– Ни один человек не должен попасть в служебное помещение, – чуть повысил голос Верещагин. – Понял, – кивнул Роман. – И Муркин, и Марфа, и Катя Франк, и Павел Лавров будут спорить с охраной, если она попытается их притормозить, – сказала я, – еще есть Елена Минская, девушка, которая сидела в ложе. Будет лучше, если Рома вежливо им скажет: «Прошу простить, но Филипп Леонидович настоятельно просил никому пока не уезжать и не заглядывать в гримуборные. Для вас готовят совершенно особенный сюрприз, хозяин задумал по полной программе отблагодарить актеров, вызвал сюда из дома старшего бухгалтера». Последнее у большинства людей ассоциируется с наличными деньгами. – Мыслишь в верном направлении, – похвалил меня Филипп Леонидович. – Роман, запомнил? Да, Минской нет, я ее сразу домой отправил, чтобы тут не отсвечивала! – Иес! – гаркнул охранник. – Донесу до их сознания: актерам хотят премию вручить, типа тысячи отсчитывают и по конвертам раскладывают. Михаил Степанович похлопал парня по спине. – Молодец. Двигай на пост. Филипп Леонидович посмотрел на меня. – Кто из исполнителей может устроить скандал? – Все, – без колебания ответила я. – Расставь их по степени вредности, – потребовал Филипп. – Муркин, Марфа, Катя, Лавров, – ответила я. – Минскую я не знаю, видела ее лишь издали, но вы сказали, что ее уже нет. Борис мертвецки пьян, он спит, думаю, не очнется до утра. – За кулисы посторонние не допускаются, – протянул хозяин, – кроме того, у входа выставлена охрана. Следовательно, круг лиц, которые могли сюда проникнуть, резко сужается. Актеры и работники театра. – Есть лифт, – напомнила я, – тот, что возит жильцов дома вниз. Михаил Степанович откашлялся. – Нас всего двое, там моя квартира и апартаменты Фаины. Подъемником может воспользоваться только человек, имеющий ключ‑карту, вот она! Я посмотрела на пластиковый прямоугольник, который рабочий достал из нагрудного кармана пиджака, и спросила: – Но ведь девочка как‑то проникла на строго охраняемую территорию? Значит, и взрослый мог пробраться. Глава 7 – Какая еще девочка? – раздраженно поинтересовался хозяин. Я перечислила приметы ребенка. – Маленькая, в розовом платье, с плюшевым мишкой в руках и массивных очках на носу. – В очках? – со странным выражением лица переспросил Верещагин. – Ерунда, – слишком бойко заявил Михаил Степанович. – Вероятно, Виола увидела Суок. На этот раз изумилась я. – Суок? Кукла наследника? Игрушка, сделанная по образу и подобию живой девочки? Главная героиня романа Юрия Олеши «Три толстяка»? Дядя Миша кивнул. – Да. Я только что сообразил, в чем дело. Мы ставили спектакль по этой книге года два назад и никак не могли подобрать кандидатку на роль Суок. Похоже, амплуа травести, взрослых актрис, которые изображают ребенка, умерло. Сейчас слово «травести» употребляют в значении транссексуал. Ни одна актриса не годилась, все фальшивили и переигрывали. Тогда Борис, а он у нас постоянно ставит спектакли, придумал интересный ход, на заводе заказали полую ляльку. Внутрь поместилась худенькая мелкая актрисулька, получилась замечательная Суок. На лице Филиппа Леонидовича промелькнуло выражение облегчения. – Точно! Реквизит где‑то на складе. – Суок вытащили, влезли в нее и теперь расхаживают по дому! – закончил Михаил Степанович. – Это могло быть, – согласился Верещагин. – И кто сей идиот? Шутничок фигов! Поймаю, голову оторву! Я возразила: – Ну нет! На куклу ребенок совсем не походил. Филипп Леонидович, правильно ли я поняла, что сюда имеет доступ лишь ограниченный круг людей? Верещагин моргнул раз, другой, третий, но в конце концов соизволил ответить: – Так. Я начала загибать пальцы на руке. – Михаил Степанович, Фаина, Владимир, Роман – это сотрудники, которые остались после представления. Еще сюда в любое время могли заглянуть артисты и режиссер. Участники пьесы веселятся на банкете, их вещи пока лежат в гримерках. Рома, подойди‑ка! Охранник с топотом принесся на мой зов. Поскольку Филипп Леонидович молчал, я рискнула задать охраннику вопрос: – Кто входил за кулисы после того, как начался фуршет? Секьюрити