Я общалась со всеми детьми Верещагина. Двое, Риша и Леня, никак не походили на уверенных в себе наследников огромного состояния. Бедная Ирина тряслась от страха перед выходом на сцену, безумно боясь опозориться перед родителями и сотней гостей. А Леонид, с которым мне сейчас впервые удалось поговорить с глазу на глаз, похоже, ипохондрик, зацикленный на своих ощущениях. У Верещагина еще была дочь Роза, которая умерла от инфаркта. И я сильно сомневаюсь, что Филипп Леонидович в восторге от того, что Ванесса скачет по сцене, исполняя рок. Иначе почему ее имя дома даже не упоминают? Получается, что из всех отпрысков олигарх может гордиться лишь одной Мисси, своей помощницей. В тиши коридора раздалось шуршание и легкое постукивание. Я вздрогнула, но потом сообразила, что стою в полуметре от приоткрытого окна, которое занавешивает рулонка с рисунком в тон обоев. Я подошла ближе, чуть раздвинула тканевые полоски и с наслаждением сделала вдох. Кое‑кто сейчас иронично улыбается. Ну откуда в Москве кислород! Даже поздним вечером над столицей колышется облако из автомобильных выхлопов и выбросов из заводских труб. Не спорю, с экологией в моем родном городе дело обстоит не самым лучшим образом, но в доме Верещагина повсюду работают кондиционеры, вот мне и захотелось подышать пусть плохим, но настоящим воздухом. Окошко выходило в небольшой внутренний дворик, в центре которого стоял неработающий, похожий на старинный фонтан. Я сообразила, что нахожусь в центральной части дома. Справа флигель с темными окнами, слева сияет огнями крыло театра. Кажется, банкет в разгаре. Я продолжала бездумно смотреть во дворик. Моя тетка Раиса любила повторять: «Никому не завидуй, под каждой крышей свои жирные мыши». Но маленькая Вилка ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось красивых платьев, новых игрушек, книжек, как у моих одноклассниц. Рейтинг в детском коллективе очень зависит от того, что лежит в твоем пенале. Во времена моего детства особо ценными вещами считались полупрозрачные, сладко пахнущие ластики, смахивающие на конфеты, шариковые ручки с картинками из мультиков, наборы фломастеров, блокноты, на обложке которых изображались кошечки, собачки, гномики. Практически недоступными и от того невероятно желанными были железные коробочки с мармеладками в виде разноцветных мишек. В нашем классе такая была у Оли Звонаревой, ее мать работала переводчицей, постоянно моталась за границу и заваливала дочь подарками. Мне так хотелось этих желейных конфет, что, когда в Россию в начале девяностых хлынул поток низкосортных импортных продуктов, я купила себе точь‑в‑точь такую коробочку и убедилась: заветные мишки – редкая гадость. Но ведь дело не во вкусе, а в факте обладания. У Звонаревой было все из вышеперечисленного, она не дорожила сокровищами, теряла их, ломала и, совершенно не расстраиваясь, говорила: – Мама новую притащит. Как же я ей завидовала! Нет слов, чтобы описать это ощущение. Я мечтала вырасти, устроиться на работу, заполучить чемодан денег и наконец‑то купить себе все‑все! Наверное, желание разбогатеть читалось на моем лице, потому что Раиса беспрестанно повторяла: – Счастье нельзя купить за деньги, не приобрести, как платье. Очень часто богатый человек несчастен и плачет больше, чем бедный. Один раз я не удержалась и ответила: – По‑моему, лучше рыдать во дворце, чем на помойке! Вытрешь сопли и съешь бутерброд с икрой. Раиса опешила, а затем принялась отчитывать меня: – Намучаешься ты с завистливым характером. Умей радоваться тому, что у тебя есть! Хорошо то, что имеешь, а что имеешь, хорошо! Может, моя тетка была права? А может, и нет: жажда заполучить побольше толкает человека вперед, заставляет его развиваться, карабкаться в гору. Я старалась отлично учиться, чтобы, став взрослой, иметь высоко оплачиваемую должность, но получить высшее образование не удалось, и… В неосвещенном крыле дома распахнулось окно первого этажа. Я мигом выбросила из головы никому не нужные размышлизмы и стала