— Я знаю, что эта девчонка причастна к корпорации! — нервно кричит Скотт, и я внутренне съеживаюсь от страха. — И я, черт возьми, докажу это! — Спокойно, Скотт! Я прошу тебя, угомонись! — седовласый старик, пытаясь восстанавливать дыхание, встает перед нами, перекрывая обзор на ребят. Некоторое время он выставляет руки перед собой, обнажая сморщенные ладони в нездоровую крапинку. — Это обычная девочка. С чего ты взял, что она причастна к ним? — Я долгое время следил за ней, — начинает Скотт голосом, в котором слышится нескрываемая дрожь. — Поначалу она показалась мне чересчур странной, слишком хладнокровной и отрешенной от мира. На осмотре, когда она снимала куртку перед Дженнифер, я уловил ее браслет причудливой формы. Он не похож на обычный, такой браслет не надела бы ни одна девчонка… по крайней мере, для украшения уж точно. Но он исчез практически сразу. А потом… потом эти нелепые слухи о том, что насекомые якобы обходят ее стороной и совершенно не притрагиваются. В первый день я особо не заметил это, но в следующий раз присмотрелся внимательнее и убедился в этом собственными глазами. А ее обувь? Вы видели ее кроссовки? На них изображена эмблема этой чертовой корпорации! А еще… та самая вишенка на торте… — его голос срывается на заговорщицкий шепот. — Любые синяки и порезы исчезают на ее теле почти на следующий день. Я это тоже видел собственными глазами. Хотите, проверим прямо сейчас? Ребята напряженно снимают оружие с предохранителей, кто-то выкрикивает что-то несуразное, и я всем телом начинаю ощущать жгучую боль от мимолетного пореза острым лезвием ножа. Нервно сглатывая боль, я стискиваю зубы, направляя взгляд в безоблачное небо. Но в какой-то момент Рон и Сэм теряются из моего поля зрения. Чуть поодаль от меня остаются лишь Джеймс и Роберт, напряженно удерживающие винтовки перед собой. — Скотт, остановись! — нервно выкрикивает Дженнифер. — Иначе я буду вынуждена применить силу! — Ты не сделаешь этого, — уверенно произносит Скотт. — Спорим? — с вызовом проговаривает Дженнифер, с опасной медлительностью приближаясь к мужчине средних лет. — Вы что слепые? Посмотрите на ее обувь! — истерично вопит Скотт. — Это просто обувь, черт возьми! — с раздражением в голосе восклицает старик. — Она могла подобрать ее на улице. Каким образом это может относить ее к корпорации? — Какие же вы глупые, — сквозь зубы процеживает Скотт. Рана на шее начинает неприятно шипеть и саднить, и все что я могу сейчас сделать — пытаться сдерживать стоны, чтобы не закричать на всю улицу. Он с силой стискивает мой подбородок, задирая его вверх, а я лишь беспомощно ухватываюсь за его руку, пытаясь оттянуть ее как можно дольше от моей шеи. — Ты выбрал неподходящий момент, Скотт, — раздается надменный голос Сэма позади. — Прежде чем спорить с вооруженными людьми — нужно несколько раз подумать. И как только Скотт пытается развернуться в сторону парня, на него сзади тут же кто-то набрасывается. Меня резко толкают вниз, и я лечу на колени, обдирая ладони об асфальт. Ко мне кто-то подбегает, но из-за страха, который прозрачной пеленой застилает мне взор, я ничего не вижу. Чьи-то руки аккуратно подхватывают меня и помогают ощутить землю под ногами, задавая бесчисленное количество вопросов. — Захват с удушением — это незаконно, — шипит Скотт, пытаясь отбиваться от Рона. — Можешь подать на меня в суд, — с безжалостным равнодушием проговаривает в ответ парень, продолжая удерживать буйного мужчину в узде. — А нападать на людей с ножом законно, урод? — выкрикивает Сэм, ногой отпихивая вылетевший из его рук нож. — Достаточно, дальше мы сами с ним разберемся, — уверяет Дженнифер, подходя к Рону. — Вы теряете время, у вас еще много дел в городе. Она права. Нам предстоит рутинный поиск оставшейся нескоропортящейся пищи, различных ингредиентов, средств личной гигиены и рабочих инструментов. Рон нехотя отпускает Скотта