— Я нашла тебя лежащей на полу. Здесь холодный камень, для здоровья не особенно полезно, между прочим. Пробовала использовать силу и не справилась? Уровень энергии просто зашкаливает, никогда не видела такого. Давай опирайся на меня и вставай. — Я сама, спасибо. Ничего не делала, как обычно, просто знакомилась с историей, как ты это назвала. Кто автор? — Все, что ты здесь видишь, создано оракулами, это видения, которые были посланы нам. Не все можно объяснить, поэтому мы просто наносим рисунки на стены, чтобы следующие поколения тоже видели. Возможно, со временем это все станет понятно. Рано или поздно рисунки становятся историей, как я тебе и говорила. — Конмира, как показалось ее дочери, обвела стены взглядом, полным гордости. — Но некоторым событиям еще суждено случиться. Может, и мы с тобой станем тому свидетелями. — И ты тоже? Я не знала, что умеешь вот так… — Ну, когда-то я и оракулом не была. В обычной жизни у меня вряд ли получилось бы изобразить хоть что-то подобное этим картинам, но когда входишь в транс, твоей рукой будто движет нечто высшее. Так почему ты потеряла сознание? Что-то узнала? — Вон там изображен Илиодор, — указав рукой, Алира не спешила приближаться к рисунку. — В самом деле? — удивилась Конмира, пристально всматриваясь в изображение. — Красавец. Все еще влюблена в него? — Нет. — Свой слишком резкий ответ заставил Алиру поморщиться, будто она оправдывалась. — Я люблю Дэвида, просто удивилась, когда заметила здесь того, кто был дорог и вообще… — Это хорошо, тот мужчина не твой. Однажды он уже предпочел другую, оставив тебя на Земле. Ты дорого заплатила за урок, как мне думается. Улетел на Кориан и даже получил гражданство благодаря своей пассии. Мне докладывали, что ты через мужа пыталась собирать информацию, у меня имеется досье, но если не хочешь расстраиваться, лучше не читать. Весьма любвеобильный тип этот твой Илиодор и даже не брезгует пользоваться силой внушения, чтобы получить то, что ему необходимо. Абсолютно беспринципный малый. Значит, тех, кто склонен к правонарушениям, не принимают учиться в академию? Видимо, не тот случай. Алира смотрела изумленными глазами. Она так хотела знать правду, которая совсем не принесла облегчения, скорее наоборот, сделала еще больнее. То, что мучило раньше, смягчалось надеждой, теперь же словно резали по живому телу. — Не надо говорить о нем. Я тебя прошу. — Вот и правильно! Доченька, теперь все иначе, тому мальчику не было места в твоей жизни. Благодаря связи с зиндаррианцем проснулась твоя божественная суть. Ты — богиня, которую так долго ждали на этой планете. Эту правду не скроешь, она пробивается в мир, увеличивая твои способности. Одно чудо ты уже совершила, а сколько их еще будет… — Кто?! Мама, ты в себе? Богов не существует, это сказки для впечатлительных и тех, кто хочет, чтобы случались чудеса тогда, когда надежды на себя или науку уже нет. — Впервые назвала меня мамой. Пусть и объявила сумасшедшей, но все равно приятно. Может, у тебя есть иное объяснение тому, что случилось сегодня? Изменила ДНК, удалила то, что переселенцы подцепили во время путешествия или уже здесь. Или это была часть проклятия преданной и после убитой богини всем зиндаррианцам, даже тем, кто остался ей верен? Теперь мы этого не узнаем, но исправить и в самом деле могло только чудо. — Всегда можно найти разумное объяснение, но, конечно, много проще объявить чудом. Я думала, ты знаешь что-то о природе силы, которая во мне вдруг проявилась, тем более что это случилось после формирования связи с зиндаррианцем. И как ты планировала учить меня управлять ею, тоже являешься богиней? Не многовато ли на единицу площади? Вроде бы Зиндаррия была единственной. Или она методическое пособие после себя оставила? — Нет, не оставила, — и не думала признаваться, как надеялась Алира, в том, что шутит, Конмира. — И богиня действительно одна, это ты. Учить? Я этого не обещала. Обуздать, усмирить или что-то вроде этого предлагала, верно. Принять — вот что на самом деле важно. А после я проведу ритуал, который заставит тебя вспомнить прошлое воплощение и — увы! — все, что с ним связано. Наверное, сама разберешься после, как и что делается. — Глупости. Я в это не верю и не позволю копаться в моей голове. Хватит! Опыт уже был. — Иначе сила так и будет прорываться, а чем это закончится, предугадать несложно — катастрофой, в результате которой погибнешь и ты, и твой Дэвид, и еще много кто. В конце концов, какая разница, во что верим ты или я? Важно, что они — те, кто живет на этой планете, верят и ждут. У них не будет другого шанса изменить свою жизнь. Ты — единственная возможность что-то исправить, пока еще не стало окончательно поздно. Тебе же не понравилось положение мужчин! — Я не хочу вмешиваться в политику, тем более на чужой планете. Ну почему я?! — В тебе проснулась сила. Пусть не божественная, если тебе так хочется думать, но явно достаточная, чтобы спасти зиндаррианцев от вымирания. Мало? Политикой тебя никто не заставляет заниматься, для этого есть я. И в обиду своего ребенка я не дам. Что ты теряешь? Если ритуал не поможет, просто вернешься к мужу, пожалуешься на меня и будешь пробовать не умереть от того, что в тебе живет. Логика в словах матери была, это Алира прекрасно понимала, если, конечно, верить Конмире. Впрочем, землянка и сама чувствовала, как в этом месте в ней просыпается нечто, с чем она не сможет совладать. Пускать в свое сознание кого-то, пусть даже родного человека, опасно. И воспоминания, которые якобы должны проснуться, могут быть всего лишь внедренными. — Я не буду снимать ментальный блок, — наконец ответила на красноречивый выжидательный взгляд матери. — Этого и не требуется. Готова? — А ты опять меня обманула, когда говорила, что может потребоваться много тренировок. Или ритуал будет не единственным? — Не стоит постоянно меня подозревать в обмане, я и в самом деле не знаю, когда ты освоишься в новом статусе и сможешь всецело управлять собственной силой. Ритуалов может потребоваться множество, за годы ожидания оракулы разработали целую систему, поэтому не поможет один, используем другой. Но не стоит сейчас думать об этом, все может оказаться совсем не так, как думали зиндаррианские провидцы. Идем. В соседней пещере, совсем крохотной, в самом центре возвышался камень, длинный и плоский, белый и словно испускающий свет, что, наверное, было всего лишь оптическим обманом, как подумалось Алире. Конмира указала на него, назвав алтарем, и попросила лечь. К удивлению землянки, камень оказался теплым, а глаза будто стали видеть четче через свет, который от него, как выяснилось, исходил на самом деле вопреки законам земной физики. Несмотря на внутреннее напряжение, Алире все же удалось расслабиться, как того просил ставший тихим голос матери. И почти сразу вокруг заклубились узоры дыма, который принес запах горькой травы, завораживая игрой света, преломляющегося в клубах и теперь скрывающего все вокруг. Незнакомый язык, на который перешла Конмира, произнося ритмичный текст, будто это были стихи, умиротворял. Или это все же последствия дурманящего аромата сказывались, но глаза Алиры постепенно закрылись, а грудь стала вздыматься реже. Она погрузилась в некое подобие сна, сознавая свое настоящее местонахождение и вместе с тем улетая в мир грез, который объединил в себе реальность и ожившие рисунки на стенах пещеры. Перед мысленным взором мелькали герои, изображенные давно ушедшими оракулами, каждый из которых желал непременно высказаться, но языка Алира не знала и не могла понять того, о чем вещали незнакомцы. Единственный, кто не стал пытаться что-то сказать, а просто позвал за собой, был Илиодор. Такой же молодой, озорной и близкий, каким был прежде, в другой жизни Алиры. Еще не предавший и не оставивший ее умирать в интернате, лишенной не только дара, но и памяти. Теперь этого всего не было, лишь ее желание понять и его — помочь. И как будто вновь землянка оказалась на космическом корабле, когда