– О, мэм, – расстроилась тайка, – френч? – Альмани, – повторила я, ощущая себя редкой тупицей, – босс! Ай… э… мне нужен… босс! Чиф! Э… кабинет. Арбайтроум! Ну, там где… хозяин работает. Чиф офис! Ферштеен? Ну почему в моей школе изучали только немецкий? Я была отличницей, зазубрила наизусть кучу стихов Гете и Гейне, до сих пор могу цитировать культовую «Лорелею» и даже помню древнегерманский эпос, повествующий о Зигфриде, Брунгильде и Кримгильде. Наша училка иностранного языка всегда ставила меня в пример, она почти на каждом уроке повторяла: – Дети, послушайте, как Виола замечательно декламирует поэму «Фауст», с такими знаниями не пропадешь в жизни. Интеллектуальный багаж – это ваше богатство. Посмотрела бы сейчас преподавательница, как ее любимица, набитая знаниями под завязку о дативе, аккузативе и всяких плюсквамперфектах[3] , пытается договориться с горничной из Таиланда. Кстати, знание таблицы умножения мне тоже без надобности. – Босс, – безнадежно повторила я, – янки гоу хом! [4] Бог знает, из каких глубин памяти выплыла последняя фраза, но прислуга ее поняла и защебетала как птичка. – Простите, не врубаюсь, – вздохнула я. Девушка вытянула тонкую руку. – Директ. – Прямо, – обрадовалась я. – Лефт, – продолжила домработница, – ред энд голд. Я почувствовала себя полиглотом, который смог договориться с представителем племени аборигенов. Мне надо пройти вперед, повернуть налево, а там будет нечто красное с золотом. Воодушевленная знаниями, я порысила по коридору и довольно скоро очутилась в галерее, стены коей были декорированы под хохлому. Эта часть дома резко отличалась от остальной, ранее в отделке преобладали бежево‑песочные тона. Я постучала несколько раз в первую дверь и, не дожидаясь ответа, распахнула ее. Открывшееся пространство оказалось мрачным. Темная дубовая мебель, то ли коричневая, то ли черная кожа диванов и кресел, аэродромоподобный письменный стол на львиных лапах, повсюду горы книг и журналов. Размеры комнаты определить было сложно, она освещалась небольшим торшером, который стоял возле узкой софы, все остальное тонуло во мраке. В воздухе неожиданно для позднего вечера пахло кофе и, что уж было совсем странно, из маленького радиоприемника раздавался бойкий женский голос, говоривший: – Ноги на ширину плеч. Делаем активные махи левой рукой. И раз, и два, и три! Повторите десять раз. Начали. Не теряйте темп. Теперь улыбнитесь! В вас вливается бодрость. – Филипп Леонидович, – позвала я, – Владимир! Юра! Радио заткнулось. – Вы кто? – спросил чуть хриплый баритон. – Писательница Арина Виолова, – представилась я, – настоящее мое имя Виола Тараканова. Простите, а вы где? – Здесь, – ответил невидимка. Я сообразила, что звук идет откуда‑то с пола, посмотрела вниз и подпрыгнула от изумления: из‑под софы торчала голова с длинными каштановыми, чуть волнистыми волосами. – Здрассти, – вырвалось у меня, – добрый день, то есть вечер. – Пожалуйста, не будем о времени, – нервно сказала голова, – что вам нужно? – Леонид! – воскликнула я. – Простите, сразу вас не узнала! Вы всегда проводите досуг под диваном? Сын олигарха встал на ноги. – Я уронил чайную ложку, захотел достать, и тут вы. – Извините, – смутилась я, – похоже, я заблудилась. – Дом большой, – согласился Леонид, – и путаный. Отец постоянно к нему пристройки делает, я сам скоро перестану ориентироваться. Вам нужен кабинет Филиппа Леонидовича? Я кивнула. – Пойдемте, провожу, – гостеприимно предложил Леонид. – Не хочу вас беспокоить, – возразила я, – сама найду. – Вы уже забрели не туда, – напомнил парень. – Горничная неправильно указала направление или неверно поняла меня, я английским не владею, – призналась я, – сообразила только сказать «босс офис». Леонид засмеялся. – Ясно. Вы встретили Зои, она моя горничная, босс для нее я. У отца камердинер Иван. – Михаил Степанович уверял, что вся прислуга в доме иностранцы, на русском не изъясняются, – сказала я, когда мы дошли до галереи с картинами, – а у вашего отца, оказывается, слуга Иван. – Он немой, – объяснил Леня, – не говорит, но слышит хорошо. – Вот странность, – подивилась я, – обычно немота связана с глухотой. – Не знаю, по какой причине Иван потерял способность разговаривать, – пожал плечами Леня, – может, из‑за болезни? У меня были неприятности с почками, пару лет по больницам мотался, насмотрелся всякого. – Сейчас, надеюсь, вы выздоровели, – дипломатично заметила я. – Мне сделали трансплантацию, – поежился Леонид, – теперь предстоит пожизненно принимать таблетки, ничего хорошего. Я чуть замедлила шаг. Наверное, юноша удался в мать, Алла Константиновна высокая, худая, чтобы не сказать тощая. А Филипп Леонидович кряжистый, ширококостный, ростом ниже жены. Олигарх не производит впечатления человека, который, обнаружив пробоину в корабле, сложит руки на груди и, перепоручив свою душу богу, тихо утонет. Нет, Верещагин голыми руками разломает палубу, сделает из досок плот, сядет на него и поплывет к берегу, по ходу убивая акул и крокодилов, которые захотят им закусить. А вот Леня явно другого склада человек, он, похоже, меланхолик и мизантроп. – Большинство людей начинает день с горсти пилюль и завершает его смесью из капсул, – воскликнула я, – это же ерунда. Сама глотаю витамины, рыбий жир, кальций. – Но не средства, подавляющие отторжение почки, – перебил меня младший Верещагин. – Как вы думаете, где у человека находится душа? Резкая смена темы удивила. – Душа? Понятия не имею. – Она есть и бессмертна, – очень серьезно произнес Леонид. – Иначе наше существование лишено всяческого смысла. Человек умирает, а его сознание улетает в иные сферы и там продолжает развиваться, ведь так? – Возможно, – осторожно ответила я. – Так где вместилище души? – упорствовал Леня. – Я прочитал не одну книгу по данному вопросу, но не получил однозначного ответа. В разных цивилизациях свои верования. Египтяне полагали, что дом души – сердце. Гиппократ считал – голова. Как вы думаете, можно ли потерять духовную сущность? Ну, допустим, солдату на войне оторвало ногу. От его души тоже отвалится часть? – Никогда об этом не думала, но, полагаю, что ампутация тут ни при чем, – ответила я, – многим людям в течение жизни проводят операции, удаляют гланды, аппендикс, желчный пузырь, другие органы. От того, что у вас теперь не хватает одной почки, ничего не изменилось. Душа осталась на месте. Сомневаюсь, что она обитает в районе мочевого пузыря. – А где? – жадно поинтересовался парень. – Не знаю, – откровенно призналась я, – думаю, у доброго, сострадательного человека – в сердце, у умного, но сухого – в мозгу, у обжоры – в желудке. – Интересная теория, – сказал Леонид. – Вам сюда. Если захотите продолжить нашу беседу, приходите в любое время, я не сплю по ночам. – В аптеках продают замечательные капли, гомеопатические. Недельку попьете, и сон восстановится. Хотите, напишу название? – предложила я. У Леонида непроизвольно дернулась щека. – Нет. – Это всего лишь настой трав валерьяны, пустырника и мяты, – уточнила я, – вреда для здоровья не будет, зато с Морфеем встретитесь без проблем. Леня показал на широкую дверь с фигурной ручкой из бронзы. – Там кабинет отца. Я не хочу спать по ночам. Я вспомнила аромат кофе, который витал в комнате Леонида, запись урока утренней гимнастики и покачала головой. – Вредно менять день и ночь местами. – В светлое время суток я тоже не сплю, – заявил Леонид, – езжу на учебу. Заходите, поболтаем, мне интересно ваше мнение. Вы вроде пишете фантастику? – Детективы, – поправила я. – Не читаю ни криминальные истории, ни сказки про полеты в другие миры, – поморщился Леонид, – тупые произведения засоряют мозг, но вы, несмотря на род занятий, производите впечатление вдумчивого индивидуума. Заглядывайте на чашечку эспрессо, поговорим о разном. Не дожидаясь ответа, Леня повернулся и почти побежал по коридору. Глава 10