– Выпей, – попросила мама и сунула мне в рот какой-то яд. Послушно приняв свою горькую долю, я проглотила гадость. Упала на подушку. Но родительница не сдавалась. Подошла с другой стороны и принялась что-то брызгать мне в рот, оттягивать веки и выдавливать туда мазь. – Хватит. – Не чеши, – перехватила мою руку. – Теперь станет лучше, вот увидишь. Кушать хочешь? – Бе-е-е. Нет. – Ох, ну ладно. Я в аптеку. Скоро вернусь. – Ага. И снова провалилась в сон. Сумбурный, резкий, мелькающий картинками. И опять про него. Сны о новеньком, похоже, были так же навязчивы, как он сам. Его голос, веселый смех. Сначала шум были тихим, звучал из отдаления, потом стал громче, еще громче. – Проходи. – Донесся из прихожей мамин голос. – Большое вам спасибо, Елена Викторовна! Ой… – Не стоит, Димочка. – Он звучал уже у дверей моей комнаты. Резко спохватившись, я натянула одеяло на глаза. Нет! Нет! Нет! Она не могла так со мной поступить. – Машенька, будет очень рада. – Если бы знал, принес бы цветов, апельсинов, не знаю… Что ей сейчас можно? – Температура только спала. Не знаю, надолго ли. Думаю, кроме внимания пока ничего не требуется. Стучи, не стесняйся. – Уютно у вас. – Его голос прозвучал очень бодро. И… вежливо. Вот ведь хитрый лис! Интересно, если притворюсь спящей, он поверит и уйдет? Тук-тук-тук. Дверь распахнулась настежь. – Машенька, ты как? – Мама приблизилась к моей кровати. – Тут к тебе Дима пришёл. – Села на край, поставила на тумбочку какой-то бутылек. Наклонилась к моему уху. – Могла и познакомить со своим мальчиком, тихушница… Мальчиком? Ха! Я сделала над собой усилие и выглянула в щелку между одеялом и подушкой. Мальчик стоял на пороге комнаты. Стройный, красивый, высокий. Причесанный!!! Пресвятые угодники! В черной водолазке, скрывающей его татухи вплоть до самых ушей и подчеркивающей линии крепких рук и идеального пресса. Стоял, навалившись на косяк, и обеспокоенно поглядывал в мою сторону. Даже лоб наморщил. Черт! И как она хочет, чтобы я предстала перед ним в таком виде? С опухшими веками, с гнездом на голове? Надеюсь, мама хотя бы тазик с блевотиной прибрала… Мама-мама, как же ты могла… – Я сплю. – Жалобно пропищала я из своего укрытия. Сурикова, не думала ли ты, что он поверит, и это заставит его отступиться? Уйти? После такого-то идиотского отмаза? Конечно нет! И вот уже чей-то приличный вес, сдавил край моей кровати. Рука несмело опустилась на мое вспотевшее плечо, передавая тепло и через толстый слой одеяла. Терпкий запах парфюма распространился по комнате и добрался даже до моего носа. Замерла. Перестала дышать. – Буду на кухне, – пропела мама и едва не вприпрыжку побежала прочь. – Давай, вылезай, – хрипло произнес Дима, когда за ней закрылась дверь. Ты попала, Сурикова, попала! Лучше помереть прямо сейчас, чем показаться ему в таком виде. Откинуть копытца. Дать дуба. Почить вечным сном. Испустить душу. Блин-блин-блин-блин!!! 8 – Нет. – Села к нему спиной. Страшная и пугающая мумия из одеяла. – Гюльчатай, открой личико, – нежно пропел Дима, прихихикивая. Мне было чрезвычайно интересно, как же он смотрится в моей чисто девчачьей комнате с розовыми обоями в цветочек. Сидя на персиковых простынях, рядом с фиалкового цвета шкафом с добрыми чисто девчачьими книгами на полках от любимых авторов: Адлер, Романовой, Купыревой, Эсс, Логвин. Где-то там позади, конечно, притаились коллекционные издания Стивена Кинга, Эдгара Алана По, серия «Чистильщики пустошей» и учебники по квантовой физике (шучу, по грамматике перевода). Но их трудно было заметить за целой батареей романтической прозы в ярких обложках. Выглянула, стараясь зацепить картинку лишь краем глаза, но Калинин даже не собирался двигаться. Он не интересовался окружающей обстановкой. Сидел, сложив руки на груди, и смотрел прямо на меня. Черт! Отвернулась, спрятав голову в плечи и потуже закутавшись в спасительный конвертик