Кречета, мичмана запаса, Кошкин знал, когда служил еще лейтенантом. С тех пор Кречет заметно постарел, седин прибавилось, и трудно было сейчас увидеть в нем лихого боцмана с торпедного катера, не раз вступавшего в поединки с врагом. Летом сорок четвертого во время одного такого боя с гитлеровскими кораблями боцмана ранило в руку, а его друга торпедиста Тараса Горбаня, бухгалтера этого же колхоза, в ногу. И теперь Василий Петрович нередко жаловался: старая рана, дескать, покоя не дает, хорошо хоть точную погоду предсказывает... Первое, о чем подумал Кошкин, — доложить генералу Сергееву, затем переговорить с пограничным отрядом. Майор тут же позвонил своему начальнику: — Товарищ генерал, пришла шифровка из Центра, да и тут есть еще одна новость. Посылаю за вами дежурную машину. — Я сейчас буду, — коротко ответил генерал. — Свяжитесь с пограничниками, что у них нового? — Слушаюсь!.. Кошкин положил трубку, втянул поглубже сырой, влажный воздух. Звезды на небе уже погасли, небо слегка порозовело, казалось, еще немного — и сквозь тучи прорежется румяное солнце. Майор взглянул в сторону гряды скалистых сопок, за которой находился рыболовецкий колхоз «Маяк». За час на катере туда можно добраться. Майор стал нервничать, мало того что ночь не спал, теперь наверняка предстоит поездка к рыбакам, а ему после дежурства хотелось бы принять баньку на дому, отдохнуть, а может, даже с сыном сходить в кино. Пожалуй, ему, Кошкину, больше всего генерал дает всяких заданий, и сердиться Федору не приходится, потому что он по-своему любит генерала. Правда, порой у Сергеева взгляд суровый, как у коршуна, но по натуре своей он добрый... Дежурный по морской бригаде сторожевых кораблей капитан 3-го ранга Скрябин на вопрос Кошкина ответил, что корабли, как и положено, несут дозорную службу. Ничего особенного за минувшие сутки не произошло, если не считать, что в полночь у мыса Светлый было замечено иностранное судно. Оно застопорило ход неподалеку от наших территориальных вод. Командир «Вихря» капитан 2-го ранга Сокол взял его под наблюдение. Судно с час пролежало в дрейфе, потом направилось в сторону Каменных братьев, так называли группу мелких островов, а когда поднялся ветер, укрылось за скалами. В три часа ночи оно ушло. — Рыбачили? — поинтересовался Кошкин. — Кто их знает. В трюмы не заглядывал. А что тебя волнует, Федор Герасимович? — Бригадир Кречет уверяет: ночью кто-то вышел из воды. Капитан 3-го ранга Скрябин неудачно пошутил: — Из воды выходят только водяные. — И после недолгой паузы, сглаживая неловкость, добавил: — Недавно держал связь с заставой. Там все спокойно. — Мог нарушитель высадиться на берег с подводной лодки? — напрямую спросил Кошкин. Скрябин пояснил, что, хотя море в прибрежной полосе колхоза неглубокое, подводная лодка могла совершить высадку. — Теоретически могла, — басил в трубку капитан 3-го ранга, — но не стану утверждать, что она это сделала. Тут, Федор Герасимович, большой риск: круглосуточно курсируют наши пограничные корабли, ей не пройти. — А судно? — упорно стоял на своем майор. — Оно могло выбросить нарушителя? — Вариант не исключен. — Поразмыслив, Скрябин предложил: — Я сейчас свяжусь с дозорными кораблями. Значит, в районе колхоза «Маяк»? — В том месте, где проводились учебные спуски водолазов. Помните? Я тогда своего сына на катере притащил. Ну, жду от вас вестей. Да, вот еще что, — вспомнил Кошкин, — передайте, пожалуйста, старпому «Ястреба» Покрасову, что завтра я жду его у себя. — Понял, — по-военному коротко отчеканил Скрябин. В это время отворилась дверь, и в комнату дежурного вошел генерал Сергеев. Кошкин вытянулся, поднес руку к козырьку фуражки и начал было рапортовать, как и полагается по уставу, но генерал прервал его: — Что за шифровка? Сергеев, высокий, чуть сутулый, с худощавым лицом и карими глазами, над которыми топорщились седые брови, присел на стул. Кошкин между тем достал из стола папку, где хранились поступившие документы во время его дежурства, вынул оттуда листок, свернутый вдвое, и отдал его генералу. Сергеев ознакомился с шифровкой. Центр сообщал, что из-под наблюдения ушел агент. Вероятнее всего, он направится в северный город, где попытается морем уйти за границу. «Требую принять строгие, надлежащие меры», — заканчивалась шифровка генерал-лейтенанта Коврова. Сергеев положил шифровку в свою папку, длинными тонкими пальцами постучал по столу. — Федор Герасимович, свяжитесь-ка с колхозом «Маяк» и предупредите Кречета, чтобы ждал