видела сон, в котором, повинуясь ее воле, возникали и гасли звезды, уносились вдаль хвостатыми кометами после взрыва или вступали в хоровод других, чтобы образовать галактику. Они с Илиодором вновь веселились, как прежде, играючи создавали миры, чтобы любоваться ими и радоваться, а после грустить, если попытка оказалась неудачной. Даже время потерялось, с обидой отступив и размотав свою спираль, как ДНК недавно в кабинете медицинского центра. Алира научилась чувствовать себя и ту силу, что жила внутри, благодарно отзываясь на возможность стать чем-то иным, живым, а не мертвым, получив душу, трепещущую в ожидании нового витка бесконечной истории жизни. Очнувшись, Алира закашлялась, едкий дым уже разъедал легкие и заставлял глаза слезиться. А Конмира, покачиваясь, все продолжала читать свою молитву, как теперь поняла ее дочь. С трудом, прерываясь, чтобы откашляться, Алира сползла с камня, почти упав на мать. И та очнулась от транса, мгновенно сориентировавшись и сделав резкий пасс рукой. В ответ на этот жест распахнулись круглые окна, погасли горящие свечи, а дым устремился к синему небу, на котором уже горели настоящие, а не воображаемые звезды, показываясь во всей красе полуночи. Дышать сразу стало легче; обе женщины сели на пол, не в силах даже двигаться. — Ты настоящий иллюзионист. Цены бы тебе не было на Земле с такими умениями. — Отдышавшись, Алира не преминула пошутить, хотя то, что сделала Конмира, несколько пугало. — Но систему вентиляции все-таки надо усовершенствовать. — Что бы я делала без твоих советов. — Кашлянув еще несколько раз, Конмира улыбнулась. — Старая постройка, только естественная тяга в наличии. Опасности не было, иначе твой дражайший супруг уже был бы рядом. Связь мужа и жены в зиндаррианском варианте осечек не дает. Долго ты грезила, но хотя бы успешно? Вспомнила? — То, что я Зиндаррия? Нет. — Покачав головой, Алира почувствовала, как та вновь начинает кружиться, и легла на прохладный пол, так дышалось легче. — И язык тоже, на котором ты говорила, не вспомнила. Но с силой, кажется, научилась справляться, если не приснилось, конечно. Только это оказались слишком глобальные умения, которые на планете вряд ли уже стоит применять. — Довольно странно… Но главная цель достигнута. А язык… С этим не будет проблем, со временем выучишь или все-таки память вернется. Не все сразу, в конце концов. Как ты, наверное, успела заметить, на Зиндаррии все прекрасно говорят на земном всеобщем. Моя предшественница в свое время предсказала, что богиня прибудет именно с нашей планеты и потому ввела как обязательную часть образования и в качестве первого государственного наш земной язык. — Даже не второго? Смело. Хотя на Зиндаррии не особенно боятся проявлений народного недовольства. И это все ради одного человека? — Людей здесь не так уж мало, но богиня одна и Зиндаррии должно быть комфортно. Предсказать, как именно, вернувшись в человеческом теле, она будет себя вести и сколько будет просыпаться божественная суть, никто из оракулов так и не смог. — Это все-таки какая-то чудовищная ошибка… Алира пока не совсем очнулась от видения. Она пыталась и не могла понять, почему вдруг ей привиделся именно Илиодор в качестве наставника, неужели чувства к нему не угасли, уступив место другим, более сильным, как казалось до этого ритуала? Или все дело в пресловутой связи, которая так важна для зиндаррианцев и ее чувства — всего лишь результат внушения, а из подсознания пытается пробиться то самое, настоящее? — Ошибка или нет, судить уже не нам. Мое предназначение как оракула видеть силу и помогать тебе. Первая в наличии, уж поверь, здесь просто искрит от избытка силы; чем-то подобным, если можно сравнивать оригинал и тень, я тоже владею, поэтому могу сказать уверенно. Ритуал возвращения воспоминаний о прошлом воплощении тоже вроде бы сработал, если ты все же можешь управлять силой. На все воля Зиндаррии, плохое никому не хочется вспоминать, даже боги не исключение. — Голова