшем пальце. – Когда это было? – Месяц назад, – сказала я. – Может быть, раньше. – Видели ли вы там какие-нибудь предметы, которые подходили бы под описание пропавших экспонатов? – Нет. Но я их и не искала. – В магазине продавались красивые вещи? – Да, – подтвердила я. – Вы знаете, откуда Лео мог узнать об этом магазине? – Нет. – Вы никогда не ходили туда с ним? – Нет, никогда. – Несколько предметов уже проданы, – сообщила детектив Мёрфи. – Мы сейчас занимаемся их поиском, но, похоже, некоторые объекты все еще могут находиться в магазине. Я подумала о красивых брошах и кольцах, которые хранились у Стивена, о том, что Рейчел хорошо знакома с его товарами, о том, что мои руки всё еще покрыты загаром после тех дней, которые мы провели на каменной стене в музее, отдыхая и делясь историями. И тут до меня дошло, что на самом деле никто мне ничего не рассказывал. Ни Лео, ни Патрик, ни тем более Рейчел. Все они скрывали от меня правду, скрывали ее ради своих собственных целей. Только Аруна была откровенна, но ее слова и выбор времени были поистине достойны Дельфийского оракула. И хотя все лето это было у меня прямо перед глазами, до сих пор я не замечала треугольника между Рейчел, Патриком и Лео. Только это был вовсе не треугольник. Это было колесо, а в его центре, в месте, откуда исходили все спицы, была Рейчел. Regno, Regnavi, Sum sine regno, Regnabo: «Я царствую. Я царствовал. Я без царства. Я буду царствовать». Она вертела нами всеми, словно мы были насажены на ее власть, как на ось. Каждый из нас был обособлен от других, а посредником между нами была только она. Но, конечно, обстоятельства того, о чем она рассказывала, были смутны, размыты искусными речами Рейчел и тем, как она ввела меня в Клойстерс и удерживала при себе. – Куда мне обратиться, если я захочу увидеть Лео? – Его залог находится в процессе оформления, – сказала детектив Мёрфи. – Как только это будет сделано, его отпустят. – Кто внес за него залог? – полюбопытствовала я. – Похоже, что он сам, – ответила она. – Когда он будет освобожден? – Завтра. Я уже собиралась сказать что-то еще, когда дверь в квартиру со скрипом отворилась и я увидела стоящую на пороге Рейчел, слегка вспотевшую от бега. – Я забыла свои часы, – пояснила она, затем взяла их со столика у входа и надела на свое изящное запястье. Я завершила звонок и непринужденно отошла от окна. Как я могла не заметить ее возвращения в дом? Может быть, она срезала путь через парк и побежала по проспекту?