Лишь к вечеру команда сошла на берег. Ригзури был молчалив и отстранен. Мысль о встрече жреческой эскадры будоражила его, и вновь перед глазами всплывал призрачный образ погибшей сестры. Он жаждал этой встречи и одновременно страшился. Снова жрецы… Те, кто забрали у него сестру, забрали у Топорика мать… Эти странные существа, которым были чужды человеческие чувства. Ригзури ощутил холод внутри, хотя снаружи висели тягучие теплые тропические сумерки, быстро растворяющиеся в ночной мгле. Кия не мучила идущего рядом Ригзури расспросами, она видела его состояние, и знала, что в такие моменты лучше не врываться своим присутствием. Топорик же весело вышагивал рядом с Аиной, немного прихрамывая на поврежденное в бою колено, и рассказывал подруге в красках историю последнего сражения. А ребенок на руках матери смотрел на бородача, жадно распахнув глазенки, как будто мог понимать, о чем тот ведет речь. Идущая позади Кия испытывала легкую зависть в отношении внимания спутника. Она снова глянула на Ригзури, но тот по-прежнему был не здесь. Быть может, таким и должен быть правитель, особенно в военное время, подумалось ей, — весь в заботах… Если бы она могла разделить с ним это бремя… Ведь во время нападения она отлично исполнила свою роль, организовав отступление женщин и возглавив отряды лучниц, почему же, когда речь касалась морских походов, она снова оставалась за бортом? Море… Вот кто был его любовницей… С морскими просторами Кие было не соперничать, но хоть на суше могла она получить своего мужчину из объятий ненасытной разлучницы? Уйдя в эти мысли, девушка не заметила, что ее спутник обернулся и разглядывает ее напряженное от тяжелых мыслей лицо. Он положил руку на маленькие округлые оливково-шоколадные плечи девушки, притягивая ее ближе к себе. Ригзури улыбнулся, и Кия радостно прильнула к нему, словно маленькая птичка. — Тяжело тебе сейчас приходится, да? — тихонько спросил он ее, — эта война ужасна… Я должен был защитить город, а стольких людей погубил… — Но ты ведь защитил его. Твоей вины нет в том, что на нас напали. И Аяла… — Кия понизила голос, коснувшись имени погибшей, — она должна была уйти в леса вместе с сестрой. Я не должна была ей разрешать остаться. — Нет. Это моя тактическая ошибка. Лучницам не пришлось бы выходить, если бы на нас не напали с тыла. Такого больше не должно повториться. Мы продлим стену и выставим там людей… Кия почувствовала, как он снова улетает куда-то, а в его руке сразу стало меньше тепла. Но девушка все равно прильнула к высокому гордому мужчине, которого она так любила. Ночью же он принадлежал ей и был нежен и страстен, почти как тогда, во время перехода через сельву, только без нерешительности, которая выдавала его неопытность той ночью. Пусть ненадолго, но ей удалось вырвать его из объятий моря. * * * — Все изменится, — тихо сказал Топорик, глядя в потолок. Аина приподнялась на локтях и посмотрела на лежавшего рядом с ней мужчину. Она не сразу поняла, что Топорик говорил это себе. Заметив, что Аина не спит, он повернул к ней голову. Их взгляды встретились. Он продолжил: — Победа или поражение — все изменится теперь в любом случае, — в его взгляде была одновременно и нежность и тревога, — при худшем исходе — вам придется уходить в лес. Если нас разобьют, они придут сюда. Вы должны быть готовы. — Я поняла, — тихо ответила островитянка и провела кончиками пальцев по кромке волос на лбу пирата. Продолжая изучать ее лицо глазами, Топорик в ответ осторожно, словно впервые, провел ладонью по волнам ее густых черных волос: — Ты такая красивая, — прошептал он, а в его взгляде Аина прочла: «Я так не хочу тебя оставлять…», — обещай, что вы с малышом укроетесь в лесах, что вы не попадетесь к ним в лапы. — Обещаю, — все так же тихо ответила она. * * * Пиратская эскадра покинула приютивший их берег, и впервые в таком