из постельного белья. – Дима, говори так. Поворачиваться я не буду. Не смогу показаться тебе в таком виде. – Думаешь, есть что-то ужаснее, чем твой вчерашний мэйк-ап? – Что… – Расстроилась я. – Все было так плохо? – Ну.. – Дима придвинулся ближе. – Я парень не из пугливых, но вчера чуть не обделался от страха. – Вот черт… – Именно! – Он даже хрюкнул от смеха. – Сегодня все еще хуже. – Всхлипнула я. Чтобы показаться постороннему человеку мне бы понадобилось принять душ, расчесаться, почистить зубы и одеться. А тут он – всецело захвативший мои мысли наглец! Ни за что не повернусь! – Слушай. Твоя мама сказала, что у тебя ветрянка. Значит, завтра ты будешь выглядеть еще красивее. Послезавтра – просто супер. Так что покажись лучше сейчас. – Его голос приблизился. – Я хоть и в детстве болел, но помню. Ощущения не из приятных: вся башка в зеленке, все лицо, все тело. Бабушка надевала мне на руки носки, чтобы не расчесывал волдыри. А они, между прочим, были вообще везде – во рту, в носу, в глазах и еще кое-где… – Ой. – Скривилась я. – Меня что, ждет то же самое? – Не знаю. Взрослые переживают ее тяжелее. Принимай все лекарства, которые назначили. И еще антигистамин, чтобы меньше зудело. – Я пока не чешусь. Вообще ничего не помню, что было с утра. Проснулась уже с температурой. Башка – квадрат. – Сыпь уже есть? – Немного… – Намазала? – Нет еще. – Давай помогу. – Его пальцы вмиг оказались на моем плече. – Нет! – Вскрикнула я, прячась под одеяло. – Только не это! – Ма-а-аш… – Голос Димы, глубокий, спокойный, наполненный приятной хрипотцой заполнил все пространство вокруг меня. – А? – Робко отозвалась я. – Это же я. – Снова положил руку на плечо. – Ну, не бойся. – И? – Для меня это ничего не меняло. До него в этой комнате вообще никогда нога мужчины не ступала, кроме идиотов-дружков братца, разумеется. – Я знаю тебя всего-то ничего! Дима хмыкнул. Его ладонь уверенным движением прошлась от моего затылка к копчику. Еще раз. Он меня гладил. Гладил! Вот упрямый и наглый тип. Ммм… – Эй, Маш. Я же помню тебя красивой, не стесняйся. – Красивой? – У меня даже в горле пересохло. – Ну да. Тогда, в автобусе. – Он убрал руку. – Увидел и не мог оторвать глаз. Силой воли заставлял себя отвернуться и вообще не соображал, что делаю. Взгляд упорно снова и снова возвращался к тебе. – Дима прочистил горло. – Такая хрупкая, маленькая. Тоненькие плечики, аккуратные пальчики с ногтями, покрытыми желтым лаком. Золотистые волосы, надменно вздернутый вверх подбородок, глаза, прожигающие презрительностью и освещающие все вокруг. Светлые, яркие. Такие, что я оглох, ослеп и вообще забыл, где нахожусь. Этот парень, похоже, был серьезно настроен выиграть этот дурацкий спор. Я обернулась, чтобы убедиться, что он не читает по книге и вдруг встретилась с ним взглядом. Димка сиял ярче новогодней елки. Сидел, пялился на меня и улыбался, закусив губу. Странное чувство, но мне почему-то захотелось ему поверить. А вдруг? Вдруг все правда? Вдруг он со мной искренен? Что если довериться этому парню, открыться? Вот так, как я сейчас показывала ему свое лицо с опухшими веками, недоумевая, почему мне всегда рядом с ним так легко. Мгновение, и этот прекрасный момент исчез так же быстро, как снежинка, упавшая и растаявшая на ладони. Хлопнула входная дверь. – Пашка… – произнесла я, втягивая носом больше воздуха. – Твой брат? – Разглядывая мое лицо, спросил Дима. – Ага… Мне даже показалось, что температура тела моментально взметнулась до точки кипения. Шаги, копошение, и через секунду взбудораженный Суриков уже стоял на пороге моей комнаты. Его серые глаза сначала сузились, потом угрожающе распахнулись при виде незнакомца, кадык заходил ходуном. Когда пальцы брата стали медленно сжиматься в кулаки, из кухни послышались мамины шаги. Но Калинин, явно не растерявшись, встал и направился к вошедшему. – Дима, – протянул руку в приветствии.