Один из них, молодой человек, специалист по ботанике, кажется, заинтересовался Рейчел. Он зашел в библиотеку по пути в кабинет Патрика, чтобы записать, какие растения есть в помещении, но задержался, чтобы задать нам вопросы. – Каково это – работать здесь? – спросил он, глядя на потолочные нервюры, пересекающие свод над нашими головами. – Как будто работаешь в тринадцатом веке, только с водопроводом, – ответила Рейчел, не отрываясь от книги, которую читала. Он прошелся по периметру библиотеки, провел пальцами по корешкам нескольких старых томов, а затем улыбнулся нам и вышел тем же путем, что и пришел. На фоне этих отвлекающих факторов я пыталась найти в нашей статье место для всех исторических фактов, которые мы обнаружили в ходе наших исследований. Например, список предметов, которыми владели Эрколе д’Эсте и его жена: libri – книги, 3284 штуки; contenitore – сосуды, 326 штук; calcografia – гравюры на медных пластинах, 112 штук; и еще 36 гончих. Или тот факт, что летом 1497 года в городе Феррара прошли проливные дожди, затопившие studioli герцога и герцогини, повредив письма, рукописи и несколько cartes da trionfi. Затем мы нашли аукционную запись о шести douzaine cartes de tarot d’Italie pour la famille d’Este[32], проданных на аукционе за 4000 франков частному коллекционеру в Швейцарии в 1911 году. Мы с Рейчел методично выстроили цепочку информации, которая рассказала историю этих карт: они были разработаны в Ферраре Пеллегрино Присциани, астрологом Эрколе д’Эсте, и использовались при дворе, который тоже был заворожен мрачными и капризными богами Древнего Рима. Наряду с документами Линграфа, переведенными моим отцом, мы приводили доводы в пользу того, что карты, как и многие другие вещи в жизни эпохи Возрождения, имели двойное назначение – да, они использовались для игры в Таро, но также служили для предсказания будущего. Это был, как я знала, самый революционный вклад в придворную культуру эпохи Ренессанса за последние годы. Но все еще оставались пробелы. Пробелы в записях и в наших знаниях. И поэтому, подобно детективам снаружи, которые искали улики в компостной куче, мы тоже должны были делать выводы и умозаключения. Единственное, что отличало нас от них, – библиотека и шестьсот лет. Я скрупулезно записывала очередную сноску, расшифровывала очередной перевод. За дверью библиотеки мы услышали внезапную суматоху, возню и множество быстрых шагов по каменному полу. Мы с Рейчел отодвинули стулья, чтобы выглянуть за дверь, и увидели, как Мойра вприпрыжку бежит по коридору; ее юбка задралась, пока она пыталась догнать Лео, который направлялся в сад. – Ты отправлен в отпуск! – кричала она ему вслед. Лео не отвечал, а спокойно шагал дальше сквозь толпу, заполнившую проход; его длинные ноги несли его быстрее, чем могла бежать Мойра. Она достала рацию и начала вызывать Луиса, чтобы тот что-то сделал, остановил его. Но Лео продолжал беспрепятственно продвигаться вперед. – Лео, – позвала она. Но Лео свернул за угол и направился к садовым сараям; мы последовали за Мойрой. Однако в заднем саду Лео был немедленно задержан двумя офицерами в штатском, которые встали на его пути. Детектив Мёрфи стояла с группой криминалистов, которые заталкивали какой-то предмет в пластиковый пакет для улик; один из них поправил латексную перчатку, прежде чем достать маркер, чтобы сделать надпись на этикетке. Детектив неторопливо подошла к нам, отпихнув по пути пустую черную пластиковую канистру для полива. – Вам нельзя сюда приходить, – сказала она, держа перед собой сомкнутые ладони, словно наставляя ребенка. – У меня там личные вещи, – возразил Лео, показывая на сарай. – Годы работы. – Это всё улики. – Там были разложены растения, которые сушили на семена. Там были результаты отбора гибридов. Там были… – Остатки растения белладонны, корень которого был срезан, – прервала его детектив Мёрфи. – Это невозможно, – сказал Лео. – Мы сажаем белладонну ранней весной и выдергиваем растения только перед зимой. Если бы было вырвано все растение… – Вы бы заметили? Детектив