составе выдвинулась в море. За всю историю пиратства в Южных морях никому еще не удавалось собрать столько кораблей вместе. Понимая, на что они шли, старпом «Кеолы» ликовал. «Если, наконец, старая карга поймает меня в свои объятья, — думал он, горящими глазами обозревая синие буруны, — то застанет меня не как вора, пытающегося умыкнуть еще немного жизни, но достойно! Впервые — не беглый раб, не разбойник, но воин, защищающий свою землю и семью!» Его чувства в тот день разделяли многие. Это объединение неожиданно принесло пиратам утраченное чувство родины, то, за что можно сражаться, кроме как за жизнь и бренные богатства. Ригзури подошел к другу и свойственным Топорику движением хлопнул того по плечу: — Ну, что, не жалеешь теперь? Топорик усмехнулся в бороду и молча помотал головой. Эскадру жрецов они встретили уже на третий день пути… Глава 54. Встреча эскадр Загнутый лебединой шеей форштевень врезался в синие волны, лодья шла вперед острым курсом, так что квадратный парус грота был развернут почти вдоль ее деревянного корпуса. Римьяну не пугали ни волны, переваливающие временами через борт, ни возможность обстрела — она стояла на носу лодьи, всматриваясь в приближающиеся корабли. Ее бурый плащ, развеваясь, открывал лучам томящегося под облачной завесой солнца алый камень на ее груди. Он переливался, пуская отблески, как зловещий глаз морского чудовища. Ветер выбивал пряди ее светлых волос из прически, и они то метались по лицу, то были отбрасываемы той же силой назад. Римьяну это не заботило. Она не столько видела, сколько чувствовала приближение первого корабля — небольшого двухмачтового судна, ведущего за собой остальные, как косяк птиц. На баке того корабля тоже стояла одинокая фигура, почти у самого бушприта. И, хотя жрице было не разглядеть того человека, она чувствовала его решимость. «Ненависть? Гнев?» — задавалась она вопросом к самой себе. Теперь пираты были совсем близко. Их эскадра обладала меньшей численностью, чем та, которую возглавляла Римьяна. Однако пираты, скорее всего, имели больший опыт морских сражений, чем многие из тех, кто шел с нею. Впрочем, это было не важно. Она могла сделать так, что волны разверзлись бы прямо перед пиратскими судами и поглотили их всех! Могла… Но это был бы конец равновесию и всему, чему ее учили. «Быть может, этот человек, там, у бушприта, один из тех, кто потопил корабль, на котором работал ее брат, быть может, он собственной рукой убил его? Или кто-то из его команды? Что дурного в том, чтобы забрать жизнь за жизнь? Ведь пираты постоянно убивают кого-то, — размышляла она, — но ведь люди, находящиеся под опекой крепости жрецов, тоже воюют, убивают… забирают людей в рабство? Чем отличаются они от пиратов?» Ничем. Тогда зачем все это? Она подумала, что Старшая Жрица была права, говоря ей о ее гневе, который может повлиять на решение. Римьяна снова пригляделась к подходящим кораблям. «Может, вызвать ветер, и разметать всех нас по морю, чтобы никто не встретился?» * * * Ригзури наблюдал приближение вражеской эскадры, возглавляемой одним из жреческих кораблей. Вместо того, чтобы обозревать свой корабль с юта, он отдал несколько приказов и перешел на бак. Вглядываясь в приближающиеся корабли, он увидел фигуру у форштевня первой лодьи. Это была жрица, в развевающемся плаще и с тем самым алым камнем на груди. Он впервые видел одну из тех, кто жил на том далеком острове, где погибла его сестра. В нем закипала злоба. Однако, он не хотел давать ей волю, как в том судьбоносном сражении, результатом которого и явилась встреча этих двух эскадр. Он не должен был позволить потерять контроль над собой сейчас. Там стояла одна из них, бессердечных и безжизненных, та, из-за которой их враги не боялись поражения. Что ж, он даст отведать им новых ядер, его не остановит эта фигура в плаще. Он пришел сюда, чтобы