— Да Марк, конечно! Причем тут Живило вообще? — кричу я. Все ошалело переводят взгляд на Летунова. Оля зажимает рот ладонью. Я шепчу ей одними губами: прости. Марк пятится назад. — Дружище, я тебе клянусь, это не правда. Разумовская, ты что несёшь? — в ужасе пялится то на меня, то на Хромова, который, кажется, сейчас задышит огнем. — Что, теперь не смешно? Поздравляю, папаша! — из меня вырывается нервный смешок. — Я ничего не понимаю… — слабеющим голосом говорит мама. — Поверить не могу! — зарывается ладонью в волосы Хромов. — Да послушайте все меня!!! — кричит Оля. Ошарашенные криком из уст самого тихого существа на свете, оборачиваемся к ней. — Это всё огромное недоразумение! Инна, Илья думает, что ты беременна, — говорит мне, и я задыхаюсь от этой новости. — Илья, это не так! — обращается к нему. — Марк, — вздыхает она, но все же улыбается. — Сюрприз удался, да? Летунов с минуту смотрит на жену, долго же до него доходит. Потом подходит к ней и заключает в объятия. "Правда?" — шепчет он. Оля кивает у него на груди. Все в умилении застыли, наблюдая за этой счастливой парочкой. У меня даже глаза заслезились от радости за них. — Так ты не беременна? — спрашивает Хромов. Блин, до жирафа доходит быстрее! — С чего ты взял вообще! — возмущаюсь и злюсь на него! — Сначала тебя тошнит, потом продавец в аптеке говорит, что ты покупала тесты, потом мама… — переводит взгляд на Людмилу Васильевну. — Я видела тебя в консультации нашей клиники… — смущенно признается она. — Тесты — Оле. В клинике я была с Олей. А тошнило… я правда отравилась! — негодую. Илья хватает меня в охапку и крепко-крепко сжимает. Я пытаюсь выбраться из его стальных объятий, бью его кулаками, кричу: пусти меня, скот! Но он только крепче прижимает меня к себе и шепчет: ни за что, никогда. — Так Инна не беременна? — слышу мамино. — Пойдемте, Татьяна, пойдемте, — берет в оборот мою маму Людмила Васильевна. Вскоре они исчезают за стеклянными дверями башни, и мы, две странные парочки, остаёмся посреди пустого холла совершенно одни. Летуновы мило перешептываются, Марк покрывает все лицо Оли поцелуями, она плачет. Но я знаю, что это от счастья. Так же тихо, как радовались грандиозной новости, они уходят наверх. Мы с Хромовым — две застывшие фигуры посреди холодной пустоты. Он гладит меня по спине, нежно, но крепко сжимая в своих объятиях. Мой гнев на него немного утихает. — Где ты ночевал? — хрипло спрашиваю. — У родителей. — Так будет всегда, стоит каким-то нелепым обстоятельствам сложиться в твоей голове в дикую картинку? — Я не знаю, Мандаринка, не знаю. Может, мы научимся, наконец, разговаривать друг с другом? — И будем как эта идеальная парочка, да? — киваю на лифт, в котором скрылись Летуновы. — Мы никогда не будем, как они, — уверенно говорит Хромов. — Но разве нам это нужно? Заглядывать друг другу в рот, слушать и слышать, не пытаться друг друга убить… А вечера проводить в обнимку на диванчике, втыкая в дурацкие сериалы! Кто вообще может захотеть такую жизнь? — Миллионы людей? — смеюсь я. — Но уж точно ни одна Мандаринка! Я поднимаю взгляд вверх и встречаюсь глазами с любимым мужчиной. Он такой идиот. Я такая неудачница. Но, может, это и есть рецепт счастья? Может, каждой Мандаринке нужен свой скот? Мне точно нужен. Глава 42. Лучшие друзья девушек Илья. Надеваю счастливые красные носки. Видит бог, удача мне сегодня не помешает! Любимый пиджак, реанимированную кашемировую водолазку, и вот, уже двадцать четыре минуты топчусь полностью одетый в коридоре. Мандаринка периодически высовывает голову из комнаты, приговаривая: я уже, уже. Но каждый раз это ее "уже-уже" перетекает в очередную "ой, забыла". Сколько вообще женщина может собираться? — Инна, мы сейчас встанем в пробку! — напускаю грозности. — Да все я, иду, — цокает она языком. Наверняка ещё и глаза закатила, несносная женщина! Но все мое негодование пропадает, стоит ей выйти из комнаты. Сердце лихорадочно стучит, разгоняя кровь по венам, и больше всего на свете я хочу остаться дома и закрыть тот проклятый гештальт месячной давности. Потому что передо мной та же богиня в алом платье, что и тогда. Та же нимфа с распущенными рыжими