– Паш, – надев кроссовки, Дима по-приятельски хлопнул его по плечу. Ужасно непривычно было видеть их вместе. – А? – Выпрямился брат. На его лице играла глупая улыбка. Пьян, определенно пьян, зараза. – Ты уверен, что я вам не помешаю? – Негромко спросил Калинин, застегивая куртку. – Может… ты сам хотел проводить Аню? В смысле, один. – Кто? Я? – Брат растерялся. – Мы с ней не… – А я думал, она тебе нравится. – Дима посмотрел на испуганную Аню. – Нравится? – Обернулся к Сурикову. – Или нет? – Я… – Замычал Пашка. – Так нравится? – Ну… Д-да… – Сглотнул Суриков, не смея посмотреть в сторону Солнцевой. – А тебе? – Дима обернулся к ней. – Нравится Пахан? Анька так и застыла с открытым ртом, не находясь, что ответить. – Так нравится? – Да, – почти беззвучно произнесла она и бросилась надевать мои кеды. – Не понимаю, почему люди всегда все усложняют? – Калинин повернулся ко мне и подмигнул. – Тут же договориться можно в два счета. А они краснеют и бледнеют. Паша, ты хочешь встречаться с Солнцевой? Суриков замер, вытаращив глаза так, будто его застали голым. – Э… это не у меня нужно спрашивать. – А ты, Солнцева? – Обратился к подруге новоявленный татуированный купидон. – Он не говорил, что хочет. – Растерянно отмахнулась она. – И… Мне так не надо. – А как тебе надо? – Рассмеялся Дима, проверяя в карманах наличие сигарет. – На самом деле, все просто. Смотрите. – Этот тип явно чувствовал себя в своей тарелке, устраивая чужие судьбы вот так легко, как по щелчку пальцев. – Вы оба нравитесь друг другу. Паша, давай так. Аня поцелует тебя… с языком… – Он задумался. – Прямо посреди кафе на глазах у всех посетителей. – Что?! – Возмутилась подруга. Но радостные глаза выдавали ее с головой. Суриков тоже не думал сопротивляться. – Да. – Настоял Дима. – Поцелуешь. С языком. У всех на виду. Если… – Калинин подмигнул ей. – Если, – подхватила Солнцева, задирая нос, – если он проколет себе… сосок!!! Я даже испугалась, что этим шумом они разбудят маму. – Пха, – усмехнулся Пашка. – И нос!!! – Хищно улыбнулась она, усложняя задание. – Как Бибоп из «Черепашек Ниндзя»! И будешь ходить так везде… целую неделю! Тогда да, поцелую! О, Боги! Да они все вошли во вкус! И сводник тоже довольно улыбался, стоя рядом и разбивая рукой их спор. – Ну, вот и все, – подытожил он. – При выполнении этих условий, я благословлю вас, дети мои! – Очуметь, – только и смогла произнести я. Но этой компашке уже не было и дела до меня, они выходили в подъезд, весело смеясь. Дима шел последним. – Вижу, тебе очень нравятся споры? – Обронила я. – Теперь да. – Он посмотрел на меня через плечо. – Один раз попробовал, мне понравилось. Вдруг, у меня талант? – Угу, – кивнула я, опуская руки и наваливаясь на стену. Может, ему захочется поцеловать меня на прощание? Пожалуй, я была бы не против. Хотя вряд ли. Мы ведь тоже спорили. И теперь он будет ждать, когда я попрошу этого сама… Первой… – Пока, – подмигнул он и закрыл дверь. Вот и все. Днем мне хотя бы перепал поцелуй в лоб. Сделала шаг, намереваясь закрыть замок, как вдруг дверь отворилась вновь. Дима вошёл и закрыл ее за собой. Подошел ближе. Взял в свои ладони мое лицо. – Если это только ради спора, то не стоит, – прошептала я. – Нет. – Хрипло ответил он и закрыл мой рот глубоким поцелуем. И я обвила его шею руками, притянула к себе и почувствовала, как теряю контроль. Над собой, над своим телом, над чувствами. И даже земное притяжение перестало действовать, когда его пальцы забрались ко мне в волосы и побежали вниз по спине, исследуя, лаская, согревая. Не знала, что можно так чувствовать. Себя и другого человека рядом. Нас. Мы целовались, как сумасшедшие, и никак не могли остановиться. Мои руки метались по его щекам, опускались к груди, царапали, мяли, гладили. А когда его крепкие ладони вдруг сжали мои ягодицы я, себе на удивление, еще сильнее подалась вперед, чувствуя жар, родившийся где-то в животе и опускающийся ниже. И мне хотелось испить это чувство до дна, раствориться в нем. Когда Дима оторвался от моих губ, пытаясь отдышаться, я провела пальцем по его щеке. Медленно, нежно. Стараясь запомнить каждую черточку его лица. Мы так и стояли несколько секунд, соприкасаясь лбами и борясь с желанием продолжить начатое. Наконец, он рассмеялся, притянул меня к себе сильнее, прижался носом, посмотрел в глаза и впился зубами в мою губу. Почти до боли. Но эта боль была такой сладкой, что хотелось умолять его об этом еще и еще. И он, словно сжалившись, сменил этот укус новым, нежным поцелуем. Застыл, легко касаясь губ, и мы закрыли глаза. Мгновение, и Дима уже отступил, все еще сжимая руками мои плечи. Посмотрел так, словно очень сильно хотел что-то сказать, но пока не мог. Я улыбнулась. И не надо. Все и так понятно тому, кто чувствует то же самое. Просто кивнула. И тогда дверь за ним тихо закрылась. 