Ей было чуть за сорок. Она не скрывала морщин и не красила длинных соломенных прядей, уже тронутых сединой — и все равно была очень хороша собой; даже в пушистом домашнем халате, накинутом поверх простой рубахи, с сырыми после ванной волосами, разбросанными по плечам, и длинной костяной трубкой в тонких пальцах. Пока Лин рассказывал, что привело его на порог, они пили в пустой столовой крепко заваренный чай. — Так ты уезжаешь, — сказала она, выслушав его. — Надолго? — Я иду пешком: разве что, ты будешь столь милосердна, что одолжишь мне лошадь, Эва, — с грустью сказал Лин. Сейчас, в это мгновение, в теплом доме, с чашкой подслащенного чая в руке ему было хорошо, и совсем не хотелось ехать в неизвестность. — Вернусь ли? Не знаю. Но я должен ехать. Он рассказал ей почти все, что было на душе — больше, чем смог бы рассказать кому-нибудь другому. — Тебе пока и не нужно возвращаться в Валкан, — негромко сказала Эвелина, глядя на него сквозь сизый дым. — Что тебе здесь? В неизвестности — твое спасение… Твой шанс на новую жизнь, вечно угрюмый магистр Валб. Но если вернешься — заходи: я буду скучать. Только не обольщайся: не слишком сильно, и не слишком часто. — Она погрозила ему пальцем — Я тоже, — сказал Лин, улыбнувшись. — Спасибо тебе… За все. Повинуясь порыву, он взял ее руку и коснулся губами тонкого сплетения морщин на бледной коже. Эвелина сжала пальцы; она улыбалась. — У тебя ведь есть полчаса? *** Часом позже, галопом удаляясь от Валкана на пегой лошаденке, Лин еще чувствовал прикосновения прохладных рук к разгоряченной коже и горько-сладкий привкус чужих губ. Он не любил Эвелину, и знал, что она не любит его — в конце концов, он был для нее просто милым мальчишкой, как и десять лет назад — но, все же, их странная связь была тем немногим, что жаль было оставлять позади. Чтобы отвлечься, он стал думать о деле. Сложно было рассчитывать на долгое молчание Бивара, да и оно, как ни жаль, не гарантировало безопасности. Лучше всего было б, если б командор уехал из Валкана до того, как какой-нибудь гвардеец, возвратив кузнецу лошадей и телегу — а Лин почему-то не сомневался, что командор распорядится об этом — вернется с докладом про жреца и его спутников. Но если командор задержится, подумал Лин, значит, у него в Валкане навалом важных дел: тогда до телеги руки дойдут нескоро. И когда все выяснится, возможно, он не станет устраивать погоню… Но кто его знает? Как бы там ни было, дней через десять Нае с Хоно лучше было оказаться уже за пределами округа; поэтому следовало торопиться. Лин пришпорил кобылу и вспомнил звериную ловкость движений командора. Пес, что ни на есть, гончий пес! В жреце — даже если представить его без собаки — тоже было что-то звериное. «Пожалуй, работая в паре, они являли бы собой идеального убийцу», — усмехнулся Лин своим мыслям. Если бы только он мог знать, насколько в тот момент был близок к истине! Глава 9. Командор Саен Хьор-командор Иргис Саен сидел за столом, в доме, где вырос. И смотрел в окно. По улице, пробежал мальчишка, заливаясь смехом и взбивая рыжую от лучей уходящего солнца пыль. Споткнулся, упал, вскочил, отряхнулся и побежал дальше, не обращая внимания на разбитую коленку. На большой дороге, подумал Иргис, даже такая царапина могла привести к болезни, последующему увечью или даже гибели — но валканские мальчишки знать не знают об этом; отпрыски бродяг — осмотрительнее, осторожнее, хитрее и злее своих беспечных оседлых сверстников… И все же, и те, и другие — дети. За тот год, что командор не был в Валкане, в городе мало что изменилось; и в отчем дома все было по-прежнему. Но этому удивляться не приходилось: что бы ни творилось вокруг — Шанг Саен оставался верен своим привычкам. Когда тот вошел в гостиную, Иргис отвернулся от окна. — Я уже понял, кто