нас. Мы сейчас же выходим на катере. — Вы тоже пойдете? — уточнил Кошкин. — Да, я хочу все лично увидеть. К тому же туда должны прийти и военные водолазы. Возьмем с собой и капитана Алентьева. Попутно заскочите, пожалуйста, к нему, кажется, он уже на службе. — Он рано пришел. Майор Кошкин связался по телефону с поселком рыбаков, раскинувшимся на другом берегу залива, и дежурная телефонистка соединила его с правлением колхоза. Однако чей-то мужской голос ответил, что Кречет где-то с пограничниками, они прибыли с овчаркой и изучают следы. — Нельзя ли пригласить его к телефону? — Срочно нужен? Я мигом позову Василия Петровича. Вы подождите на линии. Пользуясь вынужденной паузой, генерал потянулся за сигаретами и, не спеша закурив, обронил: — Сообщение Кречета меня очень насторожило... Кошкин разделял тревогу генерала. Уже одно то, что Сергеев сразу же после его доклада прибыл на службу, говорило о многом. Кошкин начинал в управлении еще лейтенантом и за это время достаточно хорошо изучил характер своего начальника. Сергеев был строг, требователен, интересы дела ставил превыше всего. Ему довелось побывать не только на Крайнем Севере. Служил он и на Дальнем Востоке, и на Черном море. Звание генерала получил на Севере, где начинал войну. — Кречет на проводе, — после томительного и довольно долгого ожидания раздался в трубке басовитый голос. — Кто меня просит? Майор Кошкин плотнее прижал трубку к уху: — Василий Петрович, это я, Кошкин. У вас там пограничники, да? Так, понял, прибыла тревожная группа с заставы. Овчарка взяла след? Так, это хорошо... Будьте на месте, мы сейчас едем к вам на катере. Майор положил трубку, потер рукою лоб, отчего его лицо приобрело выражение озабоченности. — Кречет — истинный следопыт, не зря живет в пограничной зоне. Душа у него ох как болит за наше дело, товарищ генерал. Видите, и на заставу дозвонился, а? Я просто влюблен в Кречета... — Вот что, — сухо остановил его генерал, — передайте дежурство другому. Кто там еще пришел, капитан Воронов? Ему и передайте. А я тем временем переговорю с командиром бригады пограничных кораблей Зерцаловым. Кто у них сегодня дежурит? — Капитан третьего ранга Скрябин, — доложил Кошкин. — Я беседовал с ним. Дозорные корабли ночью ничего не обнаружили. Правда, за пределами территориальных вод появилось иностранное рыболовное судно, но вскоре скрылось. «Оно-то меня и интересует, это самое судно», — хмыкнул генерал, но вслух ничего не сказал. Пока Кошкин сдавал дежурство, Сергеев поднялся к себе в кабинет и, не мешкая, связался с Москвой. Это он делал всякий раз, когда требовала обстановка, и вовсе не потому, что хотел получить указания, как это нередко бывает с отдельными начальниками, которые боятся взять на себя всю полноту ответственности, а желал как можно скорее донести о случившемся своему начальству. В кабинете генерала Коврова не оказалось — было лишь начало девятого, и дежурный по управлению переключил телефон ему на дом. И вот уже Сергеев услышал знакомый голос: — Слушаю вас... «Не спит, значит, и не обидится, что я так рано его беспокою», — подумал Сергеев. И он подробно доложил о том, что случилось на берегу у рыбачьего поселка. После непродолжительной беседы с Ковровым Сергеев еще больше укрепился в мысли, что в указанном районе ночью мог высадиться агент — по этому поводу днями была ориентировка. Если это так, то встает вопрос — кто доставил нарушителя к нашим территориальным водам — судно или подводная лодка? И далее — какое задание получил у своих хозяев этот ночной пришелец? Так или иначе, размышлял генерал, агент вышел из воды в специальном комбинезоне... «Чует моя душа, что нарушитель человек весьма опасный...» Вернулся майор Кошкин, доложил начальнику управления, что дежурство сдал. — Ладно, — одобрил генерал. — Едем. Катер стремительно шел по воде. В заливе шныряли моторные лодки, у причалов разгружались сейнеры, вернувшиеся с промысла. Порт жил своей суетной, своей напряженной жизнью. Над судами и кораблями гомонили чайки, ветер катил белые гребни волн, и они глухо ударяли в борт катера. Сергеев и Кошкин были одеты в гражданское платье, на генерале — черное кожаное пальто и такая же фуражка, Кошкин успел прихватить серо-зеленый плащ, который уже не раз спасал его от дождя, а вот шляпу по недоразумению оставил в своем кабинете, и теперь голова, сколько он ни кутался в воротник, отчаянно мерзла на ветру. Справа по борту остался небольшой островок. Глядя вперед по носу катера, Сергеев думал о том, что