Мёрфи посмотрела на него и жестом указала одному из своих сотрудников принести ей образец, о котором шла речь. Она взяла в руки пластиковый пакет, в котором лежало вялое, покрытое пятнами зеленое растение с поникшими фиолетовыми цветами. Ягоды белладонны оставались зелеными. Кроме того, я заметила, что от растения отрезан кусочек корня. На толстом волокнистом стебле четко выделялось белое пятно. – Оно не может быть из этого сада. Я ничего не выкапывал с весны, – заявил Лео. – Следуйте за мной, – приказала детектив Мёрфи, обойдя Лео. Она прошла через клуатр Боннефон к краю клумбы, где откинула покров густой зеленой листвы и пурпурных цветов. На земле виднелся изрытый участок почвы, откуда явно что-то извлекли, а отверстие поспешно замазали. – Вы заметили это? – спросила она, глядя на Лео. Тот опустился на колени, согнувшись всем своим длинным телом, и отодвинул зелень в сторону; его руки перебирали почву, которая была такой же частью его жизни, как и сам Клойстерс. Лео рассматривал окружающие растения, те, которые он вырастил из саженцев и оберегал от суровых весенних заморозков. Его рука на мгновение задержалась на каком-то листке, прежде чем он поднял глаза на детектива Мёрфи. – Нет, я этого не заметил. Но не думаете ли вы, что если б это сделал я, то замаскировал бы яму лучше? А само растение утилизировал бы? Вы знаете, сколько всего попадает в компостную кучу за неделю? Мульча, листья, обрезки… У нас целые акры сада, за которым мы ухаживаем. И все это в открытом доступе. Для всех сотрудников, и даже для публики. – И все же в данный момент у нас есть мотив и возможность, и оба указывают на вас, – сказала детектив Мёрфи, слегка склонив голову набок и внимательно изучая Лео. – А теперь у нас есть это. – Она жестом указала на белладонну. – Может быть, вы хотите сэкономить время и проехать с нами в участок? Лео оглядел сады – стелющиеся травы и цветущие цветы, розовые мраморные колонны, опоясывающие клуатр. – Конечно, – отозвался он. – Похоже, у меня нет выбора. – Я рада, что мы понимаем друг друга. – Детектив Мёрфи взяла Лео под руку и повела его к задним воротам, где были припаркованы все машины и фургоны криминалистов, скрытые от глаз посетителей. * * * О том, что Лео арестовали, мы узнали только в конце дня, но к тому времени мы уже были в Центральном парке, прихватив с собой обед для пикника, уложенный в корзинку. Это предложила Рейчел: «Начать все сначала», – сказала она. Однако я не была готова оставить все случившееся позади. В одном Лора была права: Рейчел быстро пережила тяжелую ситуацию. В течение года после смерти отца я часто была на грани того, чтобы закричать или разорвать в клочья все, что находилось поблизости. Эти моменты сменялись периодами спокойствия, но горе было вызвано тем, что я знала: я должна продолжать жить, несмотря на то, что отца больше нет. Самым тяжелым было то, как продолжало идти время, как продолжало биться мое сердце: ровно и настойчиво, вопреки моему яростному желанию, чтобы оно остановилось. Я расстелила на траве синий клетчатый плед и разгладила его края, стряхивая с валяной шерсти клочки листьев и колючки. Рейчел открыла корзинку и начала раскладывать вещи: маленькую стеклянную баночку с террином[33], несколько кусков сыра, завернутых в вощеную бумагу, багет, нож, тарелки. Здесь были также спелые нектарины и горсть винограда, ломтик шоколадной плитки. Вся еда была тщательно упакована в квартире Рейчел, а куплена за невероятные деньги в гастрономе на авеню Колумба. Когда солнце скрылось за стеной деревьев, обрамлявших западный край огромного парка, пришло сообщение от Мойры. «Лео арестован. Пожалуйста, направляйте все вопросы к Саре Стайнлитт, [email protected]». Рейчел отломила кусок хлеба и задумчиво провела ножом взад-вперед по его внутренней стороне, размазывая сыр. – Хочешь попробовать? – предложила она, протягивая мне кусочек. – Они арестовали его, – проговорила я; мой аппетит бесследно пропал. – Конечно, арестовали. – Ты ведь не думаешь, что он действительно это сделал? Рейчел