наблюдать за происходящим. Сначала наружу выбрался один человек во всем черном, за ним точь‑в‑точь такой же. Половую принадлежность людей было невозможно определить, их головы скрывали капюшоны, фигуры – просторные куртки, поэтому об их росте я ничего сказать не могу. Но первый был выше и шел быстрее, второй торопливо семенил за ним. Они тенью скользнули мимо фонтана и растворились во мраке. Окно за собой незнакомцы прикрыли. В моем кармане завибрировал сотовый. – Вилка, ты где? – спросил Шумаков. – Заблудилась, но уже вроде добралась до кабинета, – отрапортовала я, возвращая на место полоски рулонки. Дверь приоткрылась, высунулся Владимир. – Виола? Мы вас ждем. В рабочей комнате Филиппа Леонидовича, в отличие от кабинета его сына, горело столько ламп, что я на секунду зажмурилась, потом открыла глаза и увидела, что здесь находится трое мужчин: хозяин, Юра и начальник охраны Верещагина. – Убийца в доме, – заявил Владимир. – Вы уверены? – спросила я. – Абсолютно, – без тени сомнения возвестил он, – никто не покидал здания, за ворота не выезжал и не выходил. Есть лишь один выход, там стоит будка охраны, ребята фиксируют номерные знаки машин и количество пассажиров. – Некоторые люди ходят пешком, – напомнила я. – Таких здесь тоже нет, – отрапортовал Владимир Михайлович, – на премьеру разослали сто восемьдесят приглашений. – Каждому? – уточнил Юра. Корсаков кивнул. – Заготовили именные пропуска, они дают право на въезд или проход во двор. Кроме того, заранее составили список номеров автомобилей. Так вот, двадцать четыре приглашенных отказались прибыть по уважительным причинам, пятеро не ответили, остальные подтвердили, что прибудут. На спектакль явилось сто сорок восемь человек, трое не почтили праздник своим присутствием. Все пока на банкете. В час ночи выступит Ванесса, певица очень популярна, она редко концертирует в России, в последний год в основном ездит по Европе, прилетела на одну ночь в Москву. Публика не уйдет, пока рокерша не исполнит свою программу. Концерт Ванессы – исключительное мероприятие. Я слушала Владимира. Вот вам свидетельство того, как сильно Филипп Леонидович любил Ришу. Олигарх хотел, чтобы она получила опыт выступления на сцене, и организовал для дочери спектакль, нанял популярных актеров, эпатажного режиссера, чья фамилия привлекает зрителей, но все равно засомневался: а придут ли все приглашенные на самодеятельность? Одно дело, когда в твоем театре показывают бродвейский мюзикл с американскими актерами, и совсем другое – домашний спектакль. При всем уважении к олигарху зрители могли вежливо отказаться, а Филипп Леонидович не хотел, чтобы Ириша увидела полупустые ряды. Поэтому добрый папенька и организовал концерт Ванессы, зная: чтобы послушать певицу, редкую представительницу российского шоу‑бизнеса, сумевшую закрепиться в международных чартах, публика стоически вытерпит представление, в котором продемонстрирует свой талант Ира. Если вспомнить рассказ Риши о том, что Ванесса ее родная сестра, имя которой не произносят в отчем доме, то, полагаю, Филиппу Леонидовичу нелегко далось решение зазвать ее к себе. Кто виноват в разрыве отношений? Непутевая дочь или родители? – Тело Ирины найдено в гримерке, туда имели доступ считаные люди. Все они сейчас в доме, – договорил Владимир, – женщин отвели во вторую гардеробную, мужчин пока развлекают в бане. У нас есть время до утра, чтобы разобраться в случившемся. – К чему такая спешка? – насторожилась я. – Неужели никто из гостей не заинтересуется, где Риша? Почему девочки нет на банкете? – Народ пьет, жрет, ждет концерта, потом раздадут подарки, нет, все забыли о спектакле. Одни полагают, что Ирина в буфете, другие считают – она в общем зале или пошла переодеться, – криво усмехнулся Верещагин. – Убийца пока спокоен. О кончине дочери сообщат завтра. Есть шанс вычислить мерзавца, а пока он расслаблен и может совершить ошибку, выдать себя. – Вы уверены, что это мужчина? – осведомилась я. Юра поднял руку. – Вилка, спокойно. Выслушай