смутился. – Все, кому не лень, постоянно туда‑сюда шмыгали. – Сосредоточься, – приказала я, – меня интересует отрезок времени от девяти до десяти. – Почему? – неожиданно спросил Верещагин. Я решила оставить вопрос хозяина дома без внимания, не хотелось лишний раз напоминать ему о смерти дочери. Спектакль завершился в двадцать часов пятьдесят пять минут. Актеры гурьбой отправились разгримировываться, Риша в их числе, следовательно, ее лишили жизни в промежуток с девяти до десяти вечера. Отлично помню, что в тот момент, когда начальнику охраны позвонили с сообщением о несчастье, настенные часы в гостиной его отца показывали десять минут одиннадцатого. Роман выпучил глаза. – Э… э… сначала они все бегали по коридорам, затем умелись на банкет. Вересаев вернулся, забыл сигареты. Муркин приходил за телефоном, он его где‑то оставил, очень злился, прямо шипел, как сковородка с котлетами, на меня налетел с криком: «Куда подевался мой сотовый?» А я откуда знаю? Так ему и сказал: – Стою у двери, что у кого в комнатах лежит, не вижу. И тут он давай материться. Не ожидал я от Петра Аркадьевича, очень удивился. Короче, оборал он меня и ушел. Потом вернулся и говорит: – Парень, извини, вот мобила, я оставил ее внизу на подоконнике. Хрен с ней, с трубкой, но в ней номера телефонов таких людей, например, личный мобильный нашего президента, он мой фанат. Понимаешь, что произойдет, если сотовый в чужие руки попадет? Несмотря на серьезность ситуации, мне стало смешно. Ай да Муркин! Звезда телесериалов решила произвести неизгладимое впечатление на простого, не очень образованного охранника. Личный номер первого лица государства! Ну прямо вижу, как Петр открывает контакты, а там написано «Президент»! Лично я, натолкнувшись на подобную запись в чужом сотовом, подумала бы, что речь идет о сыре, об отеле или о постельном белье фирмы с одноименным названием. – Ермолова раз десять проскакала, – продолжал Роман, – то ей шарф понадобился, то она туфли поменяла, то подкрашивалась. Катерина Франк переодевалась, сначала спустилась вниз в мини‑платье, золотистом, а затем вернулась и в зеленом к выходу порулила. Я ей сказал: «Желтое лучше, блестит красиво». А она ответила: «Я как дура в коротком, остальные в вечерних нарядах. Всегда на мероприятие несколько вариантов прихватываю, чтобы кретинкой не выглядеть, а то потом читаешь журналы‑газеты и расстраиваешься. Папарацци, гадюки, если ты эффектно одета, никогда не сфотографируют. А вот заметят в неудачном прикиде и мигом камеры наточат, потом читай про себя: «Франк похожа на бочку в пайетках». Мне снова стало смешно. Катерина, похоже, близкая родственница Петра Аркадьевича. Муркин ходит, прижимая к сердцу мобильный с личным номером нашего «намбер уан», а на Франк открыли охоту журналисты. В действительности за спиной у Катерины пара ролей в молодежных сериалах. Интерес прессы к ней не особенно велик, да и нет в гостях у Верещагина папарацци, здесь всего несколько прикормленных представителей «глянца», от которых нечего ждать засады. Роман откашлялся и продолжил: – Лавров безостановочно в туалет носился, похоже, у него с желудком беда. – Значит, все артисты заглядывали в служебное помещение после начала банкета, – резюмировала я. Охранник кивнул: – По многу раз. Только Михаил Степанович и Фаина не появлялись. Может, они к себе спускались на лифте, но я за ними не гляжу, потому что они свои, ну почти как хозяева. Им можно в личные покои Верещагина заходить. – А члены семьи? – не успокаивалась я. Роман смущенно кашлянул. – Они тоже были. Алла Константиновна, Леонид Филиппович, Филипп Леонидович, еще Владимир Михайлович. Я на них внимания не обращаю, не запоминаю, кто куда когда топал. – Значит, ничего особенного? – уточнила я. Рома одернул пиджак. – Ну… Алла Константиновна очень широкое платье надела, еле в дверь прошла, а Леонид Филиппович мрачный был, шел нетвердо, наверное, выпил. Но парень всегда молчалив, а хозяйка любит оригинальную одежду. Из коридора вышел умытый и причесанный Владимир. – Звонят от ворот, приехал некто Юрий Шумаков, спрашивает Тараканову.