и, не оглядываясь, быстрым шагом идет в сторону автомобиля. Скотт еще некоторое время громко откашливается, жадно заглатывая воздух. Дженнифер и еще один незнакомый мне парень быстро заламывают ему руки и уводят в неизвестном направлении. Когда я усаживаюсь на переднее пассажирское сидение, Рон бросает на меня обеспокоенный взгляд и тут же заводит автомобиль, не теряя времени на лишние вопросы. Если я нахожусь рядом с ним, а не валяюсь на том асфальте, как пару минут назад — значит я в порядке. Я должна быть в порядке. Я же сильнее того обезумевшего мужчины, верно? День пятьдесят седьмой Мне страшно. Мне по-прежнему чертовски страшно. Хотя, казалось бы, ни один прожитый нами день не обходится без парализующего страха, сковывающего каждое движение, и я должна была уже привыкнуть к этому чувству. Должна, должна, должна… я должна привыкнуть к этому аду на земле. Но я слишком слаба. Вчера я, наконец-таки, научилась правильно убивать муз. Это чертовски непростое дело, когда на тебя надвигается этот уродливый недочеловек с намерением вкусить твою плоть и утолить бесконечный голод. Когда его костлявые разлагающиеся руки, зачастую без пальцев, тянутся в твою сторону, как только он почуял сладкий запах твоей крови… сложнее всего взять всю свою волю в кулак, мужественно заглатывая страх, мгновенно подступающий снизу вверх с дрожащими коленями, и выстрелить ему в голову, убивая остатки его функционального мозга. Или ударить ножом в его вываливающийся глаз, когда он приближается на опасное расстояние, и пару раз прокрутить рукоятку. Но в этом случае появляется другая проблема — как быстро и безопасно извлечь лезвие ножа из музы. Это оказалось намного сложнее, чем я предполагала и не только потому, что в этом случае нужно применять физическую силу. Мы до сих пор не знаем, каким способом вирус попадает в организм здорового человека. Ученые еще в самые первые дни вспышки вируса опровергли тот факт, что он передается через легкие воздушно-капельным путем. И это единственное, что мы знаем о вирусе Клио. Поэтому стараемся лишний раз не контактировать с разлагающейся кожей и темной кровью мертвецов. А ведь эти существа, бывшие люди, действительно похожи на ходячие трупы, которые застыли на последних стадиях разложения. Словно сама земля отказывается принимать их на вечный упокой. День шестьдесят… черт знает какой Я напрочь сбилась со счету и перестала считать дни от начала эпидемии, принявшей массовый характер. Поэтому, если кто-нибудь читает это, прошу, не осуждай. Я такой же человек, как и ты. Хотя… с каждым днем я уже начинаю сомневаться в этом. Мне все труднее сохранять в себе человеческую гуманность, и я не знаю, уместна ли она вообще в подобных условиях. Нас никто не готовил к тому, как правильно обращаться с оружием, добывать еду, строить убежище и хладнокровно расправляться с атакующими зомби, жаждущими познать группу нашей крови и закусить правой почкой. Их уже не спасти, зато мы — одна из выживших групп, способная восстановить прежнюю человеческую жизнь. Хоть я иногда и сомневаюсь в нашей сплоченности (нервозность, агрессия и подвешенное состояние практически каждый день выбивают нас из колеи), но мы должны дойти до конца. Мы просто обязаны истребить этот кошмарный вирус, кишащий на улицах городов, и со временем вернуться к прежней нормальной жизни. За нами стоят десятки смертей наших близких, и мы просто обязаны восстановить все не только ради них, но и ради будущих поколений. Ради Иззи, Кэти и Тони. Иначе зачем это все?!.. День семьдесят четвертый(?) Я убийца. Ева Финч — убийца. И ей нет никаких оправданий. Сегодня я лишила жизни одного из людей. Таких же, как и мы. Такого же отчаянно борющегося за жизнь человека. Еще за секунду до того, как я сняла пистолет с предохранителя — в его жилах бурлила кровь, а сердце продолжало стучать в груди, не подозревая, что очередной его импульс может