пока неизвестную тебе информацию. Ирину убили ударом в глаз. Я передернулась. – Били снизу вверх, – продолжил Шумаков, – узким длинным предметом, вероятно, ножом, стилетом, заточкой, более подробно без вскрытия криминалист сказать не может. В гримерной Ирины орудие убийства не найдено, следовательно, его унесли с собой. Твоя задача порыться в сумочках у Марфы и Кати. Вдруг Франк или Ермолова спрятали орудие убийства? Мы не исключаем женщин. Чтобы лишить жизни человека подобным образом, особая физическая сила не требуется, справится даже ребенок, если попадет в нужное место. Я подняла руку. – У меня ряд вопросов. – Валяй, – разрешил Юра. – Где мотив? – начала я. – Риша одиннадцатиклассница, вряд ли она могла нажить большое количество врагов. Поймем, что толкнуло человека на преступление, найдем убийцу. – Пока ничего оригинального я не услышал, – буркнул Владимир, – от вас требуется простая техническая работа – пошарить по сумкам. Выдвигать версии и поучать нас не надо. – Непременно выполню вашу просьбу, – спокойно ответила я, – но пожалуйста, дайте мне договорить. Филипп Леонидович взял фужер с коньяком. – Ну? Я выдержала тяжелый взгляд богача. – Вы уверены, что никто не покидал дом? – Абсолютно, – отрубил Владимир, – не стоит жевать мочалку! Все здесь. Я без приглашения села на диван. – Чудесно. И где Вересаев? Алексей удрал с тусовки до того, как обнаружили труп. Попрощался со всеми и ушел. У меня два предположения. Ваша охрана на воротах ротозеи, они не заметили, как главный мачо одного из каналов пересек границу подведомственной им территории. Или Алексей обманул всех, и он до сих пор в здании. Вопрос: где? Впрочем, тут много неясного. Зачем Вересаеву таиться в доме? Какую цель он преследует? Решил спереть статуэтку с каминной полки? Или речь идет о более важных целях? Например, убийстве. А? Корсаков схватился за телефон и зашипел в трубку: – Виктор? Проверь по списку. Алексей Вересаев. Какие у него колеса? «Порше»? Он выезжал? Нет? Точно? Может, пешком ушел? Уверен? Сам смотрел? Чертов телеболтун тут! Последнее восклицание относилось к нам. – Здорово. Осталось выяснить, почему он всем соврал и где находится. Что расположено в противоположном от театра крыле? – переменила я тему беседы. – Там не горит свет. – Коллекция картин и книг, – незамедлительно ответил Верещагин. – Нет, галерея у вас в центральной части, – возразила я. Филипп Леонидович слабо улыбнулся. – Там ерунда. А в закрытой части настоящие ценности. Ага, значит, Репин, Айвазовский, Рокотов и иже с ними у олигархов ценятся как лабуда. – Еще в том крыле находится концертный зал, – договорил Верещагин. – Секундочку. Театр справа, – напомнила я. Владимир кинулся на помощь боссу: – Верно, но он для всех гостей, а еще есть маленький салон, там музицирует лишь очень узкий круг, не более десяти человек. Две недели назад из Нью‑Йорка прилетала… – Замолчи, – велел шеф. Корсаков послушно проглотил недосказанную фразу. – В левой части нет жилых помещений? – гнула я свое. – Нет, – заверил Верещагин. – И вход закрыт на кодовый замок, туда без моего разрешения никто не пройдет. – И, очевидно, отличная сигнализация? – ехидно спросила я. – Лучшая в мире? Наиболее навороченная? – Именно так, – подтвердил Корсаков, – Филипп Леонидович сделал все возможное для безопасности своего личного пространства. Но даже суперустройство может подвести. «Алмаз» вот отказал, а кодовый замок отлично работает. – Выкиньте ваши камеры, датчики и компьютеры, – заявила я, – а заодно тот замечательный замок, он не работает. Минут десять назад из дальнего окна первого этажа тщательно запертого и охраняемого помещения вылезли два человека в черном и скрылись. Никто даже не чихнул, в смысле секьюрити. Может, вам завести собак? Псы не читают на посту журналов, не пялятся в телевизор, не решают кроссвордов, не едят бутерброды. Они живо унюхают посторонних. Могу посоветовать чихуахуа. Не смотрите, что мелкие, задора у них хватит на стаю аллигаторов.