устроил детям Заха Орто побег, отец, — сердито сказал елмандор. — Кого прикажешь благодарить, что это понял только я? Несмотря на силу ирдакийской крови, доставшейся хьор-командору от матери, они с отцом были похожи. Пониже ростом, но шире в плечах, в свои шесть с лишним десятков лет Шанг Саен выглядел лучше иных пятидесятилетних. В густых усах пряталась лукавая улыбка. — Дай-ка подумать… Неужели Солнцеликого? — Старик заговорщицки подмигнул. Иргис с трудом подавил раздражение. — Ты должен был дождаться меня, — сказал он. — Откуда я мог знать — приедешь ли ты в этом году? — Шанг развел руками. — А если б даже и знал — что бы ты стал делать, сын, если бы их уже повесили? — А что бы я стал делать, если б тебя поймали за руку? — Иргис взглянул отцу в глаза. — Поджог, помощь в побеге… За такое тоже на шею одевают галстук. — Брось, Ирг, не занудствуй, — отмахнулся старик. — Ты знаешь, что у папаши блистательного командора достаточно надежных и могущественных друзей. И еще достаточно сил, чтобы не попасться кучке бездельников и не дать сгноить в клетке малолеток, которые нашли тело уже холодным… Несчастные дети, которым не повезло родиться в семье бестолкового наставника моего бестолкового сына! — Старик перестал улыбаться; в голосе его послышался гнев. — Тебя надо было давным-давно выдрать за дурость, Иргис, и Рика с Вэлом вместе с тобоя. Мало ли, что когда-то сказал этот остолоп Зах! Если бы он тебе сказал по зиме с голым задом ходить, ты так бы и сделал?! Упрек был точен. Бывший магистр-наставник Зах Орто, выйдя из Ордена, больше не хотел иметь со служителями Солнцеликого ничего общего, даже с бывшими друзьями и учениками. И взял с них слово «не лезть в его жизнь, в жизнь его детей, на три шага не подходить к его забору»; к тому моменту он уже искренне верил, что Орден несет миру только беды. Иргису все это не нравилось. Брат Заха, Фарга Орто, ему не тоже нравился, но в ту пору будущий командор был глубоко погружен в личные дела и оправдывал — почти искренне — свое бездействие тем, что желание бывшего наставника заслуживает уважения. Поэтому не нарушал запрета даже после смерти Заха. Хотя слухи о том, что Фарга не слишком-то ласков с приемными детьми, в городе ходили. — Даже твой чудной златоглазый приятель, который боится высоты — даже он говорил то же самое! — воскликнул старик. — Что дурак мягкотелый был ваш Зах, и что надо забрать детей в Орден от подлеца и торгаша. И я сколько раз тебе это говорил? К словам старших хотя иногда нужно прислушиваться — но ты никогда никого не слушаешь, сын. Вот тебе результат. «Да уж: результат…» — Иргис снова посмотрел в окно, пригладил сырые после бани волосы. Старая яблоня с обломанной нижней ветвью — когда-то не выдержавшей веса и неловких движений Рика, пытавшегося отделаться от Лжеца — еще зеленела листвой, но почти перестала плодоносить. Накатили воспоминания. Тогда, со скандалом выставленные из резиденции Уво Далтом, они завалились в дом все впятером — к ужасу соседей и к радости отца. Собачника и Молчаливого бродягу Шанг Саен знал и раньше, а Лжец и Поводырь ему понравилась с первого взгляда. Молодое вино в ту ночь лилось рекой, а разговорам не было конца — и это были хорошие, простые разговоры. Это было хорошее время: время поиска и надежды, дружбы и любви. Слушать Лжеца стоило хорошо, если один раз из десяти… Но, возможно, тогда был тот самый раз. — Я признаю, отец: вы со Стефаном тогда были правы, а я дурак. — Иргис тяжело облокотился на стол. — Надеюсь, дети добрались до Ордена, а Зануда Уво не стал большей сволочью, чем я его помню. Иначе не представляю, что делать. — Если судить по-хорошему, то эти близнецы — уже не дети, — сказал Шанг Саен. — Им идет семнадцатый год, скоро совершеннолетие. Опыта никакого — после такой-то