— Не могу поверить, что все это произошло без меня! — он затянул край ткани, — Вот если бы мне повезло этому молокососу люлей навешать! — Не разделяю твоего веселья, — Ригзури был мрачен, — ситуация критическая. Ты понимаешь, что вообще будет, если Алан умрет? — Расслабься. Не такое у нас бывало. И потом, ты сам же сказал, что удар был уже на излете и глубоко не прошел, к тому же справа — вообще не смертельно. Еще один шрам этого мальчишку только привлекательнее для их степных красавиц сделает! — Завидую я тебе, друг. Как у тебя получается на все так легко смотреть? — Ригзури повел перебинтованным плечом, — светлая ткань снова начала темнеть. — Ну что ты вертишься! — отчитал его Топорик, — ладно, и у тебя тоже скоро заживет… — Этот конфликт крайне нежелателен. При степняках, при металлургах… — продолжил капитан. — А ты все видишь с худшей стороны. Ну приструнил разгулявшегося парня, и что же? — Зачем Алан во все это полез, — не слушая его, рассуждал вслух Ригзури, — вот чего не пойму… Он поднялся. — Куда тебя теперь-то понесло? — Пойду проведаю Алана, — Ригзури двинулся к выходу из пещеры. Степняки перенесли своего раненого предводителя в шатер, разбитый прямо в пещере. Стоявший у входа охранник пропустил капитана, и отодвинув полог Ригзури вошел в шатер. Алан лежал там один, лицо его было бледно, и глаза прикрыты. Услышав шаги, раненый медленно разомкнул веки и посмотрел темными глазами на вошедшего. Ригзури опустился у изголовья и взял с пола пиалу, наполнив ее водой из кувшина, поднес раненому. Поддерживая его за голову, помог напиться. Алан попытался подняться, и Ригзури подложил ему подушку под спину, чтобы тот мог занять полусидячее положение. — Я знаю, за чем ты пришел, — тихо сказал степняк, — что ж, я отвечу. Он мой брат. Вот почему я вступился. Ригзури молчал, такого поворота он никак не ожидал. Алан слабо улыбнулся. — Я же тебе говорил — дела семейные… У нас одна мать. Я знал, что моя мать имела родство с южанами, но, оказывается, она бежала оттуда, когда на них напали люди из Крепости. А его отец — единственный, кто остался в живых из тех. Его забрали в рабство. Степняков не берут в рабство, знаешь об этом? Ригзури отрицательно покачал головой. — Они не подчиняются, их можно только убить, или они убьют тебя. А он подчинился. Он был одним из тех, кто ходил к горнякам, кто знал, как ковать. Он был им нужен. А у них был его младенец. — Другим степнякам это ведь не помешало бы? — спросил Ригзури, вспоминая слова Магура. — Ему помешало. Думаю, что дальнейшую историю ты знаешь. Уже из слов этого предателя. — И тем не менее, ты признал брата? — Кровь нельзя не признать… — Алан закашлялся. — Но отчего между вами вышла размолвка? — спросил Алана Ригзури, когда тот отдышался. — А ты разве сам не понял? — зло улыбнулся Алан, — он же старше. И тут кусочки мозаики событий последних дней начали собираться для Ригзури воедино. — Ты хочешь сказать, что он… Нет, но ведь он не сын твоего отца. — И все же он смел заявить о праве. — Кто-то еще знает об этом? — спросил Ригзури. — Нет, — ответил Алан. Ригзури не имел четкого представления о родовом и наследном устройстве жизни степняков, в его племени это, может быть, и играло бы значение, но все же последнее слово осталось бы за главной женщиной рода. Поэтому он спросил. — Разве не твоему отцу решать этот вопрос? — Это не совсем простой вопрос. Он наследник вымершего рода. Однако, — и Алан задумчиво улыбнулся, — если бы этот нож вошел глубже, он мог бы стать наследником и нашего. Ригзури вскинул бровь: — Хочешь сказать, он метил в тебя? — Нет, думаю, все же в тебя. Но оба попадания его бы не огорчили, — и он весело прищурился на собеседника. Ригзури почувствовал, как лед между ними, наконец-то, стал таять. * * * По пиратскому кодексу за бунт и нападение на капитана полагалась в лучшем случае высадка на необитаемый остров. Однако Суслик не был частью команды Ригзури. В ситуации, если между партнерами возникали несогласия, они имели право разойтись или стать противниками, и тогда один из кораблей мог превратиться в призовой. Но и эта ситуация не подходила: по существовавшей теперь на Каперании договоренности все капитаны в той или иной степени находились под командованием Ригзури, а в случае боевых действий «Кеола» становилась флагманским кораблем. И, несмотря на запутанность