болит. Может, уберемся уже отсюда? Чувствуя, что боль и в самом деле овладевает ею, мешая мыслить трезво, Алира не хотела вновь начинать спор и попыталась подняться, но опять легла, едва сдержав стон разочарования при виде собственного бессилия. — Сейчас я все устрою, — отозвалась Конмира, отправив кому-то сообщение и наблюдая, как сила, которая до этого заполнила собой весь храм, сжимается, превращаясь в упругий смерч и возвращаясь к своей хозяйке. Алире предстоял как минимум еще один ритуал, но говорить об этом госпожа президент совершенно точно не собиралась, он будет болезненным во всех отношениях. И пугать дочь незачем, главное, что Конмира знает, как потом спасти ее. Глава 17 Летать ночью Дэвид особенно любил. Зиндаррия мирно засыпала, погружаясь в темноту под прощальными лучами алого заката. И после наступало самое тихое время, когда лишь редкая птица или зверь подавали голос. Шаттлы летали бесшумно, и Дэвид чувствовал себя свободным, как феникийские красавцы, властвующие даже над самим огнем такими ночами. Но на этот раз иные мысли овладевали зиндаррианцем, когда он смотрел на безмятежное лицо спящей жены, периодически отводя взгляд от навигационных приборов. Сегодня все выяснилось, и теперь со всей определенностью можно сказать, что его землянка, живая и непосредственная, отныне принадлежит всем. Она — будущее народа, давно ожидающего свою спасительницу, а его задача быть безмолвным стражем, оберегающим хрупкое смертное тело, чтобы не допустить повторения давней трагедии. Госпожа президент сначала сообщила главе службы безопасности и после поставили в известность Дэвида, что инициация богини совершилась. Алира теперь не просто человек — она носитель дара, сосуд силы и ей требуется отдых, восстановление и любовь мужа, который просто обязан окутать богиню заботой. Прежняя связь, окончательно окрепшая и связавшая Дэвида с женой, оказалась много более тяжелой ношей, чем представлялось ему ранее. Долг… Долг… Долг… Именно это слово, повторяясь, твердил зиндаррианцу голос матери, которая в очередной раз давала наставления, будто вбивала гвозди. И почему-то от этого не возникало чувство гордости, напротив, откуда-то из глубины поднимался и вырастал протест. Неужели на этом все, что случилось между ними с искренней и нежной, столь же необычной, сколь и стремительно ставшей настоящей любовью, землянкой, закончится? И распределение Алиры станет на самом деле работой для нее и для него? Впереди замаячили огни посадочной башни фермы родителей, и шаттл начал снижение. Оставаться во дворце Дэвид не захотел, чтобы провести последнюю ночь со своей прежней, обычной и еще не ставшей божеством для всех женой. Плавно спустившись, шаттл погасил огни, чтобы уснуть до следующего полета в объятиях стыковочного шлюза. Зиндаррианец же бережно подхватил спящую Алиру на руки, а она, улыбнувшись, обвила тонкими руками его шею, доверчиво прижавшись. Оказывается, Дэвид уже успел привыкнуть к этому… В горле сжался комок из чувств, которые зиндаррианец всегда запрещал себе испытывать — горечь обиды и желание все бросить, сбежать, навсегда скрывшись от обязанности быть примерным мужем, чтобы остаться любящим и любимым. Им навстречу вышел отец, которого заблаговременно оповестила Меделлинэ, а теперь еще и сигнал о посадке шаттла. Увидев, какую ношу держит сын, мужчина, такой же высокий, но уже с проседью в волосах, лишь кивнул, показывая, куда пройти. Для создавшего семью отпрыска они с женой решили приготовить отдельную комнату, больше и светлее той, в которой раньше жил Дэвид. Теперь в доме было пусто, но зиндаррианец не позволял себе грустить и скучать по былым временам, когда сыновья были рядом. Он перестраивал жилище под изменившиеся нужды растущей семьи в ожидании редких визитов детей и умело управлялся с большим хозяйством, возделывая землю и занимаясь прочими делами, даже зная, что это уже никому, кроме него, не нужно. Иначе он просто не представлял своей жизни. И теперь, глядя на еще