жизни! — но головы на плечах есть: глядишь, и справятся сами. Ведь у тебя все равно нет времени заниматься их поисками? — Я отправил в резиденцию посыльного, — сказал Иргис. — Но сомневаюсь, что Зануда станет с ним разговаривать. И перво-наперво нужно найти, кто на самом деле убрал Фаргу. Это важно, забери его тени, это может быть очень важно! Желтые Платки раскололись на два лагеря: одни в ярости, другие чуть ли не празднуют. Я почти готов зауважать этого мертвого подонка: стольким он насолил — не каждый так сможет. Одна беда: времени у меня нет ни на что… Он и так уже опаздывал. Отряду дали предписание вернуться в Нодаб к традиционному осеннему Фестивалю. Который, как знал Иргис, в этот раз будет иметь еще большее значение. Как командор, он никак не мог не мог подвести Анну… леди Нодаб. Два дня на то, чтобы расследовать дело в Валкане, он еще мог выделить — рискуя загнать потом лошадей, но мог. Два дня, не больше. — Шороху в канцелярии и у мэра ты хорошо навел, — заметил старик. — Весь день все только об этом и говорят. — Сейчас у меня есть все полномочия, — сказал Иргис. — Я уеду, но оставлю вместо себя надежного человека. Так что скоро многим тут не поздоровится. И убийцу мы найдем, рано или поздно. — Вдова, так понимаю, наверняка ни при чем? — уточнил старик. — Ей стоило отсыпать страже больше золота — чтоб те забыли, что тело обнаружили окоченевшим. Она созналась в подкупе, но больше вменить ей нечего, — с сожалением сказал Иргис. — О делах мужа она была неосведомлена. Однако мы нашли того, кто, возможно, кое-что знает. Нужно только осторожно потянуть за ниточку… Что-то зашуршало за окном. — Эй!!! — Иргис успел протянуть руку и поймать влетевшее в окно яблоко за миг до того, как оно ударилось об стол. Пятно на скатерти было бы некстати. — Как всегда: грозен, угрюм и даже не зайдет поздороваться! — В окне появилась голова метательницы: рыжие волосы горели темным золотом в подступающих сумерках, чуть вздернутый нос в мелких веснушках был насмешливо сморщен. — Как всегда, не можешь обойтись без глупостей, Када, — сердито сказал Иргис. — Или ты предлагаешь мне это сжевать? — Он второй рукой перехватил за черенок яблоко, на две трети коричневое от гнили. — На твое усмотрение! — Носик вздернулся выше и отступил назад. — Доброго вечера, Шанг-гьон! Пожалуйста, передайте хьор-командору: если у него осталась хоть капля совести, через пять минут я жду его у калитки. Изящная, но округлая — только там, где надо, — фигура девушки проплыла по двору. В легком не по погоде, открытом — именно там, где надо — платье. Иргис проводил ее взглядом. — Хотел бы я знать, ты когда-нибудь разберешься со своими женщинами, сынок? — В голосе старика послышался упрек. — В городе ходят разные разговоры о тебе… Несерьезные разговоры — людям просто нравится сплетничать. Но дыма без огня не бывает; и кое-какой дым меня очень тревожит. — Когда-нибудь — разберусь! — Иргис швырнул гнилое яблоко за окно. «Если со мной не разберутся раньше», — добавил он про себя. — Ты ступил на острие ножа, Ирг, — с горечью сказал старик. — И сам, я вижу, это понимаешь… Надеюсь — она стоит того, наша леди…. Ну а та, что ждет снаружи — стоит ее радость часа твоего времени? Иргис криво улыбнулся, встал и вышел. — Привет! — с деланной веселостью сказал он девушке, обнимая ее. — Прости: отвратительный был день. Но теперь он стал немного лучше. Када, сменив гнев на милость, встала на цыпочки и чмокнула командора в небритую щеку. *** Иргис помнил Каду Брин еще босоногой девчонкой, прибегавшей к забору поглазеть на белого жреца и его собаку. Стараниями Хака они и познакомились. Однажды пес, не одобрявший подглядываний, ухватил незадачливую наблюдательницу за ляжку и не отпускал, пока Иргис не вышел за калитку и не призвал его к порядку.