статуса, пираты сошлись на том, что Ригзури имел право требовать изоляции капитана «Алтеи», в связи с тем, что тот, помимо неподчинения и нападения, создал опасную ситуацию для обоих экипажей, ранив предводителя степняков. Окончательное решение было оставлено за Капитаном. Суслика держали отдельно. Горняки в конфликт не вмешивались, лишь предоставив помещение для узника. Когда Ригзури вошел к нему, тот сразу же отвернулся к противоположной стене, насколько это позволяло его связанное состояние. Ригзури обратил внимание, что еда рядом с ним нетронута. «Гордый и злой, — подумал Ригзури, — и всех ненавидит. Но ведь он многого добился сам, зачем все это рушить?» Капитан молча остановился подле узника. Тишину нарушил охрипший голос Суслика. — Ну давай уже! Озвучивай и катись! Мне не нужны твои назидания или, тем более, жалость! Ты пират или сентиментальная баба? — Ты думал, если убьешь Алана, займешь его место? — Ригзури спокойно смотрел на пирата, без презрения или неприязни. Суслик обернулся. Если бы он не был привязан к столбу, то, возможно, вскочил бы. На лице его были следы засохшей крови, нос распух. — Что? Что ты говоришь? — голос его хрипел, — я бы не стал его убивать… ведь он… — Твой брат, да, — кивнул Ригзури. Суслик снова осел на пол пещеры и отвернулся. Он на мгновение затих, тяжело дыша, а когда заговорил снова, голос его звучал спокойнее и словно даже с ноткой облегчения: — Он не должен был говорить тебе. Ты последний, кому это следовало бы знать. — Отчего ты так зол на меня? — А чего бы мне не быть?! — он снова вспыхнул, как свеча перед тем как угаснуть, — ты, как и я, как и мы все, пришел из ниоткуда, но они выбрали тебя — без опыта, заслуг… Ты даже меньше времени на Каперании, чем я, меньше в море… — Это мальчишество, — вздохнул Ригзури, — тогда уж отчего не капитана Ги? — Вот именно! — воскликнул пленник, — если бы его, то это было бы не так оскорбительно! — И поэтому ты отправился в экспедицию со мной? — Нет, конечно! Я хотел увидеть родную землю, о которой рассказывал отец. А ты — да я плевать хотел на тебя, твои идиотские приказы и тупую экспедицию! Тремя новыми пушками этих не победить, ты только обманываешь себя… А я… я просто хотел к своему народу… — Последние слова прозвучали устало. Суслик опустил голову. — Ну так и шел бы к своему народу, — почти зло сказал Ригзури, — «стоило все эти истории устраивать!» — подумал про себя, и продолжил: — сказал бы все с самого начала. Я бы тебя еще с большей охотой взял. Договорился бы с Аланом и остался. Вместо того, чтобы бродить здесь с ненавистью на весь мир. — Ты бы меня взял, зная, что обратно я с тобой не пойду? — с сомнением спросил он. — Да. Но корабль для перевозки пушек пришлось бы оставить нам или твоей команде, которая вряд ли бы захотела обосноваться на материке. Они оба замолчали. Суслик продолжал сопеть в стену. А Ригзури раздумывал, как же теперь со всем этим поступить. — Проблема в другом, да? — наконец, спросил Ригзури, — ты хочешь остаться в степи, но не как простой воин, конечно же, а чтобы мать признала тебя? — Это невозможно, — тихо сказал узник, — если она это сделает, я стану старшим сыном. Они не пойдут на это. — Но ведь ты не старший сын правителя. По чьей линии здесь передается власть? — По мужской, но в определенных ситуациях все родственники могут претендовать. Кровь здесь имеет значение. — И ты претендуешь? — Да! — опять воскликнул он, — на уважение, и статус! Я сын дочери правителя южной степи! Но моего народа больше нет… Мне не нужна их северная степь, я хочу свою землю… — И жить там один? Ты сам сказал, что народа твоего больше нет, и не племя Алана виновато в этом, но те, против которых мы льем здесь пушки, — холодно сказал Ригзури, и внутри зашевелись его воспоминания, его боль. И тогда он тихо добавил: — ты думаешь, ты один, кого они разлучили с его народом и его землей? Суслик посмотрел на него со вниманием. — Ах вот оно что… — и снова опустил голову, — ну тогда ты еще больший мечтатель, чем я… Они снова замолчали. Ригзури почувствовал, что больше не злится на Суслика. — Ладно, — сказал он, — Ты можешь мне пообещать, что больше ничего не выкинешь? И я скажу, чтобы тебя развязали. И поешь. — Не буду я тебе ничего обещать, — ответил тот, но без злобы в голосе, — я уже сказал, что мне твои подачки и милости не нужны.