волосами, спадающими мягкой волной на ее голые плечи. Та же обольстительная Мандаринка, только уже моя, вся моя! — Хромов, утри слюнки, — усмехается она. — Мы же опаздываем! — Можем задержаться, — хрипло шепчу ей на ушко, захватывая ее бедра руками. — Знала бы ты, как я тебя тогда хотел! — Ага, помню я. Особенно ярко ты это подчеркнул своим храпом, пока я пробиралась к поясу твоих брюк! — Так это реально было!!! — не могу скрыть своей радости. — А ты что, и это не помнишь? — Я думал, приснилось. Но знай, это был потрясающе горячий сон… — Это был не сон! — возмущается она. — Нам просто необходимо закрыть этот гештальт! Обоим, — улыбаюсь своей девушке, продолжаю поглаживать мои любимые части тела, прокладываю дорожку из поцелуев по ее безупречной шее к плечу. Она покрывается мурашками, крепко впивается ноготками в мои предплечья. Неожиданно гениальная идея осеняет меня. — Давай встретим Новый год дома, ну их, этих Летуновых! Я схожу за шампанским, ты будешь ждать меня обнаженная на столе… а бой курантов догонит нас уже в постели, а? — Шампанское я не пью. На столе — неудобно. А бой курантов я хочу услышать из телека, как все граждане страны! — смеется коварная Мандаринка. — Поехали, Хромов, поехали. После полуночи обещаю вручить тебе лучший подарок в твоей жизни! — Сомневаюсь, ведь лучший я припас для тебя! До дома Летуновых мы едем целую вечность. Народ, очевидно, просто с ума посходил, и все москвичи решили срочно рвануть за МКАД. Не могли на электричку сесть? Я нервничаю и барабаню по рулю. Не хочется встречать Новый год в машине, на трассе. Да и планы на эту ночь у меня… грандиозные. Пока едем, Мандаринка развлекает меня историями о своих самых лучших Новых годах. Как однажды увидела под ёлкой огромный Киндер сюрприз, а она их обожает! Как с подружками во дворе катались на санках почти до самой ночи, а мама домой не загоняла. Как ходила в кино, на последний сеанс 31-го и зал был практически пустым. Она такая милая. Люблю ее. Люблю в ней все: и как она умеет быть дико сексуальной, одевая убийственные красные платья, и как совершенно нелепой, спотыкаясь на ровном месте; как не затыкается ни на секунду, когда у нее хорошее настроение и как молчит, когда грустит. Люблю ее непредсказуемость, легкость, темперамент, голос, волосы, тело. Боже, что это за тело! Хочу ее постоянно. Интересно, это когда-нибудь пройдет? Остынет, утихнет, уляжется? Перейдет в стадию умиротворенной дружбы, загасив адское пламя страстной потребности друг в друге? Черт, надеюсь, что нет. Мне дьявольски нравится жить на вулкане. Летуновы встречают нас у двери, вдвоем, стоя в обнимку, одетые в одинаковые свитера с оленями. Просто образцово-показательная семья из каталога "Домашний очаг". Мы с Мандаринкой, не сговариваясь, одновременно взрываемся громким смехом. — Ой, да хорош ржать, проходите уже, — насупился хозяин дома. В коридоре появляется огромная собака и трое разновозрастных мальчишек. Я удивленно смотрю на Марка. Его племянники здесь? И сестра? Неужели арктический холод между его женой и сестрой перешёл в стадию глобального потепления? — Ма-ма, — испуганно прячется за моей спиной рыжая. Не мудрено, увидеть впервые американскую акиту в тесном помещении, равно встретиться с медведем в лесу. — Ань, — кричит Марк сестре. — Забери Джерри. — Джеремайя, ко мне, девочка, — появляется в прихожей старшая Летунова. — Привет, — улыбается она, держа собаку за ошейник. — Привет, — скромно улыбается Мандаринка. Явно удивлена этой гостье, знает, какая запутанная история связывает ее с Олей. Неловкая пауза сменяется громогласным: — Ну, мы есть-то сегодня будем? — один из мальчишек в нетерпении топчется на месте. — Конечно, — спохватывается хозяйка дома. — Инна, пошли, поможешь. И забирает с собой мою Мандаринку. Я грустно смотрю ей вслед. С момента моего грандиозного фиаско с ее беременностью я стараюсь ни на минуту не выпускать ее из виду. А то знаю я, отвернешься тут, а она арестована по подозрению в шпионаже, сменила пол и вообще, на ГОА умотала. — Сделай лицо попроще, никуда она от тебя не убежит, — смеётся дружище надо мной. — Ты недооцениваешь эту женщину… — вздыхаю, но иду за ним в гостиную.