оказаться последним. «Ты спасала не только свою жизнь, но и остальных участников группы», — убежденно сказал Рон, когда я второй час подряд ревела навзрыд у него на груди. «Ему повезло, что его не загрызли насмерть музы, и он умер мгновенно, не ощущая, как они заживо достают его кишки», — отстраненно проговорил Сэм, мрачным взглядом оглядывая мое покрасневшее от слез лицо. «Невозможно быть хорошей девочкой, Финч, особенно сейчас. Все мы убивали и если не сегодня, то рано или поздно этот момент все же застал бы тебя», — убедительно произнес Джеймс. «Любой бы на твоем месте поступил бы точно так же», — утешающе сказала Грейс. Но их слова, ссыпающиеся со всех сторон, лишь нагнетали обстановку, что явно не шло мне на пользу. Безусловно, я осознаю, что в прошлой жизни так бы не поступила. В прошлой жизни я и не задумывалась о смерти в глобальных масштабах. Мои мысли были заняты лишь бесконечной учебой и размышлениями о том, какому дьяволу нужно продать душу, чтобы мама одобрила мои отношения. Я никогда прежде не держала в руках смертоносное оружие. И даже мысли не допускала о том, что мне предстоит изо дня в день сталкиваться с ним лицом к лицу. Но жизнь такая непредсказуемая сука, что в буквальном смысле заставляет тебя брать в руки холодный корпус пистолета и учит как им пользоваться. Только чтобы выжить. Получить еще один однотипный день в копилку других ему подобных. Сегодня я поклялась напрочь отказалась брать в руки какое-либо оружие, кроме ножей. Холодное лезвие раскладного ножа, как и всегда, припасено у меня в заднем кармане брюк. На случай, если одна из муз подойдет ко мне на опасное расстояние и вокруг не окажется никого, кто бы смог прийти мне на помощь. Мне кажется, что каждый раз, когда я буду брать оружие — руки будут нервно содрогаться от страха, мешая поразить мишень. Я каждый божий раз буду вспоминать, как всадила в лоб пулю тому разъяренному мужчине в джинсовой куртке, который намеревался меня убить и забрать все припасы. Я понимаю, понимаю, понимаю, что он хотел совершить со мной тоже самое и даже глазом бы не моргнул перед моим падающим телом. Но сам факт того, что с этого дня я являюсь убийцей чьего-то брата, мужа, отца и сына… лишь больше угнетает меня. А что, если на него рассчитывала семья? А что, если у него остались маленькие дети? А что, если…? А что, если монстр не тот, кто насмерть загрызает любое живое существо… а тот, кто в тяжелые времена убивает здоровых себе подобных? День восьмидесятый(?) Только потеряв все мы начинаем радоваться мелочам. Раньше… еще задолго до эпидемии я не до конца осознавала смысл этой фразы, услышанной в какой-то очередной слезливой мелодраме. Ведь у каждого разное понятие под словом «все». У кого-то это семья, у кого-то любимая работа, а кто-то подразумевает под этим словом свое хобби и целую жизнь в целом. А сейчас мы в буквальном смысле осиротели. Мы потеряли все, что только можно. И мне кажется, что со дня на день мы потеряем самих себя. Однажды мы проснемся не в своем сознании, не в своих воспоминаниях и будем совершенно другими. Но кем: людьми, животными, зомби? Никто не знает, что нас ждет в будущем… и ожидает ли нас оно вообще по ту сторону временного отрезка… Я переворачиваю очередную страницу, а на ней — пустота. Это последняя запись в дневнике Евы Финч, который я читала на протяжении нескольких недель. Возможно, сразу после написания этой записи она оказалась в «Нью сентори». А, возможно, она еще даже не успела дописать ее до конца, довести до логического завершения. Быть может, она написала ее задолго до пропажи и просто на просто приняла решение больше не вести дневник. Мои пальцы зажимают волнистую шероховатую бумагу, а ногти царапают ее поверхность. Ни о какой добровольной санации не может быть и речи. Они ее похитили. Похитили по наводке Дианы. И я уже начинаю сомневаться в альтруистической миссии «Нью сентори».