еще предпринять, чтобы нарушитель границы, если он действительно в эту ночь высадился на берег, не смог бы далеко уйти. Небезынтересным в этой истории было и другое. Имело ли отношение к происшествию иностранное судно, которое наблюдали морские пограничники, или это обычное, случайное совпадение? Многое относительно «чужака» еще следовало узнать. Надо связаться с оперативным дежурным Северного флота, возможно, наши корабли в этих местах и зафиксировали подводную лодку. — Своего сына водил на пограничный корабль? — неожиданно для Кошкина задал вопрос Сергеев. Майор, неотступно размышлявший о странном ночном пришельце, несколько смутился, но ответил просто: — Не успел, Иван Васильевич. Старпом Покрасов обещал все устроить. — Чего же к старпому? Иди прямо к Гаврилову. Сошлись на меня, и он покажет сыну корабль. — Спасибо, Иван Васильевич. — Кошкин, сознавая, что говорить о прогулке на пограничный корабль сейчас неуместно, все же спросил: — Вы с ним знакомы? — С командиром «Ястреба»? Еще бы! Я помню его лейтенантом. Смелый и опытный моряк, хотя несколько лет тому назад ему в службе не повезло. «Ястреб» едва не угодил на подводную каменную гряду. Крепенько досталось тогда Гаврилову. Другой бы сделал вывод: хватит рисковать, но Гаврилов — не такой! — Это хорошо! — Кошкин пошире расправил плечи. — Должно быть, сильная натура. Генерал надвинул на лоб кожаную фуражку, закашлялся, поймав порыв встречного ветра, бросил на майора жесткий взгляд. — Тот, кто делает дело с оглядкой, высоту свою не возьмет! — отдышавшись, высказал генерал. — У каждого должна быть своя высота! Высота — это цель жизни. — Сергеев повернулся к майору, и в неверном свете тусклого дня Кошкин ясно разглядел не только его худощавое лицо, но и тонкие дорожки морщин. — Вам когда-нибудь приходилось плавать в легком водолазном скафандре? Кошкин утвердительно кивнул, даже упомянул о том, что, когда бывает в отпуске на Черном море, где в Анапе живет его мать, частенько надевает ласты, трубку с резиновой маской и занимается подводной охотой. С аквалангом он тоже плавал, но дело это неудобное — на спине висят воздушные баллоны, и их груз ощущать на себе неприятно. — Ясное дело! — Сергеев улыбнулся. — Тогда вам и карты в руки. Считайте: вы уже начали вести расследование. — Надо попросить флотских водолазов осмотреть подозрительное место, — предложил Кошкин. Алентьев все это время держался в стороне и в их разговор не вмешивался. Катер острым носом рыхлил воду. Сергеев в глубокой задумчивости стоял у леерной стойки. Под глазами у него темнели густые тени. Думал он, должно быть, о чем-то далеком и сокровенном, потому что смотрел на море грустно, даже с какой-то болью в глазах. «Наверное, вспомнил войну», — решил майор. И он не ошибся. В годы войны Сергеев служил на Северном флоте в особом отделе. Ему не раз приходилось на кораблях выходить в море. Он не только видел, как отчаянно, мужественно сражались военные моряки, но и сам нередко брал в руки оружие. Так было и во время десантной операции североморцев на мыс Пикшуев. В рукопашной схватке гитлеровцы бросились на лейтенанта Сергеева, пытались взять его живым. Но моряк не растерялся, кинул гранату, а потом с криком: «Бей гадов!» — рванулся сквозь дым в блиндаж и с ходу одного за другим поразил штыком двух фрицев. Позже командующий флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко вручил ему орден Красного Знамени. — Видишь вон тот островок вдали? — спросил Сергеев Кошкина. — Там я был ранен во время налета вражеской авиации. Бомба угодила в тральщик, ему разворотило всю корму, но моряки до последнего боролись за живучесть корабля. И выстояли. Из-за пепельных туч выглянуло полярное солнце. Вокруг сразу посветлело, вода заискрилась, будто море осветилось изнутри. Мичман повел катер к деревянному причалу, на котором уже поджидал судно полный мужчина в сером плаще и такой же кепке. Майор Кошкин узнал в согбенной этой фигуре бухгалтера колхоза Горбаня; тот курил и смотрел в их сторону, закрывая лицо от ветра. Мичман застопорил ход, катер носом клюнул воду и правым бортом пришвартовался к причалу. Все трое сошли на берег. Горбань встретил гостей приветливо. Сергеев поздоровался и, щуря карие глаза, спросил: — А что, председатель колхоза в отпуске? — Да. За него остался Кречет. Он вот-вот будет. — Горбань обернулся, и все увидели, что к ним шел бригадир. Генерал первым пожал Кречету руку, улыбнулся: — Постарели мы с вами, Василий Петрович. Старость — не радость.