полного сил и совсем не старого отца, Дэвид видел в нем себя — не имеющего иной цели, кроме как не быть обузой собственной жене. Когда-то ему казалось, что это великая гордость и удача, стать избранником Зиндаррии, но не теперь, когда такая честь выпала именно ему. Уложив Алиру на кровать с новым, пахнущим горными цветами бельем, Дэвид вздохнул, поцеловал жену в лоб и вышел, чтобы присоединиться к отцу в гостиной. Наверное, он, как никто другой, мог понять сына в этот момент. — Устал, — констатировал Нэриан, поставив на низкий столик бокалы, в которые разлил выжатый им овощной сок, и подвинув ближе тарелку с тонко нарезанным сыровяленым мясом. — К твоему приезду готовил, твое любимое. — Спасибо, отец, — опустошив бокал, Дэвид попробовал мяса, как обычно, самого лучшего в округе, в меру соленого и плотного, такое получалось только у его родителя. В камине, куда Нэриан подбросил еще несколько брикетов горючего дерева, весело трещал огонь, согревая не только воздух, но и душу Дэвида. Нигде ему не было так хорошо, как дома… Отец молчал, но тишина не тяготила ни его, ни сына, они просто не привыкли выражать чувства, которые должны были предназначаться исключительно женщинам — достоянию и единственному богатству Зиндаррии, как учили с детства наставники. — Ты счастлив? — прервал молчание Дэвид. — Конечно. Ты же здесь. — Отец будто и не удивился вопросу, лишь пожал плечами. — Я тоже рад вернуться домой, к тебе и маме, но спросил не об этом. Ты, именно ты, сам по себе, без оглядки на нас, счастлив? — Думаешь, такое возможно? Как можно быть счастливым без части себя? Вы все — ты, твои братья, мама — это тоже я, разве ты не понимаешь? И когда вас нет рядом, это уже другая жизнь, по-своему наполненная, но иная, чем могла бы быть. — Хотел бы и я так… Но моя жена уже никогда не будет только моей, хотя и стала, наверное, тоже частью, без которой я не буду собой. И прежним теперь мне не стать. — Хотел бы повернуть время вспять, чтобы все изменить? — Нэриан смотрел на сына серьезно, будто сказанное им было возможно в реальности. Дэвид задумался. И ему не потребовалось даже минуты, чтобы дать однозначный ответ. — Нет. У меня как будто пелена с глаз упала. Или я просто повзрослел, когда обрел семью? Но по-прежнему жить я точно не хочу, даже если бы вдруг оказалось, что мне все это просто приснилось. — Ну, значит, повода жалеть нет? Ешь, Дэйв, порадуй отца. У тебя всегда был прекрасный аппетит. Только не говори матери, что я кормил тебя на ночь. Мужчины дружно рассмеялись, и напряжение, которое висело в воздухе, исчезло вместе с искрами пламени в красивом камине, обложенном сделанной когда-то сыновьями Нэриана плиткой. Она была местами неровной, кое-где даже потрескалась, но отец семейства ни за что не согласился бы поменять ее на другую, даже самую лучшую, часто сидя в гостиной и вспоминая молодость. Отец и сын еще некоторое время поговорили, обсудив братьев и дела фермы, а после Нэриан предложил идти отдыхать, работа у него начиналась вместе с рассветом. Дэвид обнял отца, поблагодарив, и отправился в комнату, где спала Алира. Пока ей требовался только отдых после ритуала, так объяснила госпожа президент, а Дэвид привык верить той, что являлась носительницей высшего знания. Подошел он вовремя, услышав тонкий голос, произносящий его имя, уже будучи около двери. — Я здесь. Испугалась? — Быстро приблизился и обнял сидящую на кровати Алиру. — Не успела. Просто не поняла, где я. И вообще, голова плохо соображает после… Ты знаешь? — Да. — И что мы теперь будем делать? — Растерянный взгляд любимых серо-зеленых глаз точно принадлежал его жене, а не могущественной богине, и это не могло не обрадовать Дэвида. — Придумаем что-нибудь. Мы же вместе, а то, что у тебя появилась новая работа, так это же здорово. — Что-то мне твой нарочито бодрый тон не нравится, — хмыкнула Алира. — И еще я не чувствую, что все именно так, как пытаются преподнести. Ну не верю! Все эти легенды, это не про меня и не для меня.