пожала плечами, как будто это не имело значения. И я поняла, что для нее это действительно неважно. – Возможно, – произнесла она, разрезая один из нектаринов; сок стекал к основанию ее большого пальца красными и желтыми каплями. – Разве ты не голодна? Она передала мне ломтик, и я взяла его. Рейчел облизала пальцы. – Ешь. Это вкусно. Я положила дольку фрукта в рот, ощущая его сладость и тепло. Это напомнило мне о доме – о поздних летних плодах, которые падали с деревьев вокруг Уолла-Уолла, пока воздух не наполнялся запахом перебродившего варенья, смешиваясь с сухими запахами полевых трав. На меня нахлынула ностальгия, нежданно-негаданно. – Тебе не стоит беспокоиться о Лео, – произнесла Рейчел, прерывая мою задумчивость. – Сам Лео редко беспокоится о себе. – Я ничего не могу с этим поделать. Рейчел посмотрела на меня. – Ты это перерастешь, – предрекла она, макая кусок хлеба в стеклянную банку с террином, чтобы извлечь то, что осталось. – Вообще-то я думала, что ты уже переросла. Затем вытерла руки и достала из сумки маленький сверток, аккуратно перевязанный желто-белой бечевкой. – Это тебе, – сказала она, передавая его мне. В моей ладони сверток казался приятным и весомым. Но подарок вряд ли был уместен, учитывая ситуацию, в которой мы были. Рейчел продолжила: – Открой его. Она убрала в пакет то, что осталось после нашего пикника, – косточки с бахромой нектариновой мякоти и кожуру. Я сняла желто-белую бечевку с крафтовой бумаги и, отклеив уголок, заклеенный скотчем, извлекла на свет деревянную коробочку. Внутри коробочки лежал набор карт Таро, искусно нарисованных акварелью: шуты и колесницы, наборы Жезлов и Мечей. Сами карты оказались слегка потрепанными, по сути, ими явно много раз пользовались. Я вытащила верхнюю и потрогала ее уголок. Они были нарисованы на необработанной бумаге, что в сочетании с изображениями позволяло отнести их к восемнадцатому или девятнадцатому веку. Иллюстрации были аккуратными, выполненными в типичном оккультном стиле с нежными росчерками красок и сусального золота. На обороте по светло-голубому фону были рассыпаны розовые завитки. – Они французские, – сообщила Рейчел, смахнув горсть крошек в траву и не глядя мне в глаза. – Вероятно, из Лиона. Начало девятнадцатого века. Может быть, тысяча восемьсот тридцатый год. – Они великолепны. – Это подарок тебе. – Я не могу принять такую вещь, – сказала я, возвращая ей карты. Подобная колода стоила несколько тысяч долларов, а может, и больше. – Можешь и должна, – возразила Рейчел, прямо взглянув на меня. – Тебе пора обзавестись собственной колодой. Я вытащила еще несколько карт, чтобы посмотреть на их рисунки. – Откуда они взялись? – спросила я, задержавшись на изображении Повешенного, болтающегося на одной ноге. – Ты хочешь намекнуть, что я их украла? – Нет, я… – Они куплены у торговца редкими книгами в Мидтауне. Не у Стивена. Хотя не говори об этом ему, – попросила она. – И их происхождение безупречно. Я разложила несколько карт на пледе между нами, отмечая связь между этими знаками и колодой пятнадцатого века, которая лежала у нас дома. – Почему бы тебе не опробовать их? – предложила Рейчел, слегка пожав плечами. Я аккуратно сложила карты в стопку и перетасовала их. Я никогда не верила в то, что можно задавать картам конкретные вопросы; это казалось верхом гордыни – знать, о чем спрашивать. Вместо этого мне нужны были ощущения, созданная ими атмосфера, впечатление, которое они производили. Я вытянула перевернутую Двойку Мечей, Пажа Кубков и Десятку Мечей. В этом раскладе оказались только Младшие Арканы. Паж Кубков – служение и инстинкт, Мечи, как всегда, особенно перевернутые, – акт рассечения пополам. Десятку Мечей я видела редко, но она означала несчастье, поражение. Карты показывали мне разрыв, расставание и уход, даже низвержение, поворот вспять. Кое-что из этого я могла понять, другие аспекты были для меня непостижимы. – Что они говорят? – спросила Рейчел, сидя на пледе. – Что я должна доверять своей интуиции, – тихо ответила я, убирая карты обратно в колоду.