изменить историю, пусть даже ценой своей жизни, он отомстит за убитых на Каперании и за смерть сестры. «Пришло время материку ответить за все». Ригзури кивнул Топорику, и на кораблях приготовились к маневру. * * * Эскадры сближались. Римьяна уже ясно могла видеть фигуру у бушприта их флагманского корабля — высокого светловолосого мужчину, решительно всматривающегося вперед. По мере приближения кораблей черты жрицы у форштевня лодьи становились все четче. Женщина, светловолосая, довольно молодая, спокойно вглядывающаяся в приближающийся корабль. Ригзури побледнел. Он не верил в легенды островитян об оживающих мертвецах, которые никем не опознанные могут ходить среди живых, однако сейчас он был близок к тому, чтобы изменить свое мнение. Взгляд глаз цвета грозового неба девушки встретился со взглядом глаз цвета штормового моря мужчины на вражеском корабле. И потеплел. Ригзури медленно поднял руку, и ответом этому стал громкий голос Топорика со шкафута и свист островитянина, передающий приказ на идущие за «Кеолой» корабли. Мгновение, и паруса на всей каперанийской эскадре стали подбираться. Корабли постепенно замедляли ход. Ригзури вдруг вспомнил рассказ Топорика о попытке отца вернуть свою жену от жрецов. Он снова посмотрел в глаза девушке на лодье. Значит, жрец соврал ему? Или же нет? Между тем, лодья, шедшая первой, паруса не сбросила и продолжала движение вперед к замедлившимся пиратским кораблям. — Кэп! — раздался рядом голос Топорика, — они уже близко, мы успеваем развернуться, и это расстояние нашего выстрела! — Не стрелять, — жестко прервал его Капитан, — подай сигнал о переговорах, пусть высылают вперед шлюпку! — Если они откажутся?! — недоумевал Топрик. — Посмотрим. Четверых в шеренгу и бортом, подай им сигнал, остальные пусть остаются сзади. На «Кеоле» паруса собрать! Топорик, недовольный решением капитана, беспрекословно, как и полагалось старпому, принялся за исполнение. «Кеола» легла в дрейф, поджидая, пока четыре последующих корабля поравняются с ней и развернутся. На краспицу взлетели два маленьких ярких флажка, призывавшие вражеские суда остановиться и выслать парламентера. Топорик был уверен в том, что этот сигнал проигнорируют, и уже готовился подать знак островитянину, чтобы тот отсвистел соседям — «заряжай!». Но к его удивлению на лодье стали подбирать большой квадратный парус, а вслед за этим отреагировали и остальные корабли материковой эскадры. С борта «Кеолы» и жреческого судна спустили по деревянной лодке, каждая с двумя гребцами и одним пассажиром. С «Кеолы» — ее капитан, с лодьи — жрица. Шлюпки вышли в пространство между двумя эскадрами, лежавшими в дрейфе, и начали движение друг к другу. Теперь столь близко, что двое в лодках уже ясно могли различать черты друг друга. Лодки сблизились. Ригзури и Римьяна стояли напротив, качаемые на волнах, и их взгляды соприкоснулись, как грозовое небо соприкасается со свинцовой поверхностью океана на горизонте. Римьяна почувствовала тот свет, что однажды спас ее после падения с обрыва, его было в избытке, и она легко шагнула через разделявшую две деревянных скорлупки линию, чтобы распахнуть своему брату объятия. Свет залил их обоих. Теперь она поняла, о чем говорила ей наставница. Вначале пути нужно отринуть все человеческое, чтобы потом его снова принять. * * * С обеих эскадр наблюдали очень странную картину, как Жрица переходит на шлюпку вражеского корабля и раскрывает объятья их Капитану. Топорик не знал, что и думать, не стоит ли броситься на помощь другу, вдруг это особый способ убийства? Кто знает, что на уме у этих жриц? Быть может, она взглядом подчинила их капитана своей воле? Тем временем на противостоящем корабле действия их предводительницы так же вызвали недоумение, но у них был четкий приказ, что решающее слово за Жрицей, и никто не посмел бы ослушаться. * * *