12 Вау, что это было?! Такой простой вопрос. И такой сложный. Эти губы, горящие огнем от поцелуя, руки, мечущиеся по его телу, сердце, бьющее колоколом в виски. Мое ли все это? А чье же еще… Осознавая данный факт, мне пришлось ворочаться в постели почти до самого утра. И вздыхать, глядя на смс от Димы: «Уже скучаю. Хочу еще». Когда-нибудь противоречия обязательно взорвут мой мозг, но пока он расплавлен в густой и сладкой кофейной пенке. Тает в розовой дымке надежд, заставляющих верить и улыбаться. Плывет в плену грез, от которых почему-то постоянно хочется петь и танцевать. Вообще, ощущение было такое, что мой организм вдруг зажил своей жизнью. Адреналин, эндорфины, – все это выделялось самопроизвольно и круглосуточно. Выплескиваясь через край, не давая заснуть или заскучать. Отодвигая все проблемы на второй план. Первый раз в жизни мой мозг бомбило так, что я не переставала удивляться. В голову постоянно лезло то, о чем недавно и думать было страшно. Что там страшно: неприятно, болезненно… Секс. Недавно что-то далекое и почти инопланетное. Сейчас – естественное и ожесточенно требуемое организмом. Аааааа! И когда я успела стать такой развратницей?! Жутко стыдно, но со мной как будто остались только мое тело и непреодолимое желание слиться с другим человеком воедино. Стать одним целым, дышать одним воздухом. Любить… Я подскочила на постели. Запах из булочной уже поднимался и тихонько заползал в форточку. Брррр…. Потрясла головой. Почему пили вчера ребята, а похмелье у меня? Нельзя столько думать. Нельзя. Засыпать с этой мыслью, просыпаться с ней же. Мне уже страшно закрывать глаза. Хлоп! Только ресницы сомкнулись, увидела Его. Вот эти две ладони, поддерживающие мое лицо. Ты ничего не понимаешь, теряешься в пространстве, растворяешься в ощущениях. И знаешь лишь одно – вот так должно быть всегда. Вот так – это правильно. Не убирай рук, не размыкай объятий, пожалуйста, оставайся со мной. Открыла глаза – солнце, заполняющее комнату своим светом. Стоит только закрыть их, хлоп! И весь мир снова тонет в ощущениях. Температура тела растет, дыхание учащается, мурашки завоевывают новые территории на спине и ногах. Тугой огненный ком с силой бьет вниз живота. Та-дадаааах! Страсть захватывает все твое тело. Страсть и Он. Потому что на других людей в целом мире больше нет реакции. Никакой. Не помня себя, вскочила и побежала в ванную. Вероятно, только прохладный душ сможет мне помочь. Но и там, стоя под струями воды, стоило мне закрыть глаза, наваждение продолжалось. Мои руки, срывающие с него одежду. Губы, впивающиеся в губы. Пальцы, ласкающие спину. Я сама, подающаяся вперед, изгибающаяся, как кошка. Ох! За что же это?! Торопливо повернула кран. Но и ледяная вода, обжигающая кожу, была бессильна перед пылающим телом. «Что с тобой, девочка?» – сказала я и поняла, как глупо было разговаривать с собой и собственным телом. Оно проснулось, оно живое. И оно теперь жаждет любви. Может, так и должно быть? … Выключила воду, обмоталась полотенцем и уставилась в зеркало. Хоть бы кто-нибудь подсказал. Кто-нибудь бы помог мне понять. Как это бывает? Когда ты отпускаешь чувства на волю. Каково это? Когда уже не принадлежишь себе. Как перестать бояться и довериться? И можно ли… Растерла кожу докрасна, избегая мест скопления болезненных волдырей – на спине и животе. Повесила полотенце на батарею, укуталась в халат. Вышла и, стуча зубами, направилась на кухню. Близость. Что я, вообще, знала о ней? Что знала о любви? Ничего. Фактически ничего. Ноль. Была вероятность, что мне никогда не будет хорошо. Вообще. Не смогу чувствовать, не смогу любить. Не смогу… Как тогда… Но от первой же мысли о Диме жар снова прилил к голове. Казалось, даже волосы зашевелились, заходили ходуном. Черт, а ведь мне же с ним ничего не страшно! Я определенно больна. Больна. Интересно, это лечится? Очень похоже на сумасшествие. Подошла к телефону. Дима: Доброе утро) Написано пять минут назад.