В то время Каду интересовал, прежде всего, Собачник — но Рик плохо умел общаться с людьми, а, тем более, с нахальными маленькими девчонками. Потом девчонка выросла и превратилась в девушку… В красивую девушку. Старший брат которой, Заон Брин, к тому же попал на службу в отряд Иргиса. Так что имя командора в семье Бринов было на слуху, и забыть его — даже если бы Када пыталась — было бы сложно. Однако она не хотела ничего забывать. Они молча шли по улицам Валкана, и теплая рука непринужденно, но уверенно обвивала его локоть. Иргис вздохнул. Не то, чтобы Када ему не нравилась… Наоборот. Совсем непохожая на ледяных и сдержанных аристократок, на отстраненно-задумчивых или мужиковато-грубых женщин Ордена, но умнее большинства из них. И красивее. Подобных Каде не рисовали на картинах, однако Иргису всегда нравилась такая домашняя, несовершенная красота — было в ней что-то настоящее, непосредственное, живое. Он любил женщин, а женщины любили его, и он к их любви привык; даже пресытился ею. Родись он на полвека раньше, смуглая кожа полукровки избавила бы его от излишнего внимания, однако после Катастрофы ирдакийская кровь вошла в моду… Скольким девчонкам и почтенным дамам он вскружил голову, сколько мужей и отцов имели на него зуб? В юности Иргис не считал. А сейчас он был уже не в том возрасте, чтобы гордиться ненужными победами без боя. И осложнять будущее Каде он не хотел. Но она ему нравилась. Его трогала ее преданность, по-своему, он и сам привязался к смешной симпатичной девчонке. Возможно, он даже порадовал бы мечтающего о внуках отца и поженился бы на ней, если бы… Если бы не Анна. Если бы он только мог выкинуть из головы хрупкую фигурку на уродливом, слишком большом для нее троне Нодаба, ее глаза цвета грозового неба с едва видимой поволокой печали. Негромкий, но твердый голос, с одинаковой уверенностью желавший доброго пути, отпускавший шутки в кругу приближенных и оглашавший смертные приговоры. Леди Анна Нодаб. Это едва ли было невозможно: безродный гвардеец, пусть даже командор — и влиятельнейшая из правителей острова… Однако украдкой она благотворила ему: из симпатии или из хородного расчета — задумываться было выше его сил. Если бы он только мог просто служить ей, как все, мог заставить себя отступиться! Он должен, обязан был отступиться, хотя бы ради самой Анны. Однако он слишком привык бороться за то, что ему дорого. И не привык проигрывать. — Ирг! — Обиженный оклик Кады прервал его размышления. — Не будешь ли ты так любезен объяснить, куда мы пришли, задумчивый командор? И зачем? Иргис изумленно уставился на двоих своих гвардейцев, дежуривших у роскошного дома с деревянными колоннами, и смотревших на командора с таким же удивлением. Еще шестеро гвардейцев сторожили дом с других сторон. Хозяина, господина Кина Хасо, видели в кабаке в нескольких кварталах от дома Фарги Орто незадолго до того, как у ворот нашли остывающий труп. Отчего-то Кин Хасо был перепуган до смерти и руки его тряслись так, что он едва мог удержать кружку. А еще Кин Хасо служил приказчиком в Первом торговом союзе. По мнению Иргиса, прямым соучастником убийства Кин не был — слишком уж он глупо себя вел — но мог что-то знать или даже оказаться свидетелем преступления. Причастность к делу Первого союза объясняла и страх, и упорное молчание приказчика: «первые» не церемонились со случайными свидетелями и болтунами. А Кин Хасо, на беду свою, еще и вел с Фаргой какие-то частные дела — их иногда видели вместе… Поэтому он молчал, как рыба. Арестовать его без доказательств Иргис не имел права, но существовали и другие способы вытянуть нужную информацию. Например, взять приказчика под охрану — «из лучших побуждений, чтобы тот, кого ты прикрываешь, не заткнул тебя так же, как твоего подельника» — и подождать, пока бедняга, не выдержав давления, не заговорит. Или, чем тени не шутят, действительно не заявятся чьи-нибудь наемные убийцы. Но ждать долго Иргис не мог, так что внутреннее нетерпение само направило его сюда, пока рассудок был занят совсем другими мыслями. — Чем провинился этот несчастный? Вроде, его звать господин Кил… или Кел… — Када забавно насупилась, вспоминая имя. — Кин Хасо, — сказал Иргис. — Возможно, он просто оказался не в то время и не в том месте… Или, наоборот, в том. С какой стороны посмотреть. Подождешь чуть-чуть? — Я готова ждать тебя сколько угодно, командор Саен. — Несмотря на то, что Када улыбалась, глаза ее оставались задумчиво-грустными. Иргис дорого бы заплатил за то, чтобы не понимать, что она сейчас имеет ввиду. Он осторожно высвободил руку и подошел к гвардейцам: — Ничего нового? — Ничего, Иргис-гьон! Иргис собирался постучать, но Кин Хасо уже сам быстрым неровным шагом спешил к калитке; очевидно, он наблюдал за происходящим во дворе в окно. — Опять вы здесь, господин командор! Что вашим людям от меня нужно?! Я ведь вам, я ведь им тоже сказал, что я ничего не знаю, я сдуру напился тогда, но неужели честный человек не может напиться! — Приказчик выпалил все на одном дыхании. Он был бледен, уголок рта подергивался. — Вы лжете неумело, господин Хасо. — Иргис наградил его суровым взглядом. — И рано или поздно все равно расскажете правду. Так почему бы вам не сделать этого прямо сейчас? — Я не могу! — Почему не можете? — Потому что… Потому что я ничего не знаю, я уже сказал, я… — Приказчик закрыл лицо руками. — Пожалуйста, командор Саен, оставьте меня, мою семью в покое! Умоляю, господин командор! — Прекратите истерику! — Иргис отвернулся, чтобы скрыть отвращение и смущение. К женским слезам он привык, но плачущие мужчины выбивали его из колеи. — Убили вашего соседа и партнера. А вы хнычете, как баба, и не даете мне продолжить расследование. Чем скорее вы все мне расскажете, тем лучше для вас — и тем проще нам будет обеспечить вашей семье безопасность, если это необходимо. Неужели не ясно? — Я ничего не знаю, — тихо повторил приказчик. — Ничего. — До завтра, господин Хасо. — Иргис оставил его, бессильно повалившегося спиной на забор, и вернулся к Каде, которая весело болтала с одним из гвардейцев. Но разговор она слышала, и, когда они отошли на три десятка шагов, спросила, оглянувшись на дом: — Не слишком ли жестоко, командор? Я видела в окне мальчишку лет семи. Он смотрел на тебя, как на волка. Иргис поморщился: мысль о том, что он запугал до полусмерти жену и детей приказчика — у Кина их было трое — ничуть не радовала. Но он делал то, что делал не из удовольствия. — Жестоко, я знаю, — признал Иргис. — Но, пойми: из-за этой истории с убийством другой мальчишка, только постарше, сейчас, возможно, умирает с голоду где-нибудь в канаве, прячась от людей. Я не могу все так оставить. «А еще, если Первый союз замешан в убийстве старшины Желтых Платков — я не могу спустить им это с рук, — мрачно подумал он. — Кому я вру? Дело не только и не столько в детях Заха…» Темнота сгущалась, заполняла город. Тени — обычные, безопасные тени — исчезали, растворялись в ней. Окна домов гасли, скрывая в черной глубине уютные секреты и дурные тайны чужой жизни. На развесистых нитях-хьорхи, провисавших между крышами, сидели равнодушные наблюдатели-птицы. Безликие деревья с тихим шелестом роняли листву. — Скажи, командор… — тихо начала Када. — Что видно с высоты твоего роста? Она приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в глаза. — О чем ты? — удивился Иргис. — Мы, оседлые, мало что знаем. Валкан — город трех дорог, и все равно новости доходят до нас слишком медленно. Но даже я чувствую, как мир погружается в сумерки. — В этом мире уже тысячи лет — сумерки, — тихо произнес Иргис. — А за сумерками всегда приходит ночь. Но один чудак как-то сказал мне… — Что? — Када застыла в тревожном ожидании его ответа. — Если мир катится к теням, нужно успеть набраться, как следует, — закончил Иргис. — Тогда реальность поплывет перед глазами, и, может статься, окажется, что все не так плохо, как виделось сначала. — Опять эти твои шуточки! — Не мои. Но сегодня мне пришло в голову — возможно, тот человек бывал прав чаще, чем я о нем думал, — сказал Иргис. — Юные танцовщики еще не разнесли площадку в «Битом стакане»? — Никак нет, командор! На лице Кады отразилась такая искренняя радость, что Иргис почувствовал укор совести. — Тогда что насчет того, чтобы исправить это упущение? — Он обнял девушку за талию. — И накинуть мой плащ, пока ты не простудилась. — В твой плащ можно завернуть двух таких как я, — хмыкнула Када. — Лучше так. Она прижалась к нему, уткнувшись лбом в грудь. Прикосновение обжигало даже через одежду. — Мне страшно, Иргис, — прошептала Када. — Стыдно говорить о таком, но я боюсь. Боюсь этих сумерек и ночи, что придет за ними. Глупо, да? — Ничуть. — Он обнял девушку крепче. — Даже мне бывает страшно. — Тебе?! Не верю! — Када отстранилась, покачала головой. — Ладно, тени с этим, нас ждут танцы. Догоняй, командор! Она бегом бросилась вниз по улице. — Постой! Да подожди же, глупая девчонка, когда же ты повзрослеешь?! — Иргис, промедлив несколько обидных мгновений, припустил за ней. А что ему еще оставалось делать? Бегала Када хорошо. Потрясающая картина, подумал он на бегу — командор хьор-гвардии, носящийся по городу, как мальчишка… Командор, который «с высоты своего роста» видит подступающую тьму и рад воспользоваться возможностью о ней не думать. Стефану бы понравилось: вся сцена была вполне в его духе. "Я и правда становлюсь похожим на Лжеца, — с досадой подумал Иргис. — Ну что за нелепость!" — Кстати, командор, — Када все-таки остановилась. — Забыла сказать. Через город в последние дней десять проходило несколько белых жрецов. Я сама не видела, но, говорят, среди них был и наш знакомец со своим псом. — Рик?! — изумился Иргис. — Он самый. — Надо же… — Иргис